Причудские женщины заплетают в косы не волосы, а репчатый лук

Преемственность поколений: лук выращивали еще предки Марии Свинковой, но ее сыновья, ставшие горожанами, о жизни в деревне и слышать не хотят. Фото: Toomas Huik

Косы из лука, что вывешивают сейчас вдоль причудских деревень, смотрятся как произведения искусства. Мария Свинкова из деревни Казепяэ, лук, по ее словам, выращивает всю жизнь и использует его практически во всех блюдах, а муж так и вовсе предпочитает есть сырым.

Когда проезжаешь по деревням, протянувшимся вдоль Чудского озера, кажется, что такой идиллии в природе быть не может. Где-то горят леса, случаются наводнения и даже войны, а здесь царит невероятное спокойствие. Ветерок лишь изредка тронет зеркальную гладь озера, тут и там виднеются вытащенные на берег лодки.

За домами, выстроившимися вдоль улиц, видны длинные и высокие луковичные грядки, а рядом сидят женщины и плетут из лука косы. От работы они отрываются только в том случае, если рядом с домом остановится какая-нибудь машина, что, разумеется, не оставят без внимания и соседи.

Новое веяние

Мария Свинкова, в прош­лом работавшая в Калласте парикмахером, лук выращивает всю свою жизнь. В прежние годы после работы, не говоря уже о выходных, она спешила на огород. В ее роду луком занимаются уже не одну сотню лет. Предки Марии, старообрядцы, осели в Казепяэ (рус. Казапель) давно, хотя она точно не знает, пришли ли они с берегов Белого моря или откуда-то еще. Во всяком случае цикорий, который некогда был главной культурой в Причудье, ее предки уже не выращивали. Выращивали в основном уже только лук. И сорт всегда был один — «Бессоновский», получивший свое название то ли по российской, то ли по белорусской деревне.

Вырастить лук, объясняет Мария, непросто, он требует много забот, работать приходится исключительно руками. Весной нужно сделать грядки, причем непременно высокие, чтобы защитить овощи от подтопления, как, например, нынешней весной. Землю — до того, как в нее высадят отборный лук, и после — нужно несколько раз обработать граблями, прополоть, удобрить наво­зом. Свинкова, смеясь, показывает свои натруженные руки: «Это не руки, а грабли!»

Созревший лук, у которого уже пожелтели перья, нужно вытащить из земли и хорошенько высушить. На это уходит примерно неделя, а то и  больше. У Свинковых для сушки выделен специально открытый сарай, в котором гуляют сквозняки.

Затем лук нужно отсортировать: одни луковицы пойдут на продажу, другие сплетут в косы. Кстати, луковые венки в Причудье стали плести совсем недавно, горожане и иностранцы с удовольствием покупают лук не россыпью, а в косах. За зиму искусство плетения луковых кос слегка подзабывается, но летом снова вспоминается, и за четверть часа местные искусницы запросто могут сплести трехкилограммовую луковую косу. Более крупные косы весом в четыре килограмма идут по 100 крон, поменьше — по 75 крон.

Ленинград-кормилец

Если еще лет десять назад местные жители сетовали, что все заполонил дешевый польский лук, то сегодня про привозной лук не вспоминают. Привыкли к дешевой конкуренции.

Впрочем, если польский лук вне всякой критики, то причудский лук высоко ценят за его вкусовые качества. Во всяком случае Мария Свинкова продает лук по 15 крон за килограмм. При желании, конечно, можно найти и более дешевый товар, но истинная цена на лук, как правило, устанавливается на ежегодной ярмарке в Калласте, которую не пропускают причудские жители.

Конечно, сегодня даже самый удачный торговый день не сравнить с тем, что удавалось выручить в свое время за лук на ленинградских рынках, хотя Свинковы давно поменяли «Москвич» и «Жигули» на BMW.

«Были времена», — со вздохом говорит хозяйка, вспоминая, как их семья за лето выращивала и продавала по пять-шесть тонн лука. Загружали полный прицеп и к вечеру уже были в Питере, торговали на Кузнечном, Кировском или Сенном рынке. Ночевали в машине или в общежитии при рынке, чтобы с утра пораньше начать торговать. «Ленинград все съедал, — добавляет Мария. — Все местные жители благодаря Ленинграду хорошо жили». На цветной телевизор можно было заработать за два дня, а копейки на бензин никто и не считал.

Свинковы ездили в Ленинград, особенно, когда выращивали огурцы в теплице, чуть ли не через день. «Хорошо об этом вспоминать, мы тогда молодые были, — замечает Мария. — Трудно, конечно, было, но мы этого не замечали. Не так, как сейчас, когда вечером сядешь уставшая и думаешь, на что, господи, мне все это надо. А ведь надо!»

Времена, когда лук выращивали тоннами, давно в прошлом. Из-за государственной границы в Санкт-Петербург лук никто не возит, а эстонское государство его не закупает. Огороды приходят в запустение, молодежь не хочет на земле трудиться. «По крайней мере двое моих сыновей, что живут в Тарту, не хотят», — говорит Свинкова со вздохом, добавляя, что сыновья сейчас безработные, а у них банковские кредиты. «Вот мать им и помогает. Если бы детям не помогали, так ничего бы жили. А у них самих дети-школьники, и за все платить приходится».

Между соседями, которые вообще-то хорошо ладят друг с другом, идет небольшая конкуренция. В Казепяэ, по словам Свинковой, все выращивают лук. А покупают его только проезжающие через деревню. Когда у чьего-то дома останавливается машина, в голове невольно мелькнет мысль, почему у соседей, а не у меня покупают, говорит Мария.

Всегда на столе

На рынок в Тарту, по ее словам, и соваться нет смысла, там все захватили перекупщики, и место на рынке, по слухам, получить непросто. Да Мария и не пытается.

Лук — залог здоровья, поэтому Свинковы запасаются им впрок. Муж Марии, рыбак, лук и в сыром виде уважает. «Ест как яблоки, — уточняет женщина. — Да я и сама лук люблю. Наливаю тарелку супа и крошу в нее целую луковицу. У нас все блюда с луком».

В августе в Причудье заканчивается торговля луком. В сентябре через Казепяэ уже мало кто ездит, так что хозяйка отправляет луковые семена и лук-севок на чердак до весны.