Ахто Лобьякас: Эстония как миграционный пункт

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Фото: Priit Simson

Зачем Эстонии иммигранты? Кажется, нет другой темы для обсуждений, которая могла бы сильнее разжечь страсти, причем масштаб этого возгорания более значителен, чем может вообразить себе большинство участников споров.


Скажем честно, наименее убедительны в этих дебатах всевозможные демографические модели. Преимущественно в силу того, что демографические проблемы не ощутимы здесь и сейчас.

Отчасти же и в силу того, что те модели, которые указывают, что к 2050 году на каждого пенсионера останется менее двух работающих (по сравнению с семью в 1950 году), исходят преимущественно из визуально воспринимаемых предпосылок.

Например, что труд одного человека равен труду другого, что за горючий сланец невозможно выручить столько, сколько за нефть, а штаты Министерства обороны нельзя сократить вдвое без значительного снижения уровня безопасности.

Проблема в визуальных различиях, которые делают приметными чужих на нашей территории. С иммиграцией ассоциируются, например, китайские кварталы и мечети. (В этом и кроется причина того, почему эстонских русских называют не «иммигрантами», а «оккупантами»).

Существует немного такого, что в той же мере отличало бы Эстонию от Швеции (и вообще от ситуации в Северных странах), как иммиграционная философия. То обстоятельство, что каждый сотый житель Швеции имеет иранское происхождение, отнюдь не порождает в Швеции экзистенциального кризиса. А вот в Эстонии порождает — по отношению к Швеции.

Швеция и Эстония живут в различных эпохах и различных мирах. Наши истории различаются, и тут ничего не попишешь. Но нам следовало бы научиться прежде, чем искать соринки в глазах других, видеть бревно в своем.

Радикальные перемены в миграционной политике Эстонии (например, ежегодное предоставление убежища сотне беженцев) стали бы действенным средством сближения нашего восприятия истории с восприятием ее развитым миром.

Тысяча новоявленных переселенцев не смогла бы за десятилетие изменить историю, язык и государственное устройство страны. Но для говорящих на эстонском языке курдов (которых мы отправили обратно) было бы очень полезно наблюдать, что мир шире, чем мы сами. Разумеется, тем кто оказывает такую помощь, пришлось бы нелегко в маленькой депрессивной Эстонии.

Страх перед чужаками парадоксален. Эстония никогда прежде не видывала такой экспансии чужих идей и институтов, как в настоящее время. За исключением начала XIII века, когда сюда явились немцы и датчане, принесших христианство (о чем сегодня мы вспоминаем с благодарностью).

Неправда, что Эстония сможет оставаться в мире незыблемой. Пока мы стоим на одном месте, мир движется вперед. Сегодня мы можем сказать шведам гораздо меньше, чем 20 лет назад. Через 20 лет, если мы сможем продолжать сближение с богатой Европой, нынешние страхи будут казаться анахронизмом. Если же не сможем, то наше мнение уже никого не будет интересовать.

Комментарии
Copy
Наверх