От редакции: зачем запрещать, если нечего скрывать?

Телевизионный пульт. Фото: SCANPIX

Не случилось ничего особенного. Во всяком случае на первый взгляд и в контексте Эстонии. Молодой премьер-министр запретил Таллиннскому телевидению участвовать в пресс-конференциях правительства, потому что ему не нравятся пропагандистский характер этого канала и принципы его финансирования.

И многим не нравится. По вполне понятным причинам. Но поместим проблему в несколько более широкий контекст. С 1766 года, когда в Швеции был принят первый в мире закон, касающийся свободы информации, эта свобода стала составляющей прав человека. В нашем случае важно то, что этот закон стал частью понимания, что в спорах рождается истина и что рациональное обсуждение проблемы и поиски истины невозможны без того, чтобы информация была доступна абсолютно для всех.

Посмотрим теперь на случай с премьер-министром другими глазами в европейском контексте. Глава правительства одной страны перекрывает каналу, представляющему взгляды оппозиционной партии, доступ к информации, касающейся деятельности кабинета министров. С этой точки зрения действия премьер-министра вступают в противоречие не только со свободой прессы, но и с принципами рациональной дискуссии. Решать вопрос, стоило ли выдавать Таллиннскому телевидению лицензию на вещание, не дело премьер-министра. Если лицензия есть, значит журналистский профессионализм оценили компетентные инстанции. Политик не является компетентным лицом, чтобы давать этому оценку или менять заключение специалистов.

Человеку – в том числе премьер-министру – свойственно ошибаться. Это не проблема. Проблема, когда ошибочное мнение не желают менять. В сегодняшней газете премьер-министр говорит, что Таллиннское телевидение подрывает доверие к государству и его основам, и потому он не изменит своего решения.

Именно так в «Последней реликвии» рассуждала абатисса с братом Иоганнесом по поводу женитьбы Агнес с Хансом фон Рисбитером. И мы знаем, какая участь постигла абатиссу и брата Иоганнеса. Вопрос не в том, чья точка зрения более верна, вопрос в том, можно ли ограничивать свободу – в нашем случае свободу слова, – не вступая в противоречие с европейскими принципами. Традиция, берущая начало от мыслителей эпохи Просвещения, подобных отступ­лений не предполагает.