Дмитрий Харченко: своим языком я считаю эклектику

Бессменным автором и ведущей «Батареи» является писатель Елена Скульская. Фото: ETV

Танцору и хореографу Дмитрию Харченко всегда было интереснее соединять разные вещи, чем углубляться в какое-то одно направление и именно поэтому в его постановках соединены балет и слово, песни и драматическое действие. Сам Дмитрий уже давно считает эклектику своим языком, о чем он рассказал в интервью передаче «Батарея», передает rus.err.ee.

Однажды Чарли Чаплина попросили показать типичного клоуна - и из-за ширмы к зрителям вышел человек, очень грустный с внимательными глазами. Если вы когда-нибудь застанете врасплох балетного артиста, вы увидите, что он сидит согнувшись, и что ноги он поставил носками вовнутрь, потому что в этот момент он думает, готовится и отдыхает. И когда он говорит — он тоже готовится и тоже отдыхает. Поэтому с артистами балета всегда интересно поговорить. В гостях у передачи «Батарея» - танцор и хореограф Дмитрий Харченко.

Синтез и эклектика — эти два понятия неизбежно приходят на ум, когда я думаю о ваших постановках. Вы соединяете несоединимое — балет и слово, оперу и балет. У вас есть соперничество песни и драматического действия. Как вы сами относитесь к своим постановкам?

Свои постановки я очень люблю, иначе бы я их не делал. Меня очень радует, что вы вспомнили об эклектике. Эклектику я уже считаю своим языком, и не раз об этом говорил. Мне это близко, и, возможно, мои постановки эклектичны не только потому, что в них есть синтез разных жанров, разных направлений, они эклектичны уже внутри - по языковому и хореографическому тексту, по построению постановки, по выбору музыки, которая может быть совершенно разных жанров. Мне всегда было интереснее соединять разные вещи, чем, скажем, углубляться в какое-то одно направление, в один жанр, одну эстетику.

У вас два разных образования. Вы закончили балетное училище, долгое время танцевали и сейчас ещё танцуете и вы закончили Петербургскую консерваторию, как режиссер музыкальных спектаклей. Как взаимодействуют эти две составляющие вашей творческой личности?

Думаю, что они совсем не взаимодействуют, хотя моё высшее образование является прямым продолжением основной деятельности. После танцев какая-то часть танцоров становится постановщиками, хореографами или педагогами.

Что для вас сейчас самое главное?

Конечно же, постановочная деятельность. Я преподаю в балетной школе, но педагогику я никогда не считал своим предназначением, хотя иногда это очень интересно. Я вообще считаю, что педагогическая деятельность интересна тем, что педагоги сами могут учиться.

Что вы преподаёте?

Очень сложный предмет — актёрское мастерство артистам балета. Когда я учился в школе, то мастерство актёров включало исключительно классическую мизансцену, я пытаюсь эти рамки раздвигать.

Чем вы руководствуетесь?

Этот предмет сложен ещё тем, что у него не существует как таковой методики преподавания. Руководствуюсь своими какими-то знаниями, возможно своим опытом, я и танцором сталкивался с какими-то задачами.

У вас такой огромный диапазон тем, к которым вы обращались в спектаклях — и песни Эдит Пиаф, и документальная фотография, и то, что вы делаете сейчас. Это настолько разнообразно - как вы это будете собирать?

Не знаю, мне вообще кажется, что то, что касается темы... Думаю, что у многих постановщиков тема всё время одна, может две, может три. И они как-то варьируются, а материал, на котором она ставится - это, возможно, такой фундамент, основа.

Вы сказали, что у каждого постановщика есть одна-две темы. Назовите ваши одну-две главные темы, которые вы пронесли через всю жизнь. Это, видимо, разговор о вашем понимании мира?

Не знаю, это, наверное, очень личное. Думаю, что постановщики вообще, когда проносят тему, для чего они и выпускают спектакли, пытаются её где-то в каком-то смысле завуалировать, найти какие-то переходы. Скажем, сказать, что спектакль о жизни и о любви - это звучит пошловато, пока это всё не обретает какой-то другой текст. Мы не можем назвать ни одного спектакля, ни одной постановки, ни одной книги, которая бы не рассказывала ни о жизни, ни о любви, ни о взаимоотношениях между людьми.

Несомненно. Но в вашем случае можно сказать, что это спектакли о жизни творческого человека?

Думаю, что о личности.

О личности или о творческих людях. И если о любви, то о любви несчастной, ведь только она может быть поводом для искусства?

Нет, я так не думаю. Я не знаю, ныряю ли я кому-то в душу, к той же Пиаф, или я ныряю к себе и ковыряюсь в том, что важно для меня.

Вы занимаетесь не только бессловесным искусством, у вас есть и тексты, сопровождающие тот или иной спектакль. Вы имеете прямое отношение к слову. Мне кажется, что людям, связанным с музыкой, с балетом, слово кажется более низким жанром. Как вы относитесь к своим текстам?

Для меня текст важен, я частенько чувствую нехватку текста и учитывая, что я достаточно работал с текстом — ставил и оперу, и два больших мюзикла, и для одного мюзикла я сам писал и тексты песен...

Бременские музыканты?

Да, там великолепные тексты, но проблема была в том... Это был заказанный материал. Каунаский музыкальный театр заказал мне спектакль, и в тот момент, когда я начал над ним работать, была такая «легкая» проблема с тем, что Ливанов (Василий Ливанов - советский и российский киноактёр, сценарист, писатель, режиссёр, мультипликатор, заслуженный артист РСФСР - ред.) не позволял использовать свои истории и свои тексты.

Вообще не позволял?

Да. Сейчас такие спектакли уже ставят, но в тот момент использование этой истории было запрещено. Я не мог никак обойти музыку Гладкова (Геннадий Гладков — советский и российский композитор — ред.), потому что мне всегда казалось, что с этой музыкой я должен сделать какую-то постановку. И тогда пришлось придумать немножко новую историю. Ведь если мы вспомним Братьев Гримм, то у них ведь истории, как таковой, нет — нет ни принцессы, ни Трубадура, ничего там этого не существует.

А песни?

Вот с песнями и была проблема. Самое ужасное было в том, что хорошо писались слова песен, которые не были хитами. А что касается песни бременских музыкантов или «Солнце взойдет», то для меня это было трагедией. И к счастью, текст сразу же переводился на литовский. Я краснел и пыхтел, когда приносил этот текст.

Вы написали и тексты песен?

Да, и тексты песен тоже, потому что текст оригинальных песен не совсем ложился на этот сюжет. И даже когда в Каунасе проходили музыкальные репетиции и когда состоявший полностью из литовцев оркестр репетировал лишь музыкальную часть, то они не могли удержаться, чтобы не петь «такая-сякая убежала из дворца». Переделывать песни — это было для меня трагедией. Вдобавок, я ещё первый раз писал не для себя и не в ящик. И мне это было интересно, как опыт.

С Дмитрием Харченко беседовала Елена Скульская.

Подготовка и выпуск передачи «Батарея» осуществляются при поддержке Европейского фонда интеграции граждан третьих стран, Фонда интеграции и миграции "Наши люди" (MISA) и Министерства культуры Эстонии.