Яуне Энгель: они не слишком беспокоятся о нас

Пока что Яуне Энгель, лишившаяся ноги в военной миссии Сил обороны, только пешеход, с чем врачи ее и поздравляют, удивляясь, что она хочет еще и бегать, и кататься на роликах. Фото: Райго Паюла

Военные врачи направляют военнослужащих с ампутированной ногой вмес­то реабилитационного лечения к психологу, рассказала Яуне Энгель.

Вам предлагали пройти курс физиотерапии в Эстонии?

Да, предлагали, но в Эстонии нет ни одного физиотерапевта, специализирующегося на обучении лиц с ампутированными конечностями, так как до сих пор в этом не было необходимости. В Эстонии есть реабилитационный центр для парализованных пациентов, а вот для пациентов с ампутированными конечностями — нет.

Как вы оцениваете отношение военных врачей к обес­печению необходимого вам реабилитационного лечения?

Отношение не очень хорошее. Они не слишком беспокоятся о нашем будущем. Когда я сказала, что хочу научиться бегать, то мне ответили, мол, зачем мне это, я ведь жива, я хожу! Я выжила, ходьба — это уже бонус.

Вы ведь в конце концов получили реабилитационное лечение. Они пошли вам навстречу.

Через семь месяцев! Но семь месяцев прошли не в работе, а в ожидании ответа, в течение этих семи месяцев мне пришлось давать объяснения и обоснования.

Если бы я не попросила, то, очевидно, мне не предложили бы его, а просила я о лечении семь месяцев. Наконец, получила. Они ничего не предлагали мне.

Что получают те, кто не просит?

Они получают минимальную [реабилитацию]. Насколько я знаю, до настоящего времени обучение бегу как таковому никто, кроме меня, не получил.

Другие бойцы получают за рубежом свой протез, который им там подгоняют, а затем парни возвращаются в Эстонию, так как у англичан создалось впечатление, что после получения протеза обу­чение по использованию протеза идет в Эстонии. Но в Эстонии не проводится активная физиотерапия.

В марте мы прошли трехнедельный курс физиотерапии, а следующий состоится, наверное, осенью. Чтобы добиться определенного уровня, необходимо ежедневно получать физиотерапию и усиленно тренироваться. Но если ты не достиг какого-либо уровня, то тебе и нечего поддерживать.

Когда осенью снова будет двухнедельный курс физиотерапии, то не знаю, сколько там останется от достигнутого весной.

Вы единственная, кто потребовал большего, чем минимальная программа?

Не знаю. Когда меня ранили, то на словах пообещали качественное лечение и реабилитацию. Когда сейчас я хочу вернуться к нормальной жизни, мне пытаются чинить препятствия.

Каждый раз, когда я говорю, что хочу научиться бегать, что меня должен обучать опытный физиотерапевт, то меня спрашивают, не хочу ли я поговорить с психологом. Hо после беседы с психологом я не стала лучше бегать.

Oни надеялись, что желание научиться бегать после этого пройдет?

Когда я попросила, чтобы меня обучал опытный физио­терапевт, которого в Эстонии нет, то они сказали мне, что я не адаптировалась к увечью.

Если бы я не адаптировалась к увечью, то не хотела бы бегать и кататься на роликах, а смирилась бы с тем, что я жива и могу ходить.

А для них адаптация к увечью — это когда человек хромает на своем протезе и доволен?

Не знаю, что это означает для них. Во всяком случае мне сказали, мол, зачем мне это нужно, я ведь жива.

Я полагаю, что они не слишком беспокоятся о том, как мы (ставшие инвалидами в армии. — Ред.) живем. Они считают, что после такого несчастья достаточно того, что остался в живых.

Кого вы имеете в виду, говоря «они»?

Я имею в виду отношение военных врачей и некоторых военнослужащих. Бесцеремонность встречается даже среди гражданских врачей, которые говорили мне, что бег и реабилитация — это мое личное дело.

Недавно слушала интервью, в котором упомянули, что армия приложит все усилия, чтобы мы смогли вернуться к прежней жизни, но это касается только психологической и социальной помощи, хотя в прежней жизни я не нуждалась в психологической или социальной помощи.

А вот в помощи подготовленного физиотерапевта я действительно нуждаюсь, но так просто они ее не предоставляют.

В начале года вы снова пошли на работу в армию. Это была неизбежность или ваше личное желание?

Пока я не завершила реа­билитацию, видимо, не может быть и речи о том, чтобы пойти на работу в какое-нибудь гражданское учреждение и, например, уехать на три недели на реабилитацию. Если государство взяло на себя обязательство посылать туда ребят, то государство должно взять на себя и ответственность за последствия.

Когда я вернулась из США, то закон о социальных гарантиях военнослужащим еще не был принят. На мой вопрос, почему этот закон еще не принят, хотя наши ребята уже давно служат в составе миссий, один военный врач сказал мне, что никому и в голову не пришло, что кто-нибудь может получить такие серьезные ранения и стать инвалидом.

Я стала первым военно-служащим с ампутированной конечностью за время после восстановления Эстонской Республики. После ампутации они были очень смущены и не знали, что будет дальше.

К 2007 году Силы обороны уже четыре года принимали участие в опасных зарубежных миссиях, а плана, что делать с тяжело раненными, все еще не было?

Законом не были установлены социальные гарантии. На словах пообещали, что мне не придется ни о чем беспокоиться, что до конца жизни я буду получать качественное лечение и реабилитацию; но чем дальше, тем больше отступали от своих обещаний.

Чтобы добиться качест­венного восстановительного лечения, нужно пройти бумажную волокиту, вести бесконечные телефонные переговоры и все время доказывать, что ты действительно нуждаешься в таком лечении. Это очень утомительно.

Комментарий

Индрек Партс

майор, главный врач Сил обороны

У всех партнеров по коалиции реабилитационное лечение для тяжело раненных военнослужащих начинается, как правило, после завершения активного лечения и циклами продолжается в Англии. Между министерствами обороны Эстонии и Великобритании для этого заключено дополнительное медицинское соглашение к договору о сотрудничестве.

Между циклами лечения в Англии продолжается активная реабилитация в Эстонии, с этой целью у Сил обороны заключен договор с Восточно-Таллиннской Центральной больницей как с одним из крупных парт­неров по оказанию услуги восстановительного лечения наряду с Клиникой Тартуского университета.

Сотрудничество с англичанами предполагает и развитие системы восстановительного лечения для эстонских военных. Совместная работа налажена хорошо, но достижение конечной цели требует времени.

Согласно постановлению министра обороны Эстонии, для нуждающихся в реабилитации раненых составляется план лечения и финансово покрываются все медицинские услуги. План лечения составляет врач по реабилитационному лечению, его согласуют с врачебной комиссией СО и знакомят с ним пациента.

Решение о времени пребывания пациента в стационаре в медицине обычно принимает врач. Важна также конструктивная совместная работа с пациентом — соблюдение режима лечения, своевременные консультации у специалистов, выполнение упражнений и процедур в домашних условиях.

Окончательная подгонка протезов для каждого конкретного пациента действительно процесс длительный. Это нормально, когда протез неоднократно подгоняют, переделывают и усовершенствуют.

До того, как пациент начнет кататься на роликах, пройдет немало времени, ведь сначала надо привык­нуть с протезом ходить и бегать.

Восстановительное лечение предусматривает не только медицинские процедуры, но и социальную и психологическую реабилитацию. Пациенту приходится учиться самостоятельно справляться в социуме. Поэтому логично, что часть лечения проводится в Эстонии. Однако, если есть необходимость, восстановительное лечение за рубежом не запрещено.

Необходимость реабилитации за границей должна быть обоснована и для наших партнеров по коалиции. Сотрудничество охватывает и область физиотерапии — эстонские физиотерапевты выезжают в Анг­лию вместе с пациентами.

Согласно постановлению министра обороны, военным, потерявшим ногу, гарантируются три протеза, один из которых обеспечивает основные функции, то есть ходьбу, а остальные — прочие функции в зависимости от потребностей (плавание, бег или другие виды спорта). Предельная цена одного протеза составляет 100 000 крон.

Военные обязаны проходить врачебную комиссию каждые три года. Сюда относятся и консультации узких специалистов, в том числе и психиатра. При вынесении решения о годности к службе важную роль также играют консультации врачей-специалистов.