Можно ли читать известных писателей?

Елена Скульская Фото: Marina Puškar

За популярность писатель должен платить свою цену — хотя бы компромиссом с читателем. Были когда-то писатели прикормленные и неприкормленные, теперь есть писатели популярные и неизвестные, пишет Елена Скульская. Читать книги писателей популярных и успешных многим не позволяет литературная совесть.

Пятый раз в апреле в Москве вручали ежегодную Международную Русскую Премию, которой награждаются русские писатели, живущие в любой точке земного шара за пределами России.

Первые годы организация была довольно скромна, и участников расселяли в гостиницах, чем-то похожих на общежития. Но постепенно у премии появился престиж, популярность, резонанс, и в нынешнем году я, как член жюри, получила приглашение остановиться в «Президент-отеле».

Это одна из лучших гостиниц Москвы, исполненная имперской роскоши — с закрытой территорией, мощным подъездом, восходящей широкой ковровой лестницей в вестибюле, упирающейся в фонтаны и прочие излишества победного воображения.

Из окна огромного номера с многочисленной ненужной, но красивой мебелью, открывается вид на памятник Петру работы Церетели, который никак не может быть подарком для глаз, но все-таки кажется некоторой данью традиции: в каждой уважающей себя европейской столице должно быть такое архитектурное излишество, такая дань дурному вкусу, как, может быть, особая дань демократии; не представляем же мы себе Парижа без Эйфелевой башни или Таллинна без Креста.

Модные или хорошие

И могла же я наслаждаться буржуазной роскошью в «Президент-отеле» и неторопливо размышлять о судьбах русской литературы, но, бросив чемодан, я поехала в магазин дешевых китайских распродаж и, схватив несколько платьев и устремившись с ними в примерочную, споткнулась и очень сильно повредила ногу, которая стала моментально предательски распухать, вылезши сначала из сапога, а потом и вовсе лишив меня способности передвигаться.

Бросив платья, я добралась до «Президент-отеля» и попросила вызвать мне «скорую помощь». Буквально через десять минут прибыли два молодых, лет двадцати пяти, врача-травматолога.

Тут я опущу ряд медицинских подробностей, скажу только, что проявлено было ко мне внимание максимальное и, хотя этого не предусматривала моя страховка, «скорая» свозила меня на рентген и вернула обратно, чего уж вовсе не должна была делать — я могла бы добраться на такси, тем более, что перелома не было.

На «скорой» вообще работают люди удивительные; у нас, в Таллинне, например, им невозможно ни подарок всучить, ни коробку конфет — отказываются. И в Москве было ясно, что предлагать какие-то подачки неудобно. А поблагодарить хотелось. И я говорю: «Давайте, я подарю вам свои книги!»

Тут начинается самое интересное. Оба молодых врача мрачнеют, убирают за спину свои заботливые руки, и один из них сурово объявляет: «Мы никогда не будем читать ваши книги!»

«Но почему?»

«Мы такие книги не читаем!»

«Какие — такие?»

«Мы не читаем книги популярных известных писателей, мы читаем только хорошие книги!»

«Вот и славно. Я совсем не популярный писатель…»

«Перестаньте! Раз вы живете в «Президент-отеле», то вы, несом­ненно, писатель известный, успешный, с большими тиражами, а таких читать невозможно».

«Кого же вы читаете?»

«Читаем Ремарка, Хемингуэя, Кортасара…»

«Отличный список. Но почему вы думаете, что эти писатели — не известные?!»

«Поверьте, их никто не знает, они не модные, модные другие.

Модные ездят по миру, участвуют во всех телевизионных шоу, произносят, в основном, банальности, совершенно не знают жизни, о которой рассуждают с большим апломбом, их прославляют, дают им премии, потом они сами кому-то дают премии, но читателям нет до этого дела.

Вот вы сами: вы сейчас говорите с нами с большим интересом, а почему? Потому что для вас это — редчайшая встреча с жизнью, вы нас потом подробнейшим образом опишете, мы для вас — случайно попавший в руки материал...»

Так мы и расстались с этими чудесными молодыми людьми, чья позиция, на самом деле, мне очень близка, но в это они никогда бы не поверили.

Цена популярности

Мое поколение выросло с

жестким ощущением противостояния литературы подлинной и мнимой. Многие хорошие книги мы могли читать только тайно, только рискуя, только передавая их верным людям и получая от них новые произведения, напечатанные на машинке.

Мы знали, что писатели известные и популярные купили свое положение в литературе не только творчеством, но и многими компромиссами с властью — кто партбилетом, кто подписыванием писем против очередного выпада мирового империализма, кто еще чем-то.

Конечно, в Эстонии все было мягче, скромнее, интеллигентнее, чем в Москве, и чиновники здесь, в Союзе писателей, рискуя своим положением, куда больше боролись за литературное признание своих «диссидентов», чем за их отстранение от генеральной линии советской литературы. И все-таки, со всеми поправками, были писатели прикормленные и неприкормленные.

Сейчас открылась поразительная истина: за популярность и при демократии нужно платить свою цену — хотя бы компромиссом с читателем, который не хочет больше читать сложные, трудные для восприятия, философские книги, а хочет, истерзанный трудовым днем, страхом потерять состояние или работу, читать что-то, не сильно застревающее в мозгу.

Лучше всего в этом случае идет детектив и женский любовный роман, он позволяет полностью отключиться от своей жизни и наслаждаться жизнью вымышленной, не имеющей к тебе ни малейшего отношения, а, значит, не мучающей тебя.

И вот, если у человека есть малейшие способности к такого рода «творчеству», он выпускает свое первое сочинение. Сначала иные из тех, кто обучен грамоте, хватаются за голову: да как же можно писать такую пошлость, такую глупость!

Потом выходит вторая книга, третья, читатели в восторге, тиражи растут, и уже критики не смеют с тем же запалом обличать пошляка — за ним уже стоит империя книгоиздательства, книжные ярмарки и переводчики. А вот уже писатель и на экране, оповещает миллионную аудиторию о том, что дважды два, вообразите себе — четыре. И это открытие сопровождается шквалом аплодисментов.

И очень мало находится желающих противоборствовать этой волне, убивающей и унижающей культуру. К сожалению, на эстонский язык чаще всего сейчас переводятся именно так называемые популярные российские писатели, именно они приглашаются сюда с выступлениями, хотя те, кто их переводит, издает и приглашает, прекрасно отдают себе отчет в том, что литература это средняя, унылая, вторичная, ничего культуре не добавляющая.

Ну а где искать-то хороших русских писателей? Только в толстых журналах? Так ведь надо прочесть огромный массив текстов и очень сильно рисковать, делая свой выбор. Чем проще и привычнее пишет писатель, тем проще его переводить — есть еще и такая истина.

Одним словом, и сейчас есть писатели, которые покупают различными компромиссами свою популярность и свое литературное благополучие. Просто их компромиссы не так бросаются в глаза, а результат оказывается столь же печальным.

Сейчас считается не стыдным сказать о себе: «Я очень хороший писатель, я прекрасно сочиняю». Никто не возмущается и не удивляется. Успех и популярность спишут все. А подобные заявления есть все-таки знаки моральной нечистоплотности, вроде нежелания чистить зубы. Нормальному собеседнику неприятно.

А травматологи со «скорой» — замечательные, уверена, их не так мало, и в них живет, простите за пафос, литературная совесть.