Фото: митрополит Таллиннский и всея Эстонии Корнилий отмечает 90-летие

Игуменья Пюхтицкого монастыря Филарета встречает митрополита Корнилия у Центра русской культуры перед презентацией его новой книги. Фото: Михкель Марипуу

Cегодня митрополит Таллиннский и всея Эстонии Корнилий отмечает свое 90-летие. Postimees cоставил обзор его долгой жизни на основании книги, вышедшей из-под пера самого Корнилия «О моем пути».

«Часто задают вопрос, как и когда у меня созрело желание послужить Церкви Христовой? Наверное, это произошло в самом раннем детстве. Родился я в Таллинне 19 июня 1924 года. Отец мой – Василий Васильевич Якобс, дворянин, потомственный военный, полковник Белой армии, оказался в Эстонии с остатками войск Юденича (...)

Мать – Татьяна Леонидовна, происходила из известной купеческой семьи Епинатьевых, потомственных почетных граждан Ревеля, получивших впоследствии дворянство. Она вышла замуж, едва окончив гимназию. Отец, не имея никакой специальности, кроме военной, не мог найти себе подходящей работы, его вечно обманывали. Семью содержать было не на что, сказывалась и большая разница в возрасте родителей. Семейная жизнь не складывалась. Они расстались, когда я был совсем маленьким».

Отцовское Евангелие

«Мои предки – купцы Епинатьевы, начиная с прапрадеда Димитрия Михайловича, традиционно были прихожанами Никольской церкви на улице Вене (...) Естественно, в Никольской церкви крестили и меня – в честь благоверного князя Вячеслава Чешского. Сохранилось свидетельство о крещении, которое совершил 29 июня 1924 года настоятель храма – протоиерей Василий Чернозерский. Став старше, я хорошо его запомнил – маститый батюшка!

Самые теплые воспоминания детства связаны у меня с отцом, который посвящал мне все свободное время (...) Потом уже, когда отца арестовали, я нашел дневники, из которых узнал, что он иногда неделю голодал, чтобы накормить меня (...)

В 1936 году отец подарил мне небольшое Евангелие в специально заказанном кожаном переплете, на корешке которого вытеснены мои инициалы: «В.Я.» На первой странице надпись: «Ежедневно прошу Господа, дорогой мой Вяченька, чтобы Он, Всемогущий, сохранил тебя на всю жизнь таким же хорошим и честным, каким ты был до сих пор. Сохрани это Евангелие как память о твоем горячо тебя любящем папе». Это Евангелие с тех пор со мной навсегда.

Отец был арестован 24 марта 1941 года. Когда и как над отцом был приведен в исполнение приговор к расстрелу – неизвестно. По данным, имеющимся в таллиннских архивах – вскоре после ареста. (...) Отца я отпел заочно, уже став священником.

После того, как мои родители разошлись, я остался с матерью. Мы жили в особняке на Нарвской улице. Моя бабушка – Александра Эрастовна Епинатьева занимала там четырехкомнатную квартиру (...) Моя мать вторично вышла замуж и поселилась с отчимом в этой же квартире (...)

До последних дней мать никогда не сидела без дела. Что-то чинила, перешивала, с весны и до поздней осени занималась огородом, делала заготовки на зиму.

Когда мне было три или четыре года, я некоторое время ходил в немецкий детский сад, находившийся на улице Гонсиори. Туда принимали детей из немецких семей, но под предлогом того, что Якобс – немецкая фамилия, мама отдала меня туда (...) Довольно быстро я освоил детский немецкий лексикон и мог общаться с ребятами (...)

Ближайшим к нам храмом было подворье Пюхтицкого монастыря. Мы ходили на службы в подворье и называли его «монастырь» (...) Но и в Казанской церкви тоже бывали. Я с детства всегда стремился в храм (...)

Когда пришло время учиться, мать определила меня в маленькую школу, принадлежавшую «Дому Общества русского ребенка» (...) Мой путь к священству начался именно в этой школе у Казанской церкви (...)

В этой школе я проучился до четвертого класса, а когда она закрылась, меня перевели в 19-ю начальную городскую школу, находившуюся на улице Кару, в здании Еврейской гимназии (...) В седьмом классе меня перевели в гимназию общества «Русская школа в Эстонии». Располагалась она на улице Вене напротив Никольской церкви. В этой же гимназии учился и Алексей Ридигер, будущий Патриарх Московский и всея Руси – Алексий Второй. Но он младше меня на пять лет, тогда это была огромная разница в возрасте».

Так и не был мобилизован

«В 1943 году я окончил гимназию и по возрасту должен был быть призван в армию. В советскую забрать не успели – слишком быстро наступали немцы, которые, придя к власти, тоже организовали в Эстонии мобилизацию. Моих сверстников по гимназии всех призвали.

Я получил повестку явиться на призывной пункт 20 января 1944 года: шла мобилизация в эстонское отделение войск СС. Я принес справку, что работаю псаломщиком в Казанской церкви, т.е. что я – церковный человек. За большим столом расположилась комиссия, состоявшая из эстонских офицеров немецкой армии. Всех нас, призывников, вызывали туда в «костюме Адама». Стою я перед ними в таком «костюме» и доказываю, что я – духовное лицо. Офицеры меня на смех подняли (...)

Однако произошло чудо: один офицер говорит: «Даю вам два часа – сходите на Выш­город, там наш генерал, я вам к нему бумажку дам». Вернулся я с резолюцией: «Вячеслав Якобс как духовное лицо мобилизации не подлежит» (...)

Когда в 1944 году пришли советские войска, повторилась та же история. Уже советские офицеры, когда я стал объяснять, что я – духовное лицо, посмеялись, но от военной службы освободили (...)

Недалеко от Таллинна располагались немецкие лагеря для «перемещенных лиц» – в Пылккюла, Клоога и Палдиски. В них томились в ужасных условиях полуголодные, плохо одетые дети и взрослые. Для духовной помощи им Церковное управление направляло в лагеря таллиннских священников. Особенно ревностным был отец Михаил Ридигер. Я тоже часто ездил в лагеря в качестве псаломщика. С отцом Михаилом бывал и совсем юный его сын Алексей.

В 1944 году Таллинн был освобожден от немецкой оккупации (...) Первое Пасхальное богослужение в вновь открывшемся Александро-Нев­ском соборе прошло в особенно приподнятом настроении, с большим подъемом. С таким же особенным подъемом при огромном стечении народа и духовенства Архиепископом Павлом был отслужен благодарственный молебен по случаю окончания войны. Мы с Алексеем Ридигером иподиаконствовали Владыке за этими службами (...)

Поскольку вся моя жизнь проходила в Церкви, то и свою будущую верную и преданную спутницу жизни я встретил там же. Моя невеста – Татьяна Петровна Соловьева окончила художественное училище (теперь Эстонская Художественная Академия).

Мы поженились в 1945 году, венчались в Казанской церкви 15 июля. В военные годы было не до свадеб, венчаний не было, поэтому наша свадьба стала для православного Таллинна настоящей сенсацией (...)»

Тяжесть венца

«8 февраля 1948 года Епископ Исидор рукоположил меня во иереи и назначил настоятелем прихода Марии Магдалины в Хаапасалу.

У моей жены, которую немцы продержали больною в тюрьме, развилась бронхиальная астма. Мы решили уехать из Эстонии, переменить климат. Очень трогательным было прощание с прихожанами (...)

Поскольку вологодский климат не оказал благотворного влияния на здоровье моей жены, мы решили возвратиться в Эстонию. Пять с половиной лет прослужил я в Вологде, о которой сохранил самые светлые и теплые воспоминания (...)

Друзья помогали укладывать вещи, а на следующий день – 27 февраля 1957 года – я был арестован (...) Предъявлялось мне два обвинения. Первое, что во время войны я якобы вел работу в пользу немцев. Второе касалось книг (...)

На суде прокурор кричал: «Надо ему дать 25 лет, у него руки в крови!» (...) Присудили мне десять лет (...) Лагерь в Мордовии представлял международную компанию. Кого там только не было! Украинцев много, «бендеровцев», латышей, литовцев, татар, калмыков, эстонцев – «лесных братьев» (...)

Жена нашла хорошего адвоката, и мне сократили десять лет на пять. Я отсидел три с половиной года – зачетов набралось на полтора года.

Не могу жаловаться на жизнь в лагере: условия были нетяжелые. Угнетала разлука с семьей. Жена тяжело болела... Меня она дождалась, но все переживания свели ее в могилу в 55 лет.

В сентябре 1960-го я вернулся в Эстонию. В 1990 году только что избранный Пат­риарх Московский и всея Руси Алексий Второй предложил мне архиерейство. В ответ я выдвинул других кандидатов, но он их отверг. Святейший спросил, где мне хотелось бы принять монашеский постриг и с каким именем. Я, не задумываясь, ответил, что в Печорах, т.к. этот монастырь и его преподобномученик Корнилий с детства близки моему сердцу (...)

Подготовка к постригу, сам постриг и ночь после него в Успенском храме – одно из самых сильных потрясений, которые мне пришлось пережить, коренным образом изменившее все во мне. Обе дочери и старшие внуки тоже приезжали в Печоры. Они говорили, что никогда в жизни не видели меня в таком состоянии (...)

Архиерейский период моей жизни у всех на виду и пока еще не закончен. Он пришелся на трудное время. Но многое и радует (...) В то же время в полной мере пришлось ощутить тяжесть архиерейского венца. Оглядываясь на прошлую жизнь, могу сказать, что никогда – ни в годы советских репрессий, ни во время пребывания в заключении, мне не доводилось подвергаться таким унижениям, оскорблениям, клевете, с какими пришлось столкнуться, став Епис-копом (...)»