На протяжении двух недель сцена Русского театра пережила две «Грозы». Одну (режиссер Лев Эренбург) сыграл в рамках «Золотой Маски» Магнитогорский театр; другую (режиссер Михаил Бычков) показал Санкт-Петербургский ТЮЗ.
Полет Катерины над священной топкой
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Вторая «Гроза» менее эксцентрична, но и здесь с Островским обошлись достаточно решительно.
Михаил Бычков перенес действие в советский рабочий поселок 1920-х годов. На сцене — трехъярусная клетка с замызганными вагонными дверьми (намек на «столыпинские вагоны», в которых увозили в ГУЛАГ?)
Совсем не тот Островский
С одной стороны разместилась некая зловещая конструкция: внизу топка, а над нею огромный бак. Странное существо, обмотанное тряпками, энергично подбрасывало уголь, в топке бушевало пламя. Вероятнее всего, это была геенна огненная, которой устрашилась Катерина. С другой стороны — большой деревянный пропеллер.
Очевидно, иллюстрация к призыву той эпохи: «Пролетарий — на самолет!». В прологе вся труппа, выстроившись перед «вагонами», под аккомпанемент ударов копра агрессивно, в темпе марша, скандировала «Среди долины ровныя…», а затем «Почему люди не летают, как птицы?».
Топка становилась объектом поклонения: стоящая перед ней толпа совершала в такт странные движения — гибрид крестного знамения с производственной гимнастикой. При этом конструкция издавала чудовищные звуки. Надо думать, она из геенны огненной превращалась в алтарь языческого идола Индустриализации, которому молился пролетариат.
Мир Александра Островского замещался миром Андрея Платонова. «Темное царство» конкретизировалось, приобретая очертания «Чевенгура» или «Котлована».
Кабаниха (блестящая работа Ирины Соколовой!), жесткая, решительная, в матросской шинели внакидку, становилась непримиримым секретарем местной партячейки. В ее упреке, обращенном к Тихону: («Я уж давно вижу, что тебе жена милее матери»), совершенно явственно читался подтекст: «Ты, товарищ Кабанов, омещанился. Жена тебе дороже партии стала!».
Сам же Тихон (Александр Иванов) и Кудряш (Эрик Кения), крупные, бритоголовые парни, выглядели грозой рабочего поселка, а Дикой (Николай Иванов) — распоясавшимся полевым командиром времен гражданской войны, который никак не может найти себя в мирной жизни.
Борис (Максим Фомин) при таком раскладе превращается в «интеллигента в очках» и с мятым галстуком поверх несвежей толстовки — что-то типа изобретателя Сарториуса в «Рассказе о счастливой Москве» Платонова, который привозила к нам «Табакерка» год назад.
А Катерина (Мария Голубкина)… Она ходит в комбинезончике на лямках, ее все время тянет к пропеллеру, в трудные моменты жизни Катерина задумчиво крутит его. И монолог «Почему люди не летают так, как птицы?» в ее устах звучит почти что как: «Я бы в летчицы пошла, пусть меня научат!». Кого мне напомнила Катерина, пока промолчу…
Другой конфликт
К сожалению, режиссерской фантазии хватило только на то, чтобы оправдать первые 10-15 минут спектакля. Дальше текст Островского вступил в непримиримое противоречие с концепцией спектакля.
У Островского конфликт — между настоящей, чистой, религиозностью Катерины, для которой понятия «любовь», «супружеская верность», «грех», «искупление» сохраняют свое истинное значение, и «темным царством», которое признает только ритуал, требует одного: чтобы все было «как у людей».
А для той эпохи, которую избрал режиссер, все это не актуально. Домостроя в 1920-е годы не было. Напротив, взаимоотношения полов были уже очень свободными!
Можно было бы, конечно, перевести конфликт в специфически советскую плоскость: Катерина свято верит в коммунистический идеал и страдает от того, что действительность сталинского СССР не имеет с этим идеалом ничего общего. Но это был бы уже не Островский.
«Темное царство» невозможно локализировать во времени. Оно вечным проклятием покрывает всю территорию бывшей единой и неделимой. Потому что условия его существования постоянны: полный беспредел немногих и рабская покорность масс.
Как ни переодевай героев Островского, трагедия останется трагедией.
И отдельные трагические всплески в спектакле возникают: актеры-то в нем заняты прекрасные! Они компенсируют неубедительность концепции постановщика сочной игрой. Но до трагических высот поднимается только Ирина Соколова. И иногда — забитый полубезумный Кулигин (Валерий Дьяченко).
В финале — аттракцион
Бычков — режиссер, безусловно, талантливый. Но ему мешает убежденность в том, что он открыл универсальный ключ к современному прочтению классики. «Грозу» он перенес в 1920-е годы, «Игроков» Гоголя (в Вильнюсе) — на американский Дикий Запад приблизительно 1870-х годов, «Дон Жуана» Мольера — в начало ХХ века, в мафиозную «семью».
Но универсальных ключей не существует. Если это не разводной ключ и не отмычка. Профессия режиссера все же отличается от не менее уважаемых, однако имеющих несколько иную специфику профессий автослесаря и взломщика.
В финале режиссер применяет эффектный трюк. Катерина, все в том же комбинезончике, расставив руки, парит в воздухе, медленно опускаясь на дно Волги.
По правде говоря, Бычков не первый режиссер, заставивший героиню «Грозы» летать.
Точно так же обошелся с Катериной — Марией Авдюшко Михаил Мокеев, поставивший «Грозу» в Русском театре осенью 2002 года. А в «Современнике» нечто в этом же роде проделала с Катериной — Чулпан Хаматовой Нина Чусова.
Но только у Бычкова Катерина напомнила… угадайте кого? Карлсона, который живет на крыше!
Спектакль
Александр Островский. «Гроза»
Санкт-Петербургский ТЮЗ
им. А.А.Брянцева
Режиссер: Михаил Бычков
Сценография: Эмиль Капелюш
Костюмы: Ирина Чередникова
В ролях: Ирина Соколова, Мария Голубкина, Николай Иванов, Максим Фомин, и др.
27 октября в Русском театре