Лейтмотивом прозы Марта Кивастика является необратимость хода времени.
Для подписчиков
Печальная жестокость «Автопортрета» Кивастика
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Литературное творчество Марта Кивастика вряд ли широко известно читающей по-русски публике. В лучшем случае это имя ассоциируется с кинематографом.
Ведь речь идет о сценаристе фольклорного фильма-мюзикла «Таарка» (2008), а также о режиссере драмы «Один мой друг» (2011). Между тем, литературная биография Кивастика началась более двадцати лет назад.
На русском языке короткая проза Кивастика уже была представлена на страницах журнала «Вышгород». Однако появление в этом году в серии «Лауреаты литературных премий Эстонии» сборника новелл «Автопортрет с женой и лошадью» стало первой переведенной на русский язык книгой этого современного прозаика, продолжающего традицию модернизма.
Пробный камень души
Кивастик — автор более десятка книг, его проза удостоена премий Эдуарда Вильде и Фридеберта Тугласа. И это не просто констатация формальных регалий. Тексты Кивастика сочетают в себе характерное для творчества Вильде стремление к историзму, готовность восприятия жесткой реальности безо всяких иллюзий с тугласовской изящностью стиля и емкостью символов.
При этом Кивастик отнюдь не кажется старомодным и консервативным моралистом. Его взгляд на прошлое наделяет события минувших лет некой магической вневременной актуальностью, что вполне позволяет говорить о созвучности его прозы интонациям Яна Кросса.
Сборник новелл Кивастика объединяет пятнадцать загадочных и печальных сюжетов. Его герои живут и умирают, ищут смысл и назначение истории, куролесят и исповедуются, продают и покупают лошадей, выясняют отношения, поддаются искушениям и пытаются противостоять неизбежности.
При этом созданные писателем женские образы вызывают преимущественно противоречивые чувства, а вот кони и собаки почему-то оказываются практически воплощением самого совершенства.
Судя по всему, в глубине своей широкой души Март Кивастик склонен считать именно этих представителей мира фауны если и не венцом творения, то уж как минимум пробным камнем человеческих душ.
На пороге вечности
Март Кивастик не относится к числу тех прозаиков, которые убегают в литературное творчество от неудобных вопросов и злободневных проблем. Его герои существует здесь и сейчас, но в то же время как бы невзначай оказываются на пороге вечности.
При этом они отнюдь не утрачивают своей внешней реалистичности. Возможно, что именно эта многоплановость повествования является одним из секретов притягательности его текстов.
Кивастик умеет просто говорить о самых сложных и нелицеприятных вещах. О ходе времени и угасании надежд («Зеркало»), о жизни и смерти («Осень»), о том, что в войнах и революциях рано или поздно всегда побеждают именно те, на чьей стороне оказывается Бог, пусть даже явленный в виде странной причуды или же роковой случайности («Полет»). Его герои любят выпить и готовы отдать полцарства за коня («Царь Эдип»), сами не до конца понимая природы живущей в них страсти.
Скажем, в давшей название всему сборнику новелле «Автопортрет с женой и лошадью» речь идет о внутреннем одиночестве и прагматизме современного делового человека, неотвратимо теряющего внешние атрибуты привычного социального статуса.
Вынужденный в преддверии неминуемого банкротства в срочном порядке продавать любимую верховую кобылу, главный герой в момент завершения сделки внезапно теряет самообладание, вряд ли до конца осознавая, что именно объезженная лошадь веками являлась не только важнейшим символом власти, но и олицетворением витальной силы.
Кажущаяся на первый взгляд совершенно обыденной и приземленной история взаимоотношений человека и животного внезапно превращается в зловещую притчу о предвкушении перехода в небытие.
Тонкий психологический символизм модернистской новеллистики Кивастика явно выходит за рамки мимолетной злободневности, тесно сопрягаясь с миром мифологических архетипов.
С иронией о смерти
Тему старости и смерти в несколько неожиданном ключе продолжает новелла “The Rolling Stones“, повествующая о нежелающих покоряться трагической неизбежности вечно молодых тартуских хулиганах. За внешней брутальностью этих персонажей скрывается беззащитность.
Этот же суровый мотив развивает целая галерея колоритных выпивох — героев новелл «С понедельника по пятницу, 11-02» и «Тень». Сдобренные изрядной долей горькой иронии жестокие и печальные сюжеты писателя как бы невзначай обретают экзистенциальное измерение.
Кажется, что Кивастик пишет о малозначительных повседневных вещах, однако в конечном счете внешняя простота его повествования оборачивается изящной иносказательностью, грубость и сквернословие не самых симпатичных героев переходят в исповедальную искренность, жестокость смягчается, уступая место участию и состраданию.
Все это придает сюжетам писателя емкость и динамизм. Порой кажется, что некоторые небольшие новеллы по своей содержательной насыщенности вполне сопоставимы с целыми повестями и даже романами.
Тексты Кивастика вообще отличает высокое внутреннее напряжение, его бытописание нередко переходит в многозначную аллегорию, дающую повод для не слишком утешительных размышлений.
Временами новеллистика Кивастика тяготеет к зловещему мистицизму, напоминая о короткой прозе Аугуста Гайлита. Однако даже повествующая о двойном убийстве новелла «Эй, Юхан!», самая кровожадная история сборника, парадоксальным образом завершается вполне умиротворяюще, почти гармонично. Жестокость Кивастика печальна, а печаль светла.
От Хурта до Пушкина
Представленные в книге новеллы удивительным образом органично сочетают в себе самобытность эстонского национального начала и почти всемирную межкультурную отзывчивость.
С первых же страниц читателя встречают имена не только таких национальных классиков как композитор Рудольф Тобиас или фольклорист Якоб Хурт, но также русских и остзейских художников-портретистов Юлия Клевера, Юлии Хаген-Шварц, немецкого писателя Бенно Фолкнера, английского романиста Сомерсета Моэма и, конечно же, неоднократно упоминаемого Александра Пушкина, к которому Кивастик явно относится совершенно особым образом.
«Печален будет мой рассказ», — цитирует он великого русского классика XIX столетия в завершении открывающей сборник новеллы «Зеркало». Думается, что именно эти слова могли бы стать самым достойным эпиграфом к творчеству этого современного эстонского прозаика.
Лейтмотивами прозы Кивастика являются необратимость хода времени, одиночество и старение.
И все же его взгляд на мир никак не назовешь пессимистичным. Скорей это своего рода литературная терапия, отнюдь не безболезненная, но укрепляющая дух и вселяющая надежду если не на счастливый исход, то по крайней мере на то, что все в этой жизни идет своим чередом и в конечном счете оказывается отнюдь не напрасным.
Созданный Кивастиком автопортрет современности беспощаден, но несколько смягчен за счет искренности диалогов с самим собой и читателем:
«— Что ты сейчас читаешь?
От меня тошнотворно разило куревом, и поэтому я назвал такую книгу, которая хоть немного приукрашивала меня».
Март Кивастик