Арсений Рогинский: страх поселился в людях на годы

Арсений Рогинский, председатель правления одного из старейших и известнейших в России гражданских объединений «Мемориал», которое занимается исследованиями репрессий советского периода, ознакомил делегацию членов парламента из Эстонии с трагическими историями из уникального архива общества.

В штаб-квартире «Мемориала» в Москве хранятся и некоторые другие ценные исторические материалы, имеющие отношение к Эстонии.
Сам 67-летний Арсений Рогинский в советское время также был политзаключенным. К слову сказать, он является выпускником Тартуского университета, и поэтому называет Эстонию своим вторым домом.

«Когда я поехал в Эстонию и поступил на первый курс университета, русскоязычная группа была набрана в Тарту впервые. Нас было 25 человек, так сказать, русских, а в другой группе были эстонцы. Однако по-русски там говорили почти так же хорошо, как и в нашей группе. Эстонцы были репрессированы, они учились в школах в Сибири и хорошо знали русский язык, — вспоминает историк. — Конечно, я и раньше знал, что происходило в [Советском Союзе] в 1937 году, но впервые столкнулся с подобными вещами, общаясь с однокурсниками в Тарту».

Тайна одного военного мундира
Гражданское объединение «Мемориал», которым руководит Рогинский, было создано во времена горбачевской перестройки в 1989 году. Сейчас общество стало огромной организацией, вмещающей в себя десятки различных объединений как в России, так и за ее пределами.

После краткого экскурса в историю создания организации Рогинский проводил эстонскую делегацию, в составе которой находились представители комиссии Рийгикогу по иностранным делам Марко Михкельсон, Евгений Осиновский, Имре Соояэр и Владимир Вельман, а также посол Эстонии в Москве Юри Луйк, в архивное хранилище «Мемориала», чтобы ознакомить гостей с некоторыми конкретными материалами.

«Здесь только одни заметки. Видите, кусочки бумаги с заметками?» — Арсений Рогинский берет полиэтиленовый конверт со старыми бумагами, на которых чернилами нацарапаны неразборчивые каракули. «Эти записи не имеют точной даты. Но сама история — абсолютно фантастична! Дело было в 1938 году. Мужа арестовали, его жена осталась на свободе.

Неожиданно следователь вызывает жену и говорит, мол, ваш муж находится у нас, сидит, и передал вам гимнастерку, чтобы вы ее постирали и заново пришили к ней пуговицы.
Женщина берет гимнастерку и несет домой.

Плачет, потому что видит, что эту гимнастерку месяцами не снимали, кроме того, она была в крови. Видя все это, женщина стирает и стирает... Уже хотела отнести гимнастерку назад, но вдруг что-то вспомнила и подумала, а зачем нужно было пришивать пуговицы? Ведь пуговицы крепко и хорошо пришиты.

И тут она догадалась. Пуговицы-то были двойными, пришиты с обеих сторон — это ведь был военный мундир. Женщина срезала пуговицы и нашла там заметки, написанные на папиросной бумаге. Как известно, в тюрьме папирос не давали, а только махорку и папиросную бумагу, в которую махорку следовало заворачивать.

Однако женщина уже постирала гимнастерку, и стирала ее долго и тщательно. Поэтому прочесть то, что было написано на выстиранных бумажках, она уже не смогла — вычитала только пару-тройку непонятных слов. Так и умерла, не узнав содержания написанного.

В дальнейшем эти листочки попали к нам. Изучение заметок — дело сложное, но мы все-таки сумели восстановить текст и узнать, как был задержан тот человек, и что с ним стало».

Выдержки из архивных записей «Мемориала»:
«[---] 23 марта 1937 от ворот родного дома меня отвели на Лубянку [---]. Сразу посадили в одиночную камеру, где я провел 95 суток. [---] допросы [---] пять дней без еды и сна, следователь [---].
[---] В тюрьме узнал, что все это было провокацией, никаких доказательств против меня не было (запретили писать). В сентябре [---] Смог написать следователю острый протест. Попросил добавить в дело. Следователь, бывший начальник, прочел это и потребовал, чтобы я отказался. Я настаивал на своем. Меня били, издевались надо мной и посадили на 26 дней в карцер. Темно, холодно, сыро. [---]
[---] 480 граммов хлеба, кружка воды. [---] Думал, что умру, но выдержал. За мой отказ мне предъявили обвинение по первому пункту — измена родине. Следователь пообещал снять обвинение, если я откажусь от протеста. Согласился. [---]
[---] Доведенный до сумасшествия, окончательно измученный, в июне я подписал. Затем меня отвели в общую камеру и больше не мучили. [---]
Конец выдержки из записей.

«В конце концов он, конечно, подписался под этими чудовищными обвинениями, — рассказывает Рогинский. — За то, что он подписался, ему и разрешили передать жене гимнастерку, чтобы она ее постирала. Женщина принесла чистую форму назад и отдала следователю. Три недели спустя, мужчину расстреляли. Жена узнала об этом только через десятилетия», — завершает свой печальный рассказ историк.

Это всего лишь одна из подобных трагических историй. Сколько еще тяжелых человеческих судеб можно проследить по архивным материалам «Мемориала», собранных преимущественно на пожертвования от семей репрессированных?

Многочисленные письма из ГУЛАГа
«На этих полках находятся документы, которые нам приносили люди», — показывает Рогинский. «Что же это такое? В основном письма из лагерей, мемуары. Бесконечный ряд документов ГУЛАГа и связанных с ГУЛАГом свидетельств.

Их очень и очень много. Это бумаги личного характера — их сохранили в семьях. У нас много подобных писем, в которых родители из лагерей переписываются с детьми. А дети пишут письма Сталину, Ворошилову и т.д. Есть и такие письма, в которых жена подозревает, что ее муж расстрелян, но она не может с этим смириться и годами пишет ему письма», — рассказывает он.

«Общее количество документов определить невозможно. У нас, например, есть отдельный фонд мемуаров, в больших количествах представлены т.н. документы Самиздата, которые повествуют о сопротивлении советской власти в 1960-х и 1970-х годах. Для «Мемориала» важно, что все это принесли именно нам, а не государству.

Мы обязаны их хранить и беречь. А это иногда создает в нашей жизни довольно сложную ситуацию. Если бы я не знал, что на меня возлагается ответственность за сохранность этих ценностей, то иногда можно было бы проявлять и несколько большую смелость. Как пролетариату, которому нечего терять, кроме своих цепей…».

Рогинский демонстрирует документы под грифом «Ost».
«Они касаются людей, которых во время войны принудительно отправляли на работу в Германию. Мы начали ими заниматься, получили в свое распоряжение множество писем остарбайтеров.

Выяснилось, что с ними связано множество поразительных историй. Но никто никогда раньше ими не занимался. И знаете, почему? Ведь те, кого отправляли на работу, в основном были молодые девчонки и парни.

А когда они вернулись в свою деревню, какая у них была репутация? Немецкие прихвостни! «Мы здесь воевали, мы здесь страдали, а вы там...» И потому они, как правило, никому ничего и не рассказывали о своей жизни.

Мы проделали большую работу; собрали множество писем, фотографий и т.д. Хоть что-то мы смогли сделать им на благо». Историк вынимает несколько старых фотографий, и мы видим, что на некоторых групповых снимках лица замазаны.

«Нам приносили много семейных фотоархивов. Смотрите, несоветским людям понять все это совершенно невозможно. Что означают эти фотоснимки с замазанными лицами? У нас таких фотографий достаточно много. Но те, у кого за плечами опыт советских лет, знают — когда людей арестовывали, оставались две возможности.

Одна — выбросить эти фотографии. Но если это был групповой снимок а, может, ты и сам был запечатлен на нем и выбросить фото жалко? Тогда на этих групповых фотографиях просто замазывали лица. Посмотрите, сколько здесь таких фотографий! Это ведь всем ясно...
У нас хранятся не только закрашенные, но и порванные фотоснимки. Какого-то человека надо было обязательно вырвать с фотографии, а вырванную часть сжечь. Таков был довольно серьезный символ советской памяти.

Вы ведь понимаете, что формирование подобной памяти не могло не оказать своего влияния и на нынешнюю ментальность граждан России. Вам, как людям, занимающимся политикой и дипломатией, это должно быть понятно. Все эти десятилетия ужасного страха.

Выведение значительного числа обстоятельств за пределы сознания. Перекройка биографий людей».
Председатель комиссии по иностранным делам Рийгикогу Марко Михкельсон спрашивает, есть ли в архиве «Мемориала» какие-нибудь документы, касающиеся Эстонии.

«Конечно, есть», — отвечает Рогинский. Он признается, что отыскать все это в архиве не так-то просто. Возможности центра ограничены. Что-то уже описано в компьютере, что-то нет. «Кстати, по поводу Эстонии, — вспоминает Рогинский. — Если я не ошибаюсь, то вот это может быть тюремная форма Марта Никлуса». Рогинский достает из специального шкафа предмет одежды в характерную черно-серую полоску. «Надо бы проверить... Во всяком случае, когда Марта освободили и он ехал через Москву, то мы с ним встретились и вместе пили чай», — вспоминает он.

Затем оживляется: «Знаете, это кажется даже смешным, но именно у нас собрана самая обширная в мире коллекция произведений искусства, изготовленных в заточении, просто собрание лагерного искусства!».

Лагерные рисунки Юло Соостера
Очень внушительное количество произведений лагерного искусства в «Мемориал» принесли еще в начале 1990-х годов. По словам Арсения Рогинского, один из самых дорогих ему экспонатов — это лагерные рисунки эстонца Юло Соостера.

«Вот это работы Соостера, написанные в лагере. У нас их здесь много. С ними связана одна легенда, хотя, думаю, в ней есть и своя доля истины», — полагает Рогинский.

«А именно: художникам запрещалось изображать лагерь. Можно было, например, нарисовать одну березку или что-то подобное. [Обыскивающие] заходили в барак, открывали тумбочку [Соостера] и доставали из нее большую пачку его работ.

По-моему, бесценных работ. И бросали их в печь. — продолжает свой рассказ Рогинский. — Но потом они уходили из барака. И, быть может, проходили какие-то секунды, как кто-нибудь доставал эти рисунки из печки. Видите, обгоревшие края? И, в конце концов, их принесли к нам. Достойные восхищения, выдающиеся работы».

Выписка из жизнеописания художника Юло Соостера в архиве «Мемориала» в Москве:
«Соостер, Юло-Ильмар Йоханнесович. Родился 17 октября 1925 года. С 1944 по 1948 год учился в Тарту в ЭССР Государственном художественном институте. Арестован 28 декабря 1948 года. Ему инкриминировали создание антисоветской группы и попытку захвата и угона самолета во Францию. В 1949 году его осудили на 10 лет лагерей.

С 1949 по 1956 год он находился в Карлаге (один из крупнейших лагерей Гулага, расположен в Карагандинской области в Казахстане. — Ред.) в деревне Долинка. Работал пожарником, плотником и художником межлагерного Дома культуры. Рисовал плакаты, оформлял стенды, делал начальству копии известных картин. В 1956 году был освобожден и реабилитирован. С 1957 по 1970 года жил и работал художником в Москве».
Конец выписки.

Рогинский знает и о том, какими техниками иногда приходилось пользоваться лагерным художникам-графикам. Например, из свинарника доставали свиную кровь, туда замешивали измельченный кирпич и какую-то траву.

Среди заключенных были театральные художники, и поскольку в лагерях силами заключенных ставились пьесы, то они рисовали декорации. После этих слов председатель правления «Мемориала» снова открывает платяной шкаф: «Вы же знаете, кто был последним сталинским народным комиссаром внутренних дел?

Все, кто знает о происходивших в Эстонии депортациях, должны знать это имя. Сергей Никифорович Круглов. Сталинский министр внутренних дел, который продержался на должности до Хрущева, до 1956 года».

Рогинский достает из шкафа шинель, погоны которой украшают звезды. Какими-то странными путями, хотя и совершенно случайно, шинель важного руководителя сталинского репрессивного аппарата наркома внутренних дел СССР Круглова попала в архив «Мемориала», как и его офицерский китель, в кармане которого даже нашли карточку одного лагеря пленных — Вятлага.

Чувствуется давление властей
Как и у многих других российских общественных объединений, сейчас у «Мемориала» сложные отношения с властями. «Психологически такая ситуация очень тяжелая», — признает Рогинский. Только недавно в «Мемориале» восемь дней подряд работали представители разных ведомств, которые увезли с собой примерно 40 кг различных бумаг.

В РФ принят закон, который обязывает организации, занимающиеся политической деятельностью и получающие деньги из-за границы, регистрироваться в качестве иностранных агентов. По словам Рогинского, «Мемориал» регистрироваться в качестве иностранного агента не собирается.

По его мнению, в России исторически сложилось так, что не было сильных внеправительственных организаций и поэтому до сих пор часто отсутствует понимание того, что речь действительно идет о независимой инициативе и о том, в каких целях они вообще создаются. Рогинский напоминает, что и в самом начале «Мемориалу» приходилось действовать в путаной правовой среде.

«Тогда нас называли «Всесоюзным добровольным исторически-образовательным объединением «Мемориал». Кто догадается, зачем понадобилось в название включать слово «добровольный»? Только старые советские люди могут это помнить. Мы хотели сделать свое существование официальным. Но в СССР не было закона, на основании которого можно было зарегистрировать общественную организацию», — рассказал Рогинский.

«На похоронах Андрея Сахарова Михаил Горбачев подошел к его вдове Елене Боннер и спросил, что он может для нее сделать. Она ответила: «Зарегистрируйте «Мемориал»! Горбачев пообещал, но выяснилось, что это почти невозможно сделать, поскольку не было такого закона.

Другие, так сказать, общественные организации, например Советский комитет защиты мира, были созданы решением Политбюро ЦК КПСС. Разве что спортивные объединения «Спартак», «Динамо», «Трудовые резервы» действительно были общественными организациями. Их называли «добровольными общественными организациями». Так нас и зарегистрировали в качестве «добровольной организации», — завершил он рассказ.

11 апреля нынешнего года Арсений Рогинский и руководители еще 57 российских общественных организаций направили письмо президенту РФ Владимиру Путину.

Дело в том, что 2 апреля во время интервью первой программе немецкого телевидения ARD Путин заявил, что в России действуют 654 внеправительственные организации, которые финансируются из-за рубежа. За четыре месяца после принятия закона о так называемых организациях, по словам Путина, на их счета из-за границы поступило 28,3 миллиарда рублей, или «приблизительно миллиард долларов» (Источник: kremlin.ru).

Представители общественных организаций, написавшие письмо Путину, попросили, чтобы власти опубликовали сведения, какие конкретно организации получили столько денег, поскольку приведенные им ARD цифры «в десятки раз превышают наше представление о зарубежном финансировании российских неправительственных организаций».

Что такое «Мемориал»?

Арсений Рогинский: страх поселился в людях на годы

Ключевые слова