Безумный мир дворянина Поприщина

В сумасшедшем доме: Артем Гареев (слева направо), Сергей Черкасов и Юрий Жилин. Фото: AFP / Scanpix

Николай Васильевич Гоголь — писатель мистический. Но это вовсе не значит, что на сцене, где ставятся его творения, все должно быть окутано едким дымом, а из углов должны выглядывать кувшинные рыла, а может, и физиономия самого черта.

Мистика Гоголя заключается в первую очередь в постоянно расширяющемся смысле его слов, которые вдруг начинают звучать как  пророчества.

Душа и стонет, и тоскует

Возможно, они просто так, безо всякой задней мысли сорвались с пера, а много лет спустя вонзились прямо в центр мишени.

Когда Сергей Черкасов, играющий титулярного советника Аксентия Ивановича Поприщина, произносит: «Говорят, во Франции большая часть народа уже признает веру Магомета», по залу прокатывается нервный смешок. То, что во времена Гоголя казалось бредом безумца, сегодня стало буднями.

А не безумен ли весь мир, в котором нам выпало существовать?

Этим вопросом задается молодой российский режиссер Антон Коваленко, поставивший «Записки сумасшедшего» в Русском театре. Спектакль получился нетрадиционный. По своему театральному языку и по подходу к тексту.

«Записки сумасшедшего» обычно играются как моноспектакль. В 99 случаях из ста маленький человек Поприщин начинает страдать с первых секунд пребывания на сцене. Он унижен, ничтожен и раздавлен с самого начала. Но верно ли это? 

Почему-то повелось всех гоголевских «маленьких людей» (а заодно и «бедных людей» Достоевского) стричь под одну гребенку, не замечая, что Поприщин и, скажем, Акакий Акакиевич — не одно и то же.

Антон Коваленко ставит не только отдельно взятую повесть, но и огромную часть контекста и драмы гоголевской жизни. Зачином и рефреном спектакля становится гоголевский стих: «Италия — роскошная страна! По ней душа и стонет, и тоскует…», только время от времени Италия (где Гоголь провел самые счастливые дни своей жизни) подменяется Испанией из бреда Поприщина.

Весь спектакль так и строится — как сложная и многослойная система плавающих образов-знаков.

Одно значение тащит за собой другое, третье, целый букет… Раз Италия — значит, вспоминается  дружба Гоголя с создателем гениального полотна «Явление Христа народу» Александром Ивановым; писатель и живописец были в Италии вместе.

И сцена, в которой  Поприщина, надевшего «королевскую мантию», обливает водой Мавра (Елена Тарасенко; впрочем, она не только Мавра, в этот образ впрессовано несколько очень важных смыслов) — эта сцена становится намеком если не на крещение, то, во всяком случае, на некий обряд, приобщение к таинству.

Но когда Мавра (уже не совсем Мавра) моет ноги Поприщину, это уже похоже на омовение ног Христа Марией Магдалиной…

Да, Поприщин в спектакле — мученик и страдалец. Но страдает и бунтует он не как Акакий Акакиевич. Величественно.

Двойник и две собачки

Многослойность образной системы отражена и в могучей и выразительной, при всем ее лаконизме, сценографии (художник Николай Слободяник).

Стол на сцене может быть и канцелярским, и операционным, и кроватью в доме Поприщина, и смертным ложем, а стремительно пролетающие от стола в углы зала и обратно белые экраны рассекают пространство, делая его то условным Петербургом, то условной страной поприщинских грез.

Сам герой у Черкасова вовсе не унижен. Он энергичен, а порою заносчив и агрессивен. Так он отстаивает чувство собственного достоинства.

Он постоянно напоминает о своем дворянском происхождении; его несчастье в том, что он был слишком светел и легок и не успел сделать карьеры, а теперь поздно — жизнь проиграна…

Мистический двойник Поприщина, а потом и санитар в психолечебнице (Артем Гареев) — темная (и пробивная) альтернатива  Поприщину, герой мог бы стать таким, но увы…. А роль начальника отдела (Юрий Жилин) и вовсе полна плавающих смыслов.

Суровый и тяжеловесный, он то и дело по-отечески утирает Поприщину нос, поправляет воротник и т.д. Это не просто начальство, это метафорический образ Отечества, то есть официальной системы, государственного устройства, давящего на героя и сводящего его с ума.

Положение во гроб

Мейджи (Рима Зайнулина) и Фидель (Наталья Дымченко) — не просто две собачки, а гротескный образ барышень из «высшего света» (судя по вульгарным манерам, не столько гоголевской эпохи, сколько наших дней).

Вопреки букве гоголевского текста, но не противореча духу, Коваленко заставляет героя умереть в сумасшедшем доме, а его последнюю реплику, глумливую и бессмысленную («А знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?»), передает двойнику Поприщина.

Финал — берущий за душу, трогательный — Коваленко выстроил на другой реплике: «Матушка, спаси твоего бедного сына!».

В финале спектакля роль Тарасенко перетекает в образ материнского начала, Mater Dolorosa (Мать скорбящая (лат.) — Ред.), оплакивающей своего замученного сына.

Спектакль впечатляет, а временами потрясает. Хотя это, конечно, знаковая режиссура, постановщик мыслит броскими метафорами, но не требует от актера развития образа, и оттого непроявленным остается тот переломный момент, когда Поприщиным овладевает безумие.

Но это — спектакль высокой театральной культуры, актеры работают в нем самозабвенно, а между финалом и первыми аплодисментами повисает та самая тишина, которая свидетельствует: зрители не только смотрели, но и думали.

Спектакль

Николай  Гоголь

«Записки сумасшедшего»

Режиссер: Антон Коваленко (Россия)

Художник: Николай Слободяник (Россия)

В ролях: Сергей Черкасов, Артем Гареев, Юрий Жилин, Рима Зайнулина, Наталья Дымченко, Елена Тарасенко.