Микко Фритце: в Эстонии переполитизировано все общество

Прийт Пуллеритс
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
По словам Микко Фритце, даже уехав в далекий Уругвай, он часто вспоминал Эстонию, ее леса, природу и климат, и часто приезжал сюда с семьей отдыхать на своей даче.
По словам Микко Фритце, даже уехав в далекий Уругвай, он часто вспоминал Эстонию, ее леса, природу и климат, и часто приезжал сюда с семьей отдыхать на своей даче. Фото: Райго Паюла

Когда на прошлой неделе стало известно, что глава фонда «Таллинн — культурная столица Европы 2011» Микко Фритце получает 82 000 крон в месяц, он, в отличие от многих других, не стал прятаться от журналистов, а нашел в своем плотном графике полтора часа, чтобы ответить на вопросы в связи с большой шумихой в прессе по поводу его зарплаты, пишет Прийт Пуллеритс.

Может, он должен быть даже благодарен за разра­зившуюся полемику? Не зря же говорят: any publicity is good publicity (всякая реклама на пользу делу).



Микко Фритце почти семь лет руководил Институтом Гете в Таллинне, потом занимал такой же пост в Уругвае, пока не вернулся в позапрошлом году в Таллинн, чтобы возглавить проект культурной столицы.



Вряд ли после шумной полемики найдется хоть один уважающий себя человек, который бы не осознал, что на будущий год в Таллинне должно произойти что-то грандиозное. Причем — под руководством Микко Фритце!



Говорят, вы и при глубоком снеге ездите на работу на велосипеде?


Езжу. Приезжаю из Кадриорга, а когда у меня днем много встреч за пределами Старого города, то и туда добираюсь на велосипеде.



Но на велосипеде легко испачкаться, кроме того, его могут украсть.


Вообще-то зима — не препятствие для езды на велосипеде. На нем есть крылья, так что одежда на нем не пачкается. Я даже в костюме ездил. А вот кражи — это действительно проблема. У меня один велосипед украли. Теперь я складываю мой небольшой велосипед и беру с собой.



Как ваша супруга-аргентинка отнеслась к возвращению в холодную Эстонию из нормального уругвайского климата?


Свою будущую супругу я встретил в Европе, и мы прожили в Эстонии почти семь лет, так что климат ничего не решал. Нам обоим нравится местный климат. Я ничего не имел против того, что в Уругвае все время светит солнце, но где вы найдете такую зиму, как в Эстонии?



Как вас позвали руководить проектом культурной столицы?


Когда на повестку дня вышла тема культурной столицы, пошли разговоры о том, что было бы здорово, если бы это стало мероприятием, которое связало бы все общество и которым бы руководил человек, знакомый с ситуацией и, насколько это возможно, независимый.



Несколько деятелей культуры заявили: это — Микко; он работал здесь в Институте Гете, а сейчас уехал в Уругвай. Мне позвонили и спросили, согласен ли я принять участие в конкурсе. Я подумал, выставил свою кандидатуру, совет фонда во главе с председателем (Эдгаром Сависааром. — Ред.) выбрал меня  и провел со мной последнее интервью — из-за него мне пришлось специально лететь в Таллинн.



Кто оплатил дорогу?


Таллиннские власти. Не хочу, чтобы это звучало оправданием, но я летел обычным классом, да еще на выходные, так что все это было очень дешево. Останавливался я у друзей, а не в гостинице.



Чего вам в Уругвае больше всего не хватало из того, что было в Эстонии?


Леса. Там я открыл для себя, что еще никогда не жил в стране, где нет приличного леса. Я также понял, что семь лет в Эстонии были для меня захватывающе интересными.


Тогда в Эстонии многое надо было делать — строить дома, аэропорт, создавать законы.



И Эстония справилась! Это невероятно. В Эстонии важным элементом является динамика. В Уругвае, где лучшие времена были лет 60 назад, такого нет. Страна еще живет тем, что в 1950 году стала чемпионом мира по футболу. Эстония же гибкая и быстрая.



В Уругвае я не каждый день думал об Эстонии, но мы поддерживали эстонский язык наших родившихся в Эстонии детей. 



Зачем?


Я сам вырос в двуязычной среде. Пока мы жили в Эстонии, дети освоили эстонский язык, т.к. ходили в эстонский детсад. Они успели стать частью местного общества, так как говорили не только по-немецки и по-испански. Часть их идентичности, безусловно, эстонская, и мне было бы жаль, если бы они ее потеряли. И не имеет значения, что тогда у нас не было в планах вернуться в Эстонию, хотя у нас здесь дача, и мы приезжаем сюда отдыхать.



По моей теории, если ты говоришь на нескольких языках, твой мозг находится в гораздо лучшей форме. Даже моя супруга совершенствовала в Уругвае свой эстонский язык. Когда знаешь несколько языков, легче осваивать новые языки.



Правда, что вы владеете десятью языками?


Так же, как эстонским, я владею, наверное, пятью языками и могу объясниться еще на пяти. Так что если меня жизнь забросит, скажем, в Хорватию, я смогу больше, чем только купить молоко. То же самое я могу сказать об итальянском, португальском, шведском и французском языках. Хорошо говорю на немецком, финском, эстонском, английском и испанском.



Как вам удалось так хорошо научиться говорить по-эстонски?


Я люблю языки. Кроме того, я владею финским. Когда я сюда приехал, мой эстонский никто не понимал. Но я открылся, снял фильтры, впустил эту страну и все, что с ней связано, в себя и, естественно, освоил эстонский язык.



Работу в Институте Гете можно было построить так, чтобы пользоваться только английским языком. Но когда вливаешься в местную языковую среду, работать легче.



Кем вы себя считаете? Родились в Финляндии, по происхождению немец, учились в Германии, со мной говорите на чистейшем эстонском...


Я — немец. Я думаю по-немецки. Германия и немецкий язык повлияли на меня больше всего. С детьми я говорю по-немецки, а жена — по-испански.


Но с моими детьми не все так просто. Они говорят по-немецки, миро­ощущение у них немецкое, но они никогда не жили в Германии. А лучше всего они знают сейчас эстонский.



Сколько в вас эстонскости, если, говоря об Эстонии и эстонцах, вы используете слово «мы»?


Я все же иностранец. Может, вначале я и называл Эстонию «вашей», но теперь я здесь прижился. У меня здесь акции, и все мои дети родились здесь.



Как эстонцы приняли вас?


Недавно один мой приятель в связи с шумихой в прессе сказал, что эстонцы уже не обращают внимания на то, что я не эстонец. А поскольку я свой, то и бьют меня больше. Я воспринимаю это как комплимент.



До последнего времени ко мне относились очень тепло. Видимо, чувствовали, что мне здесь нравится. Теперь из-за моей зарплаты сложилась новая ситуация. У меня создалось впечатление, что на самом деле люди не понимают, что я — иностранец. Меня позвали сюда издалека в совершенно новом рабочем контексте. Тут у людей и возникает противодействие: если он утверждает, что так нас любит, то почему требует такую высокую зарплату?



Таллинн хоть и станет скоро культурной столицей, но на самом деле является княжеством Эдгара Сависаара, а он имеет поляризующее влияние — его либо сильно любят, либо ненавидят. Это как-нибудь коснулось вашей деятельности?


Разумеется. В Эстонии переполитизировано все общество. Эстонцы не верят, что кто-то, являясь членом партии, может что-то сделать просто ради самого дела. Сразу возникают подозрения, что он является чьим-то пособником — либо Сависаара, либо Ансипа.



Поэтому в эстонском обществе практически не найти com­mon sense (трезвый взгляд. — Ред.). Может, у Минобороны он и есть, поскольку защищать государство необходимо. Но договориться по какой-то общественной проблеме не усложнять жизнь тем, кто этой проблемой занимается, невозможно.



Вы встречали такое отношение: проект культурной столицы не стоит поддерживать, поскольку этим занимается Сависаар, пусть сам пашет и за него отвечает, а мы умываем руки?


Да, это я почувствовал. Люди проявляют осторожность и спрашивают: охватывает это мероприятие все государство или это дело одной партии? Я старался подходить с творческой стороны, чтобы чувствовать себя независимым и вести дело максимально аполитично.



За кого вы голосовали в последний раз?


В Германии не принято говорить об этом даже в кругу семьи.



Работа в области культуры заставляет постоянно выпрашивать деньги. Это не вызывает у вас ощущения какого-то попрошайки?


Свободных денег всегда мало, и за них приходится постоянно бороться. Я к этому привык. Сегодня денег нет, и с этим нужно обходиться очень осторожно. Как далеко можно зайти с культурой, когда у людей проблемы с пропитанием?



Насколько трудно сейчас получить деньги?


От государства довольно трудно. Эстонское государство нас поддерживает, но не так сильно, как мне хотелось бы. Оно могло бы делать это наравне с городом, тогда мне было бы проще разговаривать с государством и городом, поскольку тогда они занимали бы равные позиции в фонде по подготовке проекта. Но, учитывая общий контекст и сокращение бюджета культуры, можно сказать, что наши дела обстоят хорошо.



Как вы считаете, в Финляндии и Германии воп­рос вашей зарплаты тоже стоял бы так же остро, как в Эстонии?


Не думаю. Там не стали бы предавать ее огласке, даже приглашая кого-то на работу в публичный сектор по конкурсу. Это палка о двух концах. С одной стороны, моя зарплата невероятно высока, по сравнению со средней в Эстонии. Если бы в Германии кто-то работал над проектом культурной столицы и получал зарплату в десять раз больше, чем средняя по стране, то, конечно, это тоже подняло бы шумиху.



С другой стороны, моя зарплата за то, что я здесь делаю, по сравнению с Европой, например, с Финляндией, Швецией и Германией, не представляет собой ничего особенного. Здесь я в европейском контексте. Я приехал сюда с удовольствием, и это та сумма, которую мне предложили.



Как вы договорились по поводу суммы?


Конкурс был объявлен на место, о зарплате ничего не говорилось. Я назвал свою зарплату, которую получал в Институте Гете в Монтевидео (примерно 1,5 миллиона эстонских крон в год. — Ред.). В Германии зарплаты в публичном секторе хорошие, и я мог бы работать в Уругвае еще несколько лет. И я спросил, сколько вы готовы заплатить. Это предложение (82 000 крон в месяц) сделал совет.



В Уругвае у вас, помимо зарплаты, было много бонусов. Здесь вам тоже предложили дополнительные блага?


Кроме автомобиля и компенсации телефона, все входит в мою зарплату. Когда говорят, что я получаю больше других, то нужно учитывать, что моя родина не здесь. Если я хочу поддерживать связи, мне нужно либо самому поехать в Германию, либо пригласить близких людей сюда. Но если бы я сказал, что хочу поддерживать контакт с семьей, надо мной, скорее всего, посмеялись бы — мол, бедный мальчик хочет повидаться с мамочкой. Да, я понимаю, что здесь у некоторых сельчан, возможно, нет денег даже на то, чтобы поехать на автобусе проведать свою мать в больнице.



Думаю, что иностранцев, приглашенных в Эстонию, не так уж много. Может, несколько человек в университетах и спорте. Я уверен, что если сюда приедет профессор из Германии, ему тоже заплатят немало. По-другому просто нельзя.



То, что европейский уровень зарплат так сильно отличается от эстонского, просто невозможно объяснить. Но на международном уровне это нормально: нанять зарубежного специалиста — в моем лице это человек, которого характеризуют независимость, сеть контактов в Европе, знание языков и опыт международного сотрудничества в данной области — во всем мире всегда стоит денег.



В Финляндии это обычное явление: когда какой-то сектор не работает, а вы хотите его развивать, то нанимаете высокооплачиваемых специалистов. Я здесь тоже гость и не понимаю, почему пресса не попыталась объяснить это более деликатно. Вся эта шумиха очень неприятна и для других иностранцев, которые теперь чувствуют себя неудобно, будто они вымогают деньги.



Как эта шумиха сказалась на семье?


Из-за нее они несчастны. Очень несчастны.



А вы сами?


Тоже. Это нелегко — из положительного героя в течение двух часов превратиться не то чтобы во врага народа, но… Меня здесь уже знают, на меня рисуют карикатуры.



Вы отказались от работы с полуторамиллионной в эстонском исчислении зарплатой и зарабатываете здесь 984 000 крон в год. Значит ли это, что деньги не являются для вас главной ценностью?


Не являются. Думаю, что какой-нибудь эстонский дипломат за границей получает столько же, если не больше. В Германии примерно столько зарабатывает директор гимназии. В этом контексте моя зарплата не такая уж высокая. Но как объяснить это всему народу?



А утверждение, будто руководители культурной столицы тратят деньги на себя — полный абсурд. Это звучит злонамеренно. Когда ты строишь гостиницу, то платишь строителю, инженеру и архитектору, а гостей приглашаешь лишь тогда, когда дом готов. То же самое с проектом культурной столицы: ты создаешь его, выстраиваешь концепцию, нанимаешь людей, которые ведут переговоры и заключают договора.



Я — нормальный человек, хочу трудиться и прилагать усилия. Меня пригласили сюда, я согласился и считаю, что в моем багаже есть то, что принесет пользу всем.



В 2006 году проект культурной столицы в Патрасе в Греции провалился из-за политических разногласий, не удался он в прошлом году и в Вильнюсе. Вы готовы к такому же провалу?


Я до последнего буду бороться за то, чтобы проект культурной столицы получился таким, каким мы его готовили два года. Но для этого нужна общественная договоренность. И я не допущу, чтобы получилось плохо или чтобы мы не смогли договориться.



Ведь речь идет не о каком-то  парке или транспортном узле, речь идет о крупном событии,  выгодном как для Таллинна, так и для всей Эстонии. Такой подарок нам снова не сделают. Но этот проект можно осуществить только сообща, работая в полную силу.



Вы думали о том, что будет после 2011 года?


У меня договор на три года. Что будет дальше, я пока не думал, поскольку нужно сосредоточиться на том, что происходит сейчас. Но в последние дни у меня появлялось такое чувство, что нужно подумать о дальнейшем. Я не привык к такой негативной шумихе. Конечно, я могу вернуться в Институт Гете.



Не отбили ли у вас эти нападки желание посвящать себя делам Эстонии? Вдруг еще и побьют?


Конечно, я немного напуган. Но время покажет. Посмотрим, как будут чувствовать себя жена и дети.



И все-таки я убежден, что эти атаки направлены не против меня лично. Многие советуют мне не воспринимать это слишком серьезно, иронично оправдывая ситуацию тем, что главной чертой эстонцев является зависть и что во всем мире есть только две нации, у которых зависти больше, чем похоти, — это эстонцы и финны.


Но такого, чтобы завтра взять и уехать отсюда, не будет.



Микко Фритце


Родился 27 ноября 1963 года в Тампере.


Образование


·    В 1984–1990 годах учился в Гамбургском университете по специальностям германистика, биология и педагогика.


·    В 1987 году стал стипендиатом Монреальского университета.


·    Учился в Институте имени Гете в Мюнхене, Бремене, Буэнос-Айресе.


Работа


·    Был сотрудником гражданской службы по уходу за престарелыми, независимым переводчиком, помощником в пекарне,  ассистентом в Институте микробиологии Хельсинкского университета, преподавал немецкий язык и организовывал учебу для учителей немецкого языка.


·    1998–2004 — руководил Институтом Гете в Таллинне.


·    2004–2008 — руководил Институтом Гете в Монтевидео.


Прочее


·    Сыграл роль немецкого офицера в фильме Эльмо Нюганена «Имена на мраморной доске» («Nimed marmortahvlil»).


·    В 2004 году президент Арнольд Рюйтель наградил его орденом Крест Маарьямаа V степени.


Увлечения: футбол и джаз


Языки: Владеет немецким, финским, испанским, эстонским и английским языками, может общаться на хорватском, французском, шведском, итальянском и португальском.


Семья: Жена — уроженка Аргентины Фернанда, две дочери и сын (все родились в Эстонии).

Комментарии
Copy
Наверх