Ушел из жизни Борис Стругацкий. И с ним ушла целая литературная эпоха веры в человека, в его доброту, благородство, готовность жертвовать собой ради других.
Трудно, когда боги умирают
Очень много лет по лучшему, на мой взгляд, роману Бориса и Аркадия Стругацких «Трудно быть богом» снимает фильм выдающийся режиссер Алексей Герман.
И даже говорят, что фильм уже готов, и даже кто-то где-то его видел; там показана судьба современного человека, оказавшегося в мрачном, пропахшем нечистотами и предательствами тошнотворном средневековье, и герой ничего не смеет в нем изменить, может только
наблюдать.
Сейчас стало ясно — хотели этого писатели или нет, — что это условное средневековье не по форме, но по сути очень напоминало время и страну, в которой они жили и в будущее которой они верили.
Самым популярным их романом, несомненно, был «Пикник на обочине», который экранизировал Андрей Тарковский. Борис Натанович Стругацкий рассказывал мне о двойственном отношении к этому знаменитому фильму, в котором гениальный режиссер попытался сказать то, что не было соприродно убеждениям писателей.
Роман вообще-то родился из безделицы. Аркадий и Борис гуляли по Комарову и вдруг заметили у тропинки следы пикника: консервные банки, догоревший костер, машинное масло натекло. А как воспринимают лесные жители эти останки пиршества богов? Муравьи растаскивают крошки, жук увяз в машинном масле...
В книге люди селятся вокруг «зоны» — опасного для жизни, загадочного места, где побывали пришельцы из космоса; они оставили после себя массу странных предметов, которые интересуют ученых, но еще больше — мародеров, спекулянтов, сталкеров — отчаянных смельчаков, в одиночку по ночам пробирающихся в зону и выносящих оттуда добычу для подпольной продажи. Лихие сталкеры гибнут, или их арестовывают власти, или у них рождаются дети-мутанты…
Сталкер в зоне
Нет в литературе героя привлекательнее, чем благородный бандит: от Робин Гуда до Дубровского, от героев Мериме до героев Борхеса; «Крестный отец» — тиран и покоритель сердец. В грубоватого сталкера Стругацких — грабителя зоны — влюблялись не только на родине, но и в десятках стран, где переводилась книга.
В финале, как и положено благородному разбойнику, он достигал просветления: оказавшись перед светящимся шаром, выполняющим любое желание, прокричал: «Счастья всем! И пусть никто не уйдет обиженным!»
«Мы с братом, — рассказывал Борис Стругацкий, — переделывали, уточняли сценарий, постепенно все больше удаляясь от своей первоосновы. Сталкер Тарковского — современный Христос, совершающий жертвенный подвиг во имя людей, во имя того, чтобы в них сохранилась вера.
Не во всем мы с Тарковским поняли друг друга, не совсем совпали в трактовке его людей-символов, выросших из наших персонажей. Мы были слишком верующими большевиками, верующими коммунистами, чтобы прийти к Богу. Отсюда и суперменство иных наших героев, дидактизм и даже оттенок фанатизма».
«Представление о существовании Бога — самая всеобъемлющая научная гипотеза. Высокая экономичность, краткость формулировки: Бог — нравственность. Но всякий рационалистичный человек прекрасно понимает, что нравственность свою можно содержать в полном порядке и без веры в Бога, опираясь на Друга, Работу, Любовь, — говорил Борис Натанович. —Ведь для большинства Бог — надежда на помощь, надежда на спасение, когда жить стало невыносимо. Костыль для тех, кого не держит позвоночник. Но с другой стороны, безумно трудно жить, рассчитывая только на самого себя, своих друзей, удачу…»
Друзья познакомили меня с Борисом Натановичем через несколько лет после смерти Аркадия Стругацкого. Борис Натанович все время возвращался в разговоре к теме своего литературного одиночества. Он говорил: «Я всю жизнь работал двуручной пилой, рассчитанной на двоих, и больше уже ничего написать не смогу».
Фантазия и реальность
Жанр, в котором работали писатели, назывался чуть-чуть снисходительно: фантастика. Веселый и остроумный, разошедшийся по фразам в быт читателей «Понедельник начинается в субботу», фантасмагорическая «Сказка о тройке», трагические «Гадкие лебеди».
«Тридцать пять лет мы с братом пытались доказать, что фантастика, как и всякая литература, строится по тем же законам художественной достоверности, так же размышляет о жизни и смерти, о судьбе человека, — говорил Борис Натанович. — Водораздел определяется не термином, а качеством. Французская ассоциация фантастов считает Гоголя своим патроном.
При всем желании не назовешь реалистами ни Гофмана, ни Кафку, ни Булгакова. Можно говорить о гиперболе или эстетике сна, о метафоре или гротеске, сюрреализме или утопии, но если обобщить, то всякое произведение, в котором есть элемент маловероятного, невозможного, относится к жанру фантастики. И исторический роман — двоюродный брат фантастики, поскольку строится на невозможности — невозможности прошлого».
«А цензура, кстати, по отношению к фантастике была всегда еще строже, чем к реалистическому произведению. До сих пор стоит перед глазами какое-нибудь цензурное мурло, которое нам объясняет, что если в фантастическом романе профессор приобрел сапоги с нестирающимися подошвами, то это можно, а вот если появляются в том же романе черти и змеи, то этого нельзя ни в коем случае», —вспоминал писатель.
Борис Стругацкий считал, что у писателя есть обязанности: «Писатель обязан писать так, чтобы его читали. Это привычный, естественный, нравственный долг. Как заповеди «не убий», «не укради» — обосновать логически невозможно, их нужно просто соблюдать.
По утрам нужно чистить зубы, нужно уважать родителей, нужно, чтобы тебя читали. Писатель не тот, кто пишет. В свое удовольствие пишет графоман. Писатель — тот, кого читают, чьи книги ждут».
«Всякий писатель уверен, что свою самую главную книгу он еще не написал. Мы с братом всю жизнь мечтали написать не просто реалистическую, а даже документальную книгу о своей семье, о своем отце, — говорил Борис Натанович. — У Фейхтвангера есть роман «Еврей Зюсс»; мы хотели написать «Еврей Натан».
У нашего деда, адвоката, было три сына, и все ушли в революцию. Младший погиб на гражданской войне, старший был расстрелян в 1937-м, отец, средний, Натан, искусствовед по образованию, вступил в партию большевиков в 1916-м и был предан ей до конца своей жизни.
Он был из тех «комиссаров в пыльных шлемах», о которых поется в песне Окуджавы и о которых снимали романтические фильмы. Он прожил страшную прекрасную жизнь. Когда началась Ленинградская блокада, он, больной, с пороком сердца, записался добровольцем в ополчение.
Потом отец и мой старший брат Аркадий пытались уехать из блокады. Но до Вологды, куда шел состав, никто не доехал, все погибли в дороге. Выжил один только человек — Аркадий. Мы с мамой остались в Ленинграде, и две лишние продуктовые карточки — отца и брата спасли нам жизнь».
«Я боготворил старшего брата и писать начал ему в подражание. Мы жили в разных городах — один в Питере, другой в Москве, но писали вместе, съезжаясь, оговаривали каждое слово. И так и не написали документальный роман...»
В эти дни очень многие писатели, общественные деятели, читатели откликнулись на горестное известие о смерти Бориса Стругацкого. И почти все написали: «Закончилась эпоха». Наверное, закончилась литературная эпоха веры в человека, в его доброту, благородство, готовность жертвовать собой ради других.
Писатель
Борис Стругацкий
• Борис Натанович Стругацкий — советский и российский писатель-фантаст, сценарист, переводчик, создавший в соавторстве с братом Аркадием Стругацким несколько десятков произведений, ставших классикой современной фантастики.
• Годы жизни: 15 апреля 1933 — 19 ноября 2012.
• Окончил математико-механический факультет Ленинградского университета по специальности «астроном», по окончании университета работал в Пулковской обсерватории.
• Вместе с братом Аркадием Стругацким начал печататься с 1957 года.
• Брат — Аркадий Натанович Стругацкий (1925-1991), по специальности переводчик с японского и английского языков.
• Братьями Стругацкими написано несколько десятков произведений, наиболее известные — «Трудно быть богом», «Пикник на обочине», «Понедельник начинается в субботу», «Отель «У погибшего альпиниста», «Обитаемый остров» и др.