Вопрос русской школы на протяжении многих лет был эпицентром кипения страстей и разделил эстонское и русскоязычное общества в абсолютно бесцельной дискуссии. Согласно теории немецкого философа Ханса Георга Гадамера, это можно было бы назвать отсутствием желания переместиться в чужую субъективность.
Представители разных точек зрения не в состоянии вести диалог, потому что у каждого есть какое-то представление о том, что нужно сделать с русской школой, но в то же время нет ответа на основной вопрос – чего мы хотим от русской школы на самом деле. А это в свою очередь тесно связано с представлением будущего межнациональных отношений в Эстонии.
В нынешней Эстонии есть два взгляда на суть перехода русской гимназии на эстонский язык обучения.
Русская школа на службе национальной политики
Первый: переход русских гимназий на 60% обучения на эстонском языке – это лишь первый шаг. Потом эстонизация коснется основной школы, а затем в один прекрасный июньский день последняя русская школа в Эстонии закроет свои двери навсегда.
Гражданская оккупация (по версии Лаури Вахтре) на этом закончится, и не будет больше русской молодежи, а будет уже «чисто эстонский продукт». Вопрос качества образования здесь второстепенен, потому что методами политики образования исполнен заказ национальной политики.
Во имя будущего русской молодежи
Есть и второй взгляд, более умеренный: русская школа нуждается в реформе исходя из интересов самой русской молодежи.
Понятно, что русская школа за последние 20 лет не смогла обеспечить достаточно хорошее владение эстонским языком неэстонцами. Лишь чуть больше половины молодых людей получает уровень B1, и это за девять лет обязательного изучения эстонского языка! Это ненормально и не дает никаких перспектив на полноценное вливание в общественную и социальную жизнь страны. Так что в этом ракурсе мы видим заботу о конкурентоспособности молодежи, основанной на владении государственным языком.
К какой Эстонии мы стремимся?
Полярность этих двух взглядов говорит не только о проблеме русской школы – берите шире: вопрос заключается в том, к какой Эстонии мы стремимся.
В первом случае ассимиляция дает нам на выходе «восстановление исторического прошлого» с «чистыми» представителями населения.
Во втором подтверждается мнение, что мультикультурность обогащает: все должны владеть эстонским языком, но жить можете и «по-русски».
Уверен, что цель государства – не насильно ассимилировать русских (добровольная ассимиляция в какой-то мере происходила всегда и везде). Важным для русской школы является гарантия качественного образования и высокого уровня владения эстонским языком. Это важно как для русской молодежи, так и для государства.
Что получили?
Сегодня смело можно сказать, что проводящаяся реформа не поддерживает реализацию ни одной из двух вышеупомянутых позиций. Ассимиляция невозможна в искусственно созданной чужой языковой среде, и в русской школе – введи хоть стопроцентное обучение на эстонском языке – эстонцев мы не получим.
Отрадно, что в процессе работы созванной весной группы, которая занималась анализом реформы за последние три года, выяснилось, что большинство учителей и учеников считают преподавание на эстонском языке хорошим методом обучения языку. Если, конечно, это делается на уровне.
«На уровне» означает, что на преподавание предмета тратится больше времени, так как часть урока уходит на развитие владения языком. Понятно, что для этого требуется больше хороших учителей, владеющих языком и навыками его преподавания, также необходимы и адаптированные учебные материалы. Ну, и сами ученики должны понимать, что им говорят на уроках.
На практике же все не так. Рабочая группа пришла к выводу, что в основном процесс преподавания на эстонском языке крайне пассивен и сводится к тому, что учитель стоит перед классом и говорит на эстонском, а участие учеников ограничивается ответами «да» или «нет». А зачастую и сам учитель не может сказать большего. И над всеми – как Дамоклов меч – висит страшная цифра: обязательные для исполнения 60 процентов...
Результаты госэкзаменов показывают, что за последние три года владение эстонским языком существенно не улучшилось. В некоторых школах оно стало лучше, но, к примеру, в школах Силламяэ и Таллинна показатели даже снизились.
Я отнюдь не имею в виду, что от преподавания на эстонском языке вообще нет пользы. Как один из методов обучения языку оно себя зарекомендовало, при условии обеспечения качества. В то же время, что следует из результатов госэкзаменов, это не волшебная палочка, по мановению которой все вдруг свободно заговорят на эстонском.
В рапорте рабочей группы отчетливо читается, что лучше всего обучение эстонскому языку происходит в процессе реального общения между молодыми людьми. Однако зачастую такие контакты редки и не только в Нарве, но и в Таллинне. Это серьезный вопрос, адресованный нашей интеграционной политике, одной из составляющих которой является система образования.
Как достичь цели
Эстонское государство должно приложить немало усилий для того, чтобы вся русская молодежь овладела эстонским языком на высшем уровне и при этом получила хорошее образование. Но этого можно достичь разумной политикой образования, а не национальной политикой.
Именно продуманная политика образования требует от школ хороших показателей по эстонскому языку и другим предметам. Преподавание географии на ломаном эстонском в русской школе в такую политику образования не входит.
Евгений Осиновский, министр образования и науки ЭР.