О чем думают наши русские?

Игорь Таро, Фото: Pm

Медийный образ русскоязычных в Эстонии слишком искажен. Игорь Таро находит, что в последние лет двадцать заботу о русскоязычном меньшинстве взял на себя МИД России, хотя свои проблемы здешние русские могут решать сами.

Давеча в одной из местных русских газет бросился в глаза заголовок, дескать, неким рейтинговым русским кандидатам в Европарламент удалось договориться о едином списке. Порадовался, конечно, за них, но, как ни пытался, так и не смог догадаться, о каких же трех-четырех фамилиях может идти речь.

Интерес продолжить чтение у меня совершенно пропал, и пришлось мне лицезреть многочисленные заголовки на тему, кого все-таки накажут в связи с высказыванием некого руководителя школы, осудившего мнение ученика этой школы, который, в свою очередь, позволил себе от имени возглавляемой им ученической ассамблеи выступить с критикой в адрес посла соседнего государства.

С одной стороны, меня как жителя деревенского, дом которого всего-то минутах в десяти пешего хода до границы с тем самым государством, так что время от времени случайно оказываюсь даже в ихнем роуминге, вся эта передряга слегка позабавила.

Однако, углубившись немного в интригу, я понял, что не так все просто. Оказывается, ученику общеобразовательной школы удалось замутить нечто большее, чем муниципальный гражданский форум. В нашем инфопространстве наконец-то был поднят вопрос, а о чем же все-таки думают наши русские?

Оговорим сразу, что русские в данном случае — понятие не этническое, а скорее социокультурное. Языковое, если хотите. Наряду с уроженцами Тверской и Ульяновской областей и их потомками, родившимися уже в Эстонии, тут и белорусы, и украинцы, ну и т.д. Короче, компания достаточно пестрая, хотя и именуется последние лет двадцать таким вот термином и всяческими его эвфемизмами типа «соотечественники».

В общем, такое ощущение, что весь этот конфликт с заявлениями и их опровержениями закрутился именно вокруг того, кто имеет право представлять интересы, а также выражать мнение всей этой многотысячной братии?

Посол, присланный в Эстонию из учреждения, где тема соотечественников уже десятилетия не дает дип­ломатам заниматься действительно актуальными проблемами во взаимоотношениях с соседними странами? Или ученик, раскритиковавший пос­ла за его медвежью услугу и получивший в ответ публичную порку?

Или мадам, которая на всякий случай поспешила публично отмежеваться от критики в адрес посла? Или товарищ, зачем-то обзвонивший ребят из ученической ассамблеи с целью «проверить, все ли в курсе»?

Уж очень сильно почему-то некоторые личности по этому поводу забеспокоились. Я не имею в виду министра образования Тыниса Лукаса, которого пресса буквально засыпала вопросами по этой теме. Я о тех, кто делал это по своей личной инициативе.

По уже сложившемуся за последние лет двадцать обычаю, заботу о русскоязычном населении в Эстонии (и в Балтии вообще) почему-то взял на себя российский МИД. И вот из года в год в доме на Смоленской площади в Москве строчатся заявления на Единую ленту новостей о том, как чувствуют себя все эти русские, русско-

язычные или просто соотечественники в Эстонии.

А спрашивали ли эти товарищи хоть раз мнения тех, от чьего имени они выступают? Ну да, пара-тройка имен в этих сообщениях иногда приводится.

Но когда в течение нескольких лет газета «Известия» интервьюирует в связи с событиями в Эстонии исключительно двух персон (один хоть Герой СССР, а у второго пока, кроме премии тех же «Известий», ничего), то это говорит больше о газете «Известия», чем об Эстонии и происходящем в ней.

Один ученик этот порядок вещей осмелился нарушить. Рутинное, ничем не примечательное интервью посла получило неожиданный отпор, который всколыхнул общественное болото, за долгие годы уже привыкшее к своему жизненному укладу.

Получается, что кучка в общем-то маргинальных личностей долгое время заполняла медийное пространство, «представляя интересы» и формируя информационный облик т.н. русской массы, которая, в принципе, себя от этого ни лучше ни хуже не чувствовала.

Хотя погодите. Если вспомнить события двухлетней давности, когда в России пошла мода объявлять бойкоты «всему эстонскому», то многим здравомыслящим русским в Эстонии было понятно, что пострадают в первую очередь они же сами. Ни местными затейниками-защитниками, ни их тамошними покровителями эти голоса услышаны не были.

Да чхать они хотели, что там думают низы местной русскоговорящей общины, когда на повестке дня — отпор империалистической гидре США в лице мелкой, но очень гадкой Эстонии. Дорогие соотечественники, вы, конечно, нам нужны, но в другой раз... И так раз за разом.

Чем же живет это пресловутое русскоязычное меньшинство? Беспокоит ли его отсутствие политических прав, которые заинтересованные личности намеренно путают с универсальными правами человека? Судя по опыту предыдущих лет, вряд ли.

Вопрос выбора гражданства решается зачастую, исходя из сугубо практических соображений. Мало кто берет паспорт страны, апеллируя в первую очередь к тем чувствам, которые переполняют его при исполнении гимна этой страны. К гражданству как к институту вообще редко относятся осознанно, в представлении гражданина оно связывается скорее с цветом корочек проездного документа.

В кругу моих знакомых российское гражданство выбирали в основном ради безвизовых поездок к родственникам в Россию. Есть прецеденты, когда переехав в Россию, сохраняли эстонскую прописку и вид на жительство, дабы не служить в армии.

Точно так же «синий» паспорт стал в первую очередь символом беспрепятственного проезда в Европу.

А т.н. «серые» паспорта, которыми пользуются лица без гражданства, можно было бы скорее классифицировать как справку о том, что владельцу по барабану гражданство и все с ним связанное. Тому трудно найти рациональное объяснение, кроме отсутствия желания и мотивации получить эти самые политические права.

Когда я учился в начальной школе, а это была русская школа в Выру, то в нашем классе достаточно сильно чувствовалось ментальное разделение.

Примерно половина детей была из местных, вторую же половину составляли в основном дети военных, которых ничего не связывало ни с городом, ни с Эстонией. Так вот от них я узнал, что все мои друзья эстонцы — это «кураты» и что если в классном походе и есть смысл во что-то поиграть, то непременно в войну между «немцами» и «русскими».

Для половины класса уроки по эстонскому языку были скучны, в силу владения языком хотя бы на разговорном уровне, а другая половина воспринимала их, как кару небесную.

Почему в военном городке в подъездах постоянно несло мочой, ученым еще предстоит выяснить, но осмелюсь выдвинуть гипотезу, что связано это было с отсутствием чувства родного дома. То были далекие 1980-е. С тех пор советскую армию вывели из Эстонии, и запаха мочи сильно поубавилось в наших подъездах.

Едва ли среди наших русских намного больше, чем среди эстонцев, тех, кто действительно ностальгирует по тем временам. Даже те, кто время от времени отводит душу риторическим «а вот раньше...», вряд ли хотят вернуться во времена дефицита колбасы, очередей на «Жигули» и прямых трансляций по ЦТ партийных съездов.

Ребята, окончившие ту самую русскую школу в Выру, без особых проблем поступали в эстонские вузы и делали карьеру. В поезде Таллинн-Москва на станции в Нарве вам все чаще попадаются пограничники, чей легкий акцент ни в коей мере не умаляет их профессио­нализма, по сравнению с коллегами «коренного» происхождения.

Для этих людей их этническая принадлежность в повседневной жизни является столь же важной, что и для эстонца происхождение островитянина или сету. Это об их самочувствии беспокоятся «рейтинговые кандидаты» в Европарламент? И совершенно напрасно, потому как их фамилий подавляющее большинство русскоязычных даже и не знает...