Весь вечер на арене — Чехов

Лопахин (Майт Мальмстен) посвятил жизнь завоеванию пространства, которого на самом деле нет. Фото: Пеэтер Лауритс

В день первого представления «Вишневого сада» в январе 1904 года в зале было невесело: за многими креслами стояли бледные и худые зрители без мест — то были приехавшие из Ялты в Москву чахоточные больные.

Сам Антон Павлович появился на сцене сгорбленным и изможденным, из зала закричали, чтобы ему подали стул.

Чехова стали чествовать столь напыщенно и высокопарно, что его чувство меры и хороший вкус взбунтовались; запев профессора Веселовского: «Дорогой и многоуважаемый…» Антон Павлович громко продолжил цитатой из своего персонажа — «...шкаф».

А хотелось Чехову вовсе не трагедии, а представления веселого и искрометного. Он предупреждал: «Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс…»

Хендрик Тоомпере поставил спектакль лихорадочно веселый, почти цирковой. Фокусы, которые показывает на сцене Шарлотта (Харриет Тоомпере), занимают внимание персонажей куда больше, чем потеря имения, разбитые жизни, невоплощенная любовь.

Давайте танцевать!

Вот Шарлотта закутывается в плед, плед падает, а под ним никого нет; вот она превращает шнурок в негнущуюся трость, а потом снова в веревку; вот она отгадывает любую карту, взятую из колоды; и, наконец, ее коронный номер: она отрывает красную цветущую голову цветку, голова исчезает, растворяется в воздухе, но потом цветок непременно опять будет украшен красными лепестками, возникающими ниоткуда.

И только в самом финале представления, оборвав цветку голову, Шарлотта не сумеет ее вернуть. Потому что все кончено. Лихорадка сборов и неизвестности завершена.

При первой возможности (и невозможности) все пускаются в пляс.

Танцует Раневская (Мерле Пальмисте) с Симеоновым-Пищиком (Раймо Пасс), танцует Аня (Мари-Лийз Лилль) с Петей Трофимовым (Кристо Вийдинг); появляется в пристукивающих башмаках для степа Епиходов (Яан Уус­пыльд) и исполняет некий решительный танец ревности, угрожая невидимому сопернику ятаганом. Этим же ятаганом он проткнет потом все воздушные шары, украшающие сцену.

Если на секунду допустить, что все герои «Вишневого сада», как сам Чехов, больны чахоткой, то их судорожное веселье моментально объяснится тем крохотным сроком, который им отпущен на земле. И осознание этой краткости существования лишает любое мрачное переживание силы.

Здоров один только старый слуга Фирс, блистательно сыгранный Лембитом Ульфсаком; он — последнее напоминание о том времени стабильности и разумности, которое (якобы) сопровождало жизнь на этой земле.

В финале, забытый и покинутый, Фирс смотрит на дорогу, по которой уехали его господа; они растворились в привычном пейзаже, как сейчас растворится в нем и он сам вместе со всеми вишневыми садами.

Петя Трофимов — самый современный персонаж: он словно приглашен на сцену из нашей реальности. Петя — кришнаит, из тех, что ходят, как потеплеет, с утра до вечера по улицам Таллинна, подвывая и пританцовывая и непременно вооружившись мощным динамиком, чтобы их мирные призывы достучались до всякой барабанной перепонки.

В этом «Вишневом саде» ни у кого нет сил на любовь: Лопахин (Майт Мальмстен) слишком занят «выдавливанием из себя раба», он валится с ног от усталости, он засыпает на ходу; он посвятил жизнь завоеванию пространства, которого, на самом деле, не существует.

Сценограф Эрвин Ыунапуу показывает, что имение Раневской либо нарисовано (и потому цветы, которые пытаются положить на стол, падают на пол), либо просто воображаемо — то есть, отор­вано от земли и раскачивается, каждую минуту грозя скинуть персонажей в реальность.

Нет сил на любовь и у Раневской: она почти со смехом, как о нелепости, вспоминает о смерти своего сына, а в Париж решается ехать от одного желания продлить суету, лихорадку, напряжение.

Аня меняет туфельки, парики, ищет рассыпавшиеся шпильки — не до любви, не до любви; Варя (Керсти Хейнлоо) гремит ключами, ревнует Лопахина к Раневской, раздражается, кричит, целует Лопахина, отталкивает его; тут энергия неприязни сильнее, чем любовная тяга. Гаев (Маргус Прангель) испытывает подлинную приязнь лишь к мебели…

Нет, решительно не хватает времени на человеческие отношения. Пусть лучше гремит музыка, пусть танцуют, только не останавливаться, не задумываться, а то ведь придется узнать о себе такую неутешительную правду, что дух захватывает.

Закулисье сада

Съезжаются и разъезжаются картины, то закрывая, то обнажая задник сцены, ездит по сцене «многоуважаемый» шкаф, мечутся люди, сначала раскладывая, а потом пакуя вещи.

Словно все это происходит не по-настоящему, не на сцене, а за кулисами, где артисты готовятся к выходу каждый на свой манер. Словно люди готовятся к выходу в настоящую жизнь, верят, что он непременно будет, а на самом деле все кончилось, так и не начавшись.

Но ведь было так весело! И Шарлотта показывала свои фокусы, и все танцевали, и играла музыка (правда, монотонная, с назойливыми невыносимыми повторами и скрежетами), и все изо всех сил старались казаться веселыми и беззаботными.

Ведь это, господа, фарс, цирк, рассмешная раскомедия… перед смертью.

Спектакль

«Вишневый сад»

Антон Павлович Чехов

Режиссер: Хендрик Тоомпере

Художник: Эрвин Ыунапуу

В ролях: Мерле Пальмисте, Мари-Лийз Лилль, Керсти Хейнлоо, Маргус Прангель, Майт Мальм­стен, Раймо Пасс, Харриет Тоомпере, Кристо Вийдинг, Яан Уус­пыльд, Лембит Ульфсак.

Спектакль идет с синхронным переводом на русский язык.

Премьера в Эстонском театре драмы 7 февраля.