Cообщи

Константин Семин: «Мир вошел в стадию серьезного фундаментального кризиса, аналогов которому, наверное, еще не было»

Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Copy
Константин Семин
Константин Семин Фото: Татьяна Щербинина

Международный медиа-клуб «Импрессум» на прошлой неделе привез в Эстонию еще одного гостя. Им оказался ведущий канала «Россия», тележурналист и автор документальных фильмов Константин Семин. Константин привез с собой одну из последних своих работ - документальную киноленту «История современного Вавилона», рассказывающую в какую пропасть скатывается современный мир, ориентированный на философию потребления.

Есть вопросы, нет ответов
Для создания фильма Константин и его помощники посетили полтора десятка стран в разных частях планеты. Тележурналист констатирует: тот экономический упадок, который мы наблюдаем на Украине, в Греции, Испании – лишь эпизоды одной глобальной проблемы. Один из героев фильма ужасается: «Пятьдесят процентов молодежи в Греции без работы, матери отдают детей в приюты, потому что не могут их прокормить. Это крах…».

Красной нитью через весь фильм проходит мысль: все, что происходит в современном мире, – это кризис человечности. «Куда мы движемся – никто не знает», - с нотками безнадежности в голосе повествует Семин. Как иллюстрация к сказанным словам – перед глазами Испания. Ежедневно 175 семей в этой стране за долги выбрасываются из квартир на улицу. «Это происходит не где-то там далеко. Мы все в одной лодке. И вода в лодке постоянно прибывает», - рассуждает Константин.

А вот Германия. Казалось бы, одна из самых благополучных европейских стран. Но убытки машиностроительной отрасли в этой стране огромные. А именно машиностроение является одним из локомотивов немецкой экономики. «Кредиты, созданные из кредитов, которые в свою очередь также были созданы из кредитов», - обрисовывает автор фильма схемы финансовых пирамид, не имеющих под собой никакого фундамента.
Константин Семин показывает и подробно рассказывает о том хаосе, который все больше захватывает мир. Он пытается искать ответ на вопрос - что же дальше? Но ответа у него пока нет.

После дискуссии в зале мы подробней поговорили с Константином о том, как он смотрит на происходящее и что же будет дальше.

- Константин, ваша жизненная позиция: вы наблюдатель или созидатель?
- Сложный вопрос. Даже не думал об этом. Если говорить о профессиональном исполнении, конечно, цель всей работы на телевидении состоит в том, чтобы влиять на массовое сознание, а не просто отображать что-то. Мне не близка концепция объективистской журналистики, когда ты рассказываешь о том, что есть. Потому что нет того, что есть. Есть то, что ты видишь, и то, как ты это видишь. Если конкретнее говорить о самих художественных методах, то либо ты сам активно выступаешь в кадре, комментируешь и выражаешь свою позицию, либо, когда, например, мы говорим о документальном кино, ты позволяешь говорить за себя своим персонажам. За тебя говорит и монтаж фильма, последовательность, в которой ты располагаешь фрагменты интервью. Если слишком выпячивать себя, маршируя в кадре и пытаясь чем-то заинтересовать зрителя, можно, наоборот, зрителя оттолкнуть. Иногда журналисту верят больше, когда его нет в кадре. Не знаю, что эффективнее: шершавый язык плаката или легкая отстраненность?

- В своих фильмах вы показываете нравственное и, как следствие, экономическое падение уровня жизни в разных странах, на разных континентах. Ваши мысли: что нужно сделать, чтобы мир начал выздоравливать?
- Если бы я знал, как это исправить, я был бы, наверное, самым востребованным человеком в России! (смеется) Я не знаю. По сегодняшней нашей дискуссии могу сделать вывод, что люди в растерянности. И эта растерянность не только на уровне простого народа. Точно в такой же растерянности находятся сидящие в высоких кабинетах. Вот как поступить, когда от твоего действия, твоего решения зависят судьбы сотен тысяч, миллионов людей? Рецептов нет. Мир, действительно, вошел в стадию очень серьезного фундаментального кризиса, аналогов которому еще не было.

- Но некое решение вы все же предлагаете. Один из ваших героев иеромонах Илия предлагает свою версию…
- Ну разве это решение! Нас вообще упрекали за эту сюжетную линию: все вокруг рушится, а вы, мол, призываете, биться головой об пол и молиться. Разве молитва может что-то изменить?

- Мне думается, сегодня в мире существуют две крайне опасных идеологии: национализм и религиозность. Причем, под религиозностью я понимаю не только битье головой об пол, но также веру в либерализм и демократию, которые являются некими иконами западного мира.
- Да, либерализм и национализм идут рука об руку. Герои моего фильма («История современного Вавилона») и говорят о том, что традиционные религии чувствуют себя атакованными этой новой неолиберальной религией. И традиционные ценности вот-вот будут выброшены на обочину этим самым неолиберализмом. А ценности эти не такие уж и вредные: возлюби ближнего своего, долой торговцев из храма!.. Поэтому, думаю, мы не зря показывали священников. Но, конечно, выхода они не могут предложить. А рецепт выправления ситуации должен подразумевать какой-то алгоритм: первое, второе, третье… в политике, экономике, в чем-то еще. Для себя лично, я думаю, что есть вещи, которые государство сделать просто обязано. Это восстановление справедливости и выправление экономики. В первую очередь, должен быть установлен народный контроль на собственность. Но проповедовать такое через фильм, с моей точки зрения, было бы слишком самонадеянно.

- Как вы считаете, в современной России просветители с большой буквы есть?
- Вот мракобесов, действительно, полно. Это всякие колдуны, гадалки, телевизионные попугаи, которые крутят барабан и кричат: какая буква? Были, конечно, большие величины, как Капица, например, которые пытались противостоять тотальному оболваниванию и культурной деградации. Сейчас таких людей мало. Но думаю, что они есть, хотя не могу назвать персонально. Знаете, когда отъезжаешь от Москвы и включаешь провинциальное телевидение (провинция же в сознании воспринимается как нечто второстепенное, есть некий уничижительный оттенок в этом, по крайней мере, для столичных жителей точно), то видишь там совершенно другие глаза, другие лица. Люди там сопротивляются деградации, сохраняют цивилизационную инерцию того самого великого советского периода. Там живы советской закалки учителя. А значит, есть надежда, что советское мировоззрение будет передано следующим поколениям. И значит, не все потеряно.

- Михаил Задорнов в своей книге «Рюрик. Потерянная быль» сказал: «История – это не наука. Это мнение правящего класса». Мы с вами застали еще учебники советского времени, по которым учились. Сегодня, как вы выразились, дети учатся по изнасилованным учебникам истории. Может быть, в этом «собака зарыта»: как только меняется власть - тотчас же переписываются учебники истории.
- Конечно, конечно в этом проблема. В конце восьмидесятых-начале девяностых были очень популярны произведения Чингиза Айтматова, в числе прочих «И дольше века длится день», в котором Айтматов говорит о манкуртах. Манкурт - это человек, попавший в плен, которому, согласно тюркскому эпосу, обвязывали голову сырыми верблюжьими шкурами. А когда шкуры высыхали на солнце, человек испытывал такие страдания, что начинал любить своего врага, у него полностью менялось мировоззрение. Противники советской идеологии говорили: вы – советские люди в Эстонии, Латвии, Молдавии, Украине - где угодно, вы – манкурты. Вы забыли, кто вы на самом деле, вы – советская общность. А потом все перестали быть манкуртами, разрушили советскую общность, советскую идентичность, обнаружили в себе казахов, таджиков, туркменов... А через поколение мы обнаружили, что манкурты – вот они, на Майдане стоят. Они ничего не знают ни про русских, ни про украинцев, ни про свое прошлое, ни про прошлое соседей, они не знают ни про какое прошлое. Это настоящие манкурты, зомби. Они могут быть любой национальности. Например, среди неофашистов, которые называют себя бандеровцами, есть русские, я сам их видел. Я видел людей, у которых дедушки воевали и погибли в Великую Отечественную войну. Но внуки этих дедушек стали бандеровцами. И это ужасно, когда человека можно перепрограммировать не верблюжьей шкурой, а учебником. Это нужно осознавать каждому родителю, когда он отдает ребенка в школу. Школьный учитель, школьный учебник – это самое важное. Это важнее телевизора, важнее юмористической программы, важнее порнографической газеты, которая продается в киоске. Поэтому когда ты позволяешь своему цивилизационному противнику положить руки на систему образования, знай, что он положил их на горло твоего ребенка. И будет делать с твоим ребенком то, что хочет. И через десять лет ты не будешь иметь над ним никакой власти.

- Сегодня большинство русских людей, в какой бы стране они ни жили, испытывают эйфорию, видя, как возрождается Россия. Но эмоциональный накал рано или поздно спадет. А национальной идеи в России до сих пор нет.
- Нет. И пока национальная идея не появится, надеяться на возрождение нельзя. Какую-то идеологию сформулировать и предложить придется. Эта идеология будет иметь отношение к сегодняшнему дню. И будет разделяться одинаково и молдаванами, и украинцами, эстонцами, таджиками, казахами, русскими - всеми. Это идеология справедливости. Потому что справедливость, если рассуждать рыночными категориями, – самый востребованный товар, это то, чего не хватает больше всего.

- Как вы воспринимаете сегодняшнее время: оно вызывает страх, подъем национальных чувств или что-то еще?
- Я с уважением отношусь к национальным чувствам, но все-таки вещи, о которых говорю, – они вне национальности.

В восьмидесятые в республиках начались разговоры о том, что русские угнетают национальные окраины, а в России были разговоры о том, что русские кормят национальные окраины. Прекрасно помню эти разговоры: пусть эти прибалты, грузины - все уходят. Мы, мол, русские.

Но национализм – это все-таки не то чувство. Причастность к народу - это другое. Высшая точка русской истории, как я считаю, – это советская история. И я знаю, что не одинок в своих мыслях. Знаю, что есть тридцатилетние, которые спрашивали своих родителей: «Что же вы наделали, как же вы допустили развал Союза? Ведь расплачиваться за такие ошибки будут даже не ваши дети, а ваши внуки!». И это то ощущение, которое приходит к очень многим русским, умным злым русским. Глупый идет в примитивный национализм, к злым тридцатилетним украинцам и к им подобным в других бывших республиках.

- Но почему мы так боимся проявления национального самосознания? Если мы не будем патриотами своего родного, национального, наши дети будут забывать русский язык. Это страшно! Здесь, в Эстонии, очень актуально оставаться патриотично настроенным по отношению к своему родному языку, русской культуре, истории. От этого зависит сохранение нации!
- Да, это страшно. Я возвращаюсь к нашей советской цивилизации. Наша цивилизация – синтетическая. Она не перерабатывала и уничтожала, а вбирала в себя другие культуры и национальности, не отменяя самое их существование. Эта цивилизация обогащалась за счет других национальностей. Поэтому тот, кто хочет видеть нашу историю историей кровопролитий и войной этносов, будет ее преподносить именно так. Кто хочет видеть историю с другой позиции – слияния культур - будет видеть это иначе. Ни один народ в нашем недалеком прошлом не попытался сделать того, что попытались мы – построить справедливое общество. Мы это сделали, заплатив огромную цену. Но справедливости было больше, чем несправедливости. Я думаю, сейчас будут объединяться все, кто входил в Советский Союз. Советский Союз не мертв, он жив. Не только славяне - и молдаване, и грузины… - простые люди очень хотят отмотать ленту истории назад. Людям хочется вырваться из того мрака, который окутал наш мир сейчас.

Что сейчас ощущаю лично я? Это двойственное чувство. Чувство надежды и ужаса одновременно.
 

Ключевые слова

Наверх