Фильм «Класс» тенью витает над Ильмаром Раагом

Ильмар Рааг (слева) и оператор Туомо Хутри на съемках фильма «Я не вернусь». Фото: Рускино

Завтра на экраны Эстонии выходит картина Ильмара Раага «Я не вернусь», которую он снимал в России, а также в Белоруссии и Казахстане.

Карьера эстонского режиссера Ильмара Раага успешно складывается в России. Он получает предложения снять фильм одно за другим. Но времена сейчас трудные. На Украине идет война, против России принимаются всевозможные санкции. И Ильмар Рааг напоминает нам, что санкции могут быть направлены не против народа, а против конкретных идей и взглядов.

Индрек Харгла считает, что эстонцы не должны иметь никаких дел с Россией, Прийт Пуллеритс призывает бойкотировать российский спорт, в Хаапсалу отменили концерт Стивена Сигала. Что вы, как человек, снимавший художес­твенный фильм вместе с русскими, скажете на это?

Для меня неприемлемо оценивать человека по тому, какой он национальности, или дискриминировать его из-за этого. Человека можно оценивать по его делам, словам, взглядам. На основе ценностей, назовем это мировоззрением. Если мы станем всех русских мерить одним аршином только потому, что не приемлем российское правительство, то уподобимся таким же поверхностным деятелям.

Другое дело оставаться верным своим принципам. Ввод войск на территорию другого государства – это крайне сомнительное мероприятие. И Стивен Сигал должен понимать, что в Америке исходят из того, что знаменитости несут ответственность за любой свой поступок, они невольно служат примером другим. И если известный человек одоб­ряет преступление, то тем самым в моральном плане сам становится преступником.

Простим Гитлера за то, что он любил Вагнера? Или будем считать Сталина, который по ночам в малом кинозале Кремля смотрел американские фильмы, милым усачом?

В этом смысле бойкот всех русских и Стивена Сигала – не одно и то же. Не только мы руководствуемся определенными ценностями, другие люди тоже придерживается конкретных идей и взглядов, и народ здесь ни при чем.

Существует базовый принцип урегулирования конфликта: если хочешь его уладить, нужно сконцентрироваться на тех вопросах, по которым стороны придерживаются сходных точек зрения, а не на тех, по которым расходятся. Если мы будем обсуждать с соседом только те вопросы, по которым никогда не сойдемся во мнении, то вечный конфликт гарантирован. Но если мы сможем найти некую одинаково интересную нам тему, то, возможно, позже придем к согласию и по тому вопросу, который послужил яблоком раздора.

Поэтому я думаю, что никогда не оттолкну тех русских, мировоззрение которых я разделяю. Эстонская спесь и невежество противны мне точно так же, как их российские аналоги. Искусство является одной из тех сфер гражданской дипломатии, в которой следует действовать с удвоенной энергией, чтобы не порвать последние нити, связывающие нас с народом, живущим по другую сторону границы. Потому что если не видишь соседа, то представляешь его демоном. Это – социально-коммуникативная неизбежность.

Ваш следующий фильм тоже связан с Россией – признание в любви Санкт-Петербургу. Это будет состоящая из короткометражек кассета, как делают в последнее время во многих уголках мира: о Париже, Нью-Йорке… Но больше всего впечатляют имена девяти режиссеров, которые будет участвовать в этом: Федор Бондарчук, Тимур Бекмамбетов, Рэйф Файнс, Тодд Солондз… и вы в том числе. Неплохая компания?

Да, неплохая. Я действительно жду, когда будут снимать эту кассету короткометражных фильмов. Это должна быть моя первая чистой воды комедия, которую к тому же я сам написал. Правда, сейчас очень тревожное время. Уже пошли разговоры о том, удастся ли реализовать этот проект, кто из иностранцев согласится в нынешней ситуации приехать в Россию. Опять же не приехать, значит, поступить очень недальновидно.

С другой стороны, нет ничего удивительного в том, что ваше имя стоит в одном ряду с именами этих людей. Как думаете, какой эстонский фильм наиболее знаменит в России?

Я понимаю, к чему вы клоните. Да, фильм «Класс» довольно известен, но я бы не рискнул назвать его самым знаменитым.

Насколько известен?

Мне рассказывали, что в какой-то год «Класс» был в числе десяти наиболее часто «пиратски» скачиваемых фильмов.

Сколько зрителей его посмотрело? Миллионы?

Не могу сказать, поскольку не знаком с такой статистикой. Однажды в Омске меня пригласили выступить в одной из школ как режиссера «Класса», и после выступления школьники попросили дать им контакты актеров. В России есть фан-клуб мальчиков, снимавшихся в «Классе», им пишут.

Китай – еще одна страна, где «Класс» пользуется

сверхъестественной популярностью, на одном интернет-сайте есть более 2000 комментариев о фильме. Конечно, все на китайском языке, которым я не владею.

Могу добавить, что среди фильмов 2007 года популярный киносайт kinopoisk.ru поставил фильм «Класс» на

14-е место, это мнение высказали 54 000 человек. На 13-м месте фильм Антона Корбейна «Контроль», на 15-м – голливудский фильм «Я – легенда». Конечно, такие рейтинги не стоит воспринимать слишком серьезно, но все же приятно.

Да, Россия – мистическая страна.

Такова российская реальность – фильм может провалиться в прокате, как случилось с «Классом», но по просторам Интернета прокатиться словно пожар?

Абсолютно. Это вполне логично. Если фильм выходит на экраны через год после того, как в рейтинге пиратства занимал верхние строчки, то на что можно рассчитывать в кинотеатрах. Тем более что в прокате он шел в кино­театрах, которые показывают высокохудожественные ленты, молодежь туда вообще не ходит.

В целом в России ситуация с высокохудожественным кино не очень благополучная, т.к. в сознании зрителей укоренилось представление, что их демонстрируют преиму­щественно на небольшом экране, а кинотеатры показывают в основном коммерческие ленты.

В отношении российских фильмов существует правило: если по телевизору одновременно с прокатом не идет коммерческая реклама фильма, то на успех рассчитывать не приходится.

Кстати, фраза о том, что фильм «Класс» является самым знаменитым эстонским фильмом в России, принадлежит известному российскому критику, правда, представителю молодого поколения. Очевидно и то, что до сих пор, если в России снимают фильм о жизни школы, то его сравнивают с «Классом». Например, когда вспоминают популярную «Школу» Валерии Гай Германики, то каждый раз отмечают, что сначала был «Класс», а потом ее сериал. Вы его видели?

Нет, но, конечно, слышал о нем. Ирония в том, что с моей точки зрения «Класс» повествует не столько о жизни школы, сколько о другом явлении, о котором я прочитал в одном исследовании, посвященном урегулированию конфликтов. В академической литературе это явление называется «иррациональная эскалация». На определенной стадии конфликта участники принимают иррациональные решения, не способствующие его решению, это может привести к ситуации, когда участник конфликта, изначально придерживавшийся морали, в какой-то момент может совершить преступление. Школьная жизнь или стрельба в школе являются лишь одним примером этой модели, но, несомненно, жизнь школы, как таковая, меня не интересовала.

На плакате фильма «Я не вернусь» значится «От режиссера фильма «Класс». Опять «Класс». Вас удивляет популярность этого фильма?

Немного удивляет. В том числе и потому, что фильм снимался очень быстро и довольно легко. На самом деле никогда заранее не знаешь, какой жизнью заживет фильм. Сейчас я уже не столько удивляюсь, сколько задаюсь вопросом: смогу ли снять нечто подобное. Я думаю, что мне есть что сказать, но все решают зрители.

Тень «Класса» продолжает витать над вами?

Никуда от нее не денешься. В России даже ощущается определенный брендинг, ожидание, когда появится «Класс 2». Было бы глупо пойти на поводу. Нельзя снимать фильм только из-за давления извне.

Наверное, в России он попал на благоприятную почву? Задел нужный нерв?

Да, я тоже думал о том, что успех «Класса» в России, очевидно, больше связан с культурной предрасположенностью. В России я ощущал определенную культуру агрессивности: например, в книжных магазинах там намного больше, чем в Эстонии, книг, посвященных военному делу и боевым искусствам.

В России существует и в значительной степени идеализирующая преступников, т.н. блатных, субкультура, выразителем которой был, например, Высоцкий. В Эстонии ничего подобного нет, но есть, например, в Америке, если вспомнить о культуре гетто и гангстеров.

Косвенно такая культура связана с экономическим неблагополучием, провоцирующим преступное поведение. В благополучных странах реакция на «Класс» была не столь сильной.

Правда ли, что, как писала российская пресса, еще до съемок «Я не вернусь» вы должны были снимать в России фильм о молодом и талантливом хоккеисте Алексее Черепанове, умершем от сердечного приступа во время матча, и даже бывали в Сибири, откуда родом Черепанов?

Правда. Но мои русские друзья столкнулись с большими, чем я думал, трудностями при финансировании фильма. Свою роль сыграло и то, что профессиональный спорт очень противоречив, включая необъяснимые подозрения в употреб­лении допинга и прочее. Тема сложная, высказывались опасения, вправе ли эстонец браться за нее. Я и сам чувствовал, что, возможно, не имею морального права снимать этот фильм, хотя история очень интересная.

Что вообще может привлекать вас в России? Деньги? Высокая культура кино? Или просто возможность снять еще один фильм, а где – неважно?

А, может быть, любопытство? Для русской духовности характерно мистическое стремление к красоте. Но «возможность снять фильм» я исключаю в любом случае, потому что фильм никогда не является главной целью, это инструмент, предоставляющий возможность что-либо сказать. Сценарий фильма «Я не вернусь» отличается именно поисками этой поэтической неопределенности. Ведь трудно поверить, невозможно рационально объяснить то, что девушка, уже работающая в университете, вдруг все бросает, отказывается от прежней жизни, чтобы проехать всю Россию автостопом.

Фильм «Я не вернусь» был снят благодаря «Классу»?

Могу с уверенностью сказать, что сценарий «Я не вернусь» мне прислали как режиссеру фильма «Класс». Читая первые страницы, я подумал, что тема та же самая, но затем история изменилась, и это зацепило. Можно сказать, что в этом фильме соединились две разных ленты, в первой части зрителей настраивают на одну волну, а затем жанр совершенно меняется. Мне такой прием всегда нравился.

Что в этой истории, кроме неожиданного поворота, вас заинтересовало?

Этот сценарий обладал своего рода магическим реализмом. Поэтическая притча, жанр которой всегда привлекал меня, но прежде я не рисковал такое снимать. Определенным образом я вижу себя в главной героине, и фильм получился очень личным.

Как вы нашли этих удивительно органичных девушек – Полину Пушкарук и Викторию Лобачеву? Прекрасно играют. Поистине Россия полна талантами.

Действительно, с этими девушками мне повезло. Вместе с российскими продюсерами мы искали их почти полгода. Своего рода знаменательно, что когда я выбрал младшую – Викторию Лобачеву, то узнал, что она действительно жила в детдоме. Ее тогдашняя приемная мать сказала, что сценарий написал человек, который будто давно знает Вику.

Где-то к концу съемок я сам поверил в то, что именно их игра является сильной стороной этого фильма. И действительно, на фестивале «Зеркало» имени Тарковского именно они получили приз.

Говорят, что продюсер Наталья Дрозд хотела, чтобы режиссером был человек, свободный от отрицательных стереотипов российской жизни, чем нередко грешат российские постановщики. Насколько правдиво изображена та Россия, которую мы видим в фильме?

Правда – в глазах зрителей. И мне, и моему оператору Туомо Хутри было очень важно поймать ощущение истинности. Мы, например, побывали в пяти-шести детдомах, чтобы понять ситуацию.

И с российскими дорогами было так, что по финансовым соображениям их снимали в Белоруссии, но мы с Туо­мо настаивали на достоверности, и российские продюсеры разрешили нам небольшой группой выехать и снять дороги в Ленинградской и Псковской областях. И хотя в данном случае мы не ставили перед собой задачу показать Россию, она предстает в фильме такой, какой я ее увидел.

В таком несколько поэтическом ключе?

Да, мы с Туомо между собой использовали это слово «поэтический». Возможно, виной тому стихи Есенина, которые я читал, когда учился в школе, или отдел романтизма Русского музея в Санкт-Петербурге, в котором я побывал во время съемок.

«Эстонка в Париже», «Керту», «Я не вернусь»… Что связывает вас с этими женщинами, если все последние фильмы рассказывают о них? Это сов­падение?

Женщины мне интереснее, они противоречивее. В моем представлении мужчины – носители определенных идей, и поэтому они более одноплановы. Но, несомненно, это личная проблема. У меня еще остались некоторые мысли, и они касаются в основном мира мужчин.

Оператор Март Таниэль, снимавший в России фильм «Интимные места», со смехом рассказывал о том, как каждую неделю зарплату приво­зили на съемочную площадку в спортивной сумке и деньги раскладывали на столе. Каковы ваши самые яркие впечатления?

В России очень разные фирмы, снимающие кино. Там есть и современные компании, сравнимые с Голливудом, и небольшие киностудии. Кинокомпания «Глобус фильм», которая осуществляла съемки нашего фильма, работает очень достойно. Эта компания была российским партнером на съемках фильма о Джеймсе Бонде, одна часть которого снималась в Петербурге, а также немецкого фильма «Бункер» («Der Untergang»), в котором развалины Берлина тоже снимали в Петербурге. Честно признаюсь, что мое представление о том, как делаются дела в России, изменилось.

Как повлиял на ваш фильм запрет на употребление нецензурной лексики в кино, вступивший в силу летом? Пару крепких словечек я все же услышал.

Сейчас еще никто толком не знает, как повлияет этот запрет. Вообще с прокатом независимого кино ситуация осложнилась. Но, к счастью, мой фильм вышел в прокат еще в июне. Что будет дальше, не знаю.

Как вообще относиться к таким запретам? В России, наверное, не удалось бы снять «Класс» таким, каким он получился?

Такое уже бывало в истории. В 1930-е годы в Америке установилась строжайшая самоцензура – кодекс Хейса был принят в ответ на критику, что киноискусство подрывает нравственные устои. В Советском Союзе тоже была принята строжайшая доктрина социалистического реализма. Разве это помогло? Наоборот, ширилось представление о том, что кино боится честно отражать действительность. Тем сильнее была любая контр­культура как честное зеркало общества.

Основная слабость моральной цензуры в том, что человек плохо понимает запреты. Под прямым нажимом он может несколько изменить свое поведение, но это не значит, что «импульс» исчезнет. К реальным изменениям ведут, скорее, положительные примеры.

Для меня содержание всегда важнее формы. Если в фильме нецензурщина является самоцелью или фильм снимается для того, чтобы показать насилие и секс, это довольно утомительно, но другое дело, если это часть содержательного послания. Если в искусстве вообще есть что-то, о чем можно поспорить, то это не вопросы формы, а этическая сторона послания.

Вас тоже беспокоит эта т.н. патриотическая линия, которую Россия проводит в некоторых своих фильмах буквально на государственном уровне? Или нам есть чему поучиться?

Любая страна имеет право превозносить то, что ее сплачивает. В этом смысле я очень хорошо понимаю патриотические фильмы. В любой стране на это есть социальный спрос, поскольку одной из важнейших психологических потребностей человека является ощущение принадлежности к определенной группе людей. Разница, однако, в том, что в разных странах основы идентичности могут быть очень различными.

В Эстонии, например, самым патриотичным мероприятием является сейчас Певческий праздник. И Россия имеет полное право превозносить людей, защищавших родину. Лишь когда в российскую патриотичность вплетаются имперские ноты, это вызывает у меня беспокойство. Это служит сигналом всем соседям, что рядом с империей они могут быть лишь марионетками.

Все это значит, что идеал может быть только в умеренности. Без патриотизма страна опустеет, но страна, одержимая патриотизмом, начинает искать врагов.

Чем займетесь, Ильмар?

Мне еще есть что сказать, и, надеюсь, у меня это полу­чится.

На экраны выходит фильм Ильмара Раага «Я не вернусь»

•    Выросшая в детдоме и преподающая в вузе Аня (Полина Пушкарук, на фото на заднем плане), спасаясь от ложного обвинения, скрывается в приюте для бездомных детей, где встречает 13-летнюю Кристину (Виктория Лобачева). Вместе они отправляются в Казахстан, чтобы отыскать бабушку Кристины.

•    Фильм является совместным производством России, Беларуси, Казахстана, Финляндии и Эстонии. Производство: Россия.

•    Бюджет фильма 1,5 миллиона евро.

•    Автор сценария: Ярослава Пулинович (при участии Олега Газе), оператор Туомо Хутри (Финляндия), музыку также написал финн Пану Аалтио.