Эстонская деревня оказалась в центре олимпийской стройки

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Дом-музей Антона Хансена Таммсааре на улице Эстонская в Эсто-Садоке, сейчас вокруг идет грандиозная олимпийская стройка.
Дом-музей Антона Хансена Таммсааре на улице Эстонская в Эсто-Садоке, сейчас вокруг идет грандиозная олимпийская стройка. Фото: Лийзи Мельдер

Эстонское село Эсто-Садок, расположенное на Северном Кавказе недалеко от Сочи, задыхается в клубах строительной пыли — идет возведение объектов к зимней Олимпиаде 2014 года.

Тишину в доме-музее Антона Хансена Таммсааре нарушает шум стройки: за окнами, поднимая пыль, от одной стройплощадки к другой курсируют грузовики. Однако в самом центре этой грандиозной олимпийской стройки, несмотря ни на что, местные эстонцы продолжают бережно сохранять культурное наследие предков.

В 1886 году 36 семей из Эстонии перебрались на мес­тожительство ближе к южной границе России — в район Красной Поляны, от которой два часа езды до Сочи, где на следующий год пройдут состязания сильнейших спортс­менов мира. Эстонское поселение стали называть Эсто-Садок (от слова «садик»), и сейчас в нем проживают 500 человек, из которых примерно 30 еще помнят эстонский язык.

«Там лес шумит и кукует кукушка, зеленеет луг и цветут цветы», — на чистом эстонском поет представительница уже пятого поколения здешних эстонцев Диана Губарева (девичья фамилия Орав) и продолжает уже на русском языке: «Теперь, конечно, все уже не так, на душе становится тяжело, когда видишь, как олимпийское строительство все изменило».

Сохранить язык и культуру
Губарева, которая заведует домом-музеем Антона Хансена Таммсааре в Эсто-Садоке четыре года, говорит, что после того, как началось строительство, посетителей в музее стало совсем мало, однако она понимает, что ее миссия — сохранять эстонскую культуру.

На одной из тихих улочек во дворе маленького домика закукарекал петух. Если не обращать внимания на великолепный горный пейзаж, дом выглядит как типичный эстонский хутор. Рядом с домом кладбище. За столом среди цветущих розовых кустов собрались четыре дамы.

«Иди скорее, садись сюда!» — приглашают женщины на эстонском языке. Разливают самогон по стаканам и произносят тост: «Tervis!» («За ваше здоровье!»). Дальнейший разговор продолжается на русском языке.

«Эстонский мы, конечно, понимаем — все-таки мама говорила дома на эстонском, но поскольку ходили мы в русскую школу и долгое время эстонским языком не пользовались, то уже его и не помним», — признается Светлана (девичья фамилия Нахкур).

«Мы здесь все живем дружно — эстонцы и русские», — показав рукой в сторону кладбища, говорит Татьяна, по национальности русская, и поминает покоящихся там предков. С улыбкой она перечисляет знакомые ей эстонские слова: tere, aitäh, palun.

Оба родителя Лехте (девичья фамилия Тинт) — эстонцы, однако ее дети знают эстонский очень плохо, а внучка Настя совсем не понимает языка своих предков.

«Здесь у всех мужья, в основном, русские, и например, внуки уже не понимают по-эстонски», — говорит женщина. В селе эстонскую речь тоже почти не слышно, а молодое поколение знает об Эстонии только благодаря рассказам своих бабушек и дедушек.

Губарева говорила по-эстонски только со своей бабушкой, а теперь — иногда с мамой, и то очень редко. «Самое трудное — это новые слова и падежные окончания, — печально говорит женщина. — Сохранить язык и культуру здесь очень тяжело».

Дом-музеей Антона Хансена Таммсааре в клубах строительной пыли словно последнее напоминание об эстонской культуре в этих горах.

Больше всего женщин беспокоит сейчас грандиозное олимпийское строительство, от которого их дома и дворы запорошены пылью и содрогаются от грохота. «Если мы уже больше не можем пойти в лес через дорогу, разве мы можем сказать, что Олимпийские игры — это хорошо?», — возмущается Татьяна.

Наносит вред природе
Наперебой женщины начинают рассказывать, какие молодцы были эстонские поселенцы все эти годы, однако с началом строительства некоторые жители села продали свои дома и переехали в Сочи.

«Надеюсь, что это скоро закончится, — говорит Губарева о стройке рядом с ее домом. — Конечно, дети видят в этом перспективу, сюда приедет много туристов, появятся новые возможности для бизнеса, но что будет после Олимпиады — это еще большой вопрос».

«Конечно, они здесь разрек­ламировали, что Олимпиада даст молодежи рабочие места, но что на самом деле? Рабочие места только для узбеков-таджиков, а они только и делают, что сидят на обочине дороги: один работает, трое наблюдают», — еще больше негодует подруга эстонок Татьяна.

Поезда с Кавказа действительно привозят на сочинские стройки большое количество зарубежных рабочих.

«Вся эта стройка наносит ужасный вред природе, — продолжает разговор сестра Светланы Елена. — Раньше у нас была такая хорошая вода, что ее даже не нужно было фильтровать, а теперь ее просто так пить нельзя!».

«Главное, чтобы природа смогла восстановиться после всей этой затеи с зимней Олимпиадой на морском курорте», — тихо говорит Губарева.

Лийзи Мельдер — студентка факультета журналистики ТУ, которая в апреле посетила Сочи и село Эсто-Садок.

Эстонцы-переселенцы

• В 1871 году 73 семьи из Эстонии в поисках лучшей жизни перебрались в Южную Россию, в 1886-м — 36 семей добрались до Красной Поляны.

• В 1912 году Антон Хансен Таммсааре лечился в Эсто-Садоке от туберкулеза, и в 1988 году в доме, где он останавливался, был открыт дом-музей писателя.

• Сейчас в Красной Поляне и Эсто-Садоке проживает сотня этнических эстонцев.

Комментарии
Copy

Ключевые слова

Наверх