В конце апреля эстонских меломанов ждет встреча со звездами мировой оперной сцены – Анной Бугримовой-Шафажинской и Арутюном Кочиняном.
«Галактика музыки»: опера в жизни и жизнь в опере
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Звезды оперы посещают Эстонию нечасто, но иногда это все-таки случается: 20 апреля в Таллинне и 22 апреля в Йыхви пройдут концерты «Галактика музыки» с участием Анны Бугримовой-Шафажинской (драматическое сопрано) и Арутюна Кочиняна (бас). Оба они выступают на лучших оперных сценах мира и работают с лучшими из лучших – так, Анна пела в свое время с Лучано Паваротти, а Арутюн много сотрудничал с Пласидо Доминго.
В Эстонию певцы приедут с концертом «Галактика музыки», составленным из произведений самых разных композиторов, эпох и стилей – от Верди, Пуччини и Вагнера до Имре Кальмана и Эндрю Ллойда Уэббера. Меломанов ждут как сольные номера, так и дуэты, в частности, дуэт Церлины и Дон Жуана из оперы Моцарта. Аккомпанировать Анне и Арутюну будут пианистка Иванна Нельсон (супруга Кочиняна) и скрипачка Анастасия Козлова.
«Postimees на русском языке» встретился с певцами, чтобы побеседовать с ними об их жизни в опере.
Вы оба родились в СССР – Анна на Украине, в Одессе, Арутюн в Армении – и начинали карьеру в Москве. Люди искусства делятся на тех, кто чуть не с колыбели знал, кем будет, и тех, кто открыл в себе талант сравнительно поздно. Каков ваш случай?
Арутюн Кочинян: Для меня пение не было приоритетом. Я закончил школу очень рано, в 15 лет, уехал в Москву, поступил в МГУ на филологию и журналистику, окончил университет с красным дипломом, пошел в аспирантуру, писал диссертацию – но одновременно увлекся классическим пением.
Классическая музыка жила во мне всегда – родители отдали меня в музыкальную школу, – но об опере я даже не задумывался, интереса и любви к этому искусству не было. Интерес появился через народную песню, через оперную студию при МГУ. Прошло совсем немного времени – и я уже был студентом Московской консерватории. И работал в Театре имени Станиславского. Так опера стала моей судьбой.
Анна Бугримова-Шафажинская: Весь мой род – творческие люди: с папиной стороны бабушка и одна из прабабушек – художницы, другая прабабушка – дрессировщица львов Ирина Бугримова, папа играл почти на всех инструментах, хотя вообще был летчиком-испытателем, а потом капитаном судна, мама – драматическая актриса...
Я с детства мечтала дрессировать львов, мне было пять лет, когда я просунула голову в клетку ко льву. Потом я хотела стать актрисой театра. О том, чтобы петь, я не думала. У меня был зычный голос, я и в люльке, говорят, орала, поднимая голос до третьей октавы с низов... А когда я встречала папино судно в порту и кричала басом «папа!», он сразу меня видел!
Я поступала во все теат-ральные вузы Москвы, доходила до вокального тура – и мне говорили: «Деточка, что ты здесь делаешь? Иди поступай в консерваторию. Артистов хороших много, а голосов – мало». Так я попала в Гнесинку на музкомедию, с успехом закончила, получив четыре категории: артист эстрады, джаза, оперетты и оперы.
По молодости мне хотелось скакать и плясать, опера меня не привлекала. Меня распределили к Рахлину в Ленинградский мюзик-холл, но я вскоре оттуда сбежала – не могла петь одно и то же. Я пела на эстраде с Киркоровым, пробовалась в оперетте, работала в авангардных театрах. Попала в мюзикл Russians on Broadway, с него-то все и началось...
Как получилось, что вы оба довольно быстро переехали на Запад?
Арутюн: Успеху на сцене предшествует этап международных конкурсов – молодым нужно получить признание профессионалов, прессы, публики, менеджеров. Я выиграл немало таких конкурсов, и всегда меня сопровож-дала жена, пианистка нашего концерта Иванна Нельсон.
Для меня был важен венский конкурс вокалистов «Бельведер» – он привлекает внимание директоров оперных театров. Мне повезло, я не только отличился на конкурсе и получил приз – деньги приходят и уходят, – меня пригласили в Deutsche Oper Berlin, крупнейший европейский оперный театр, сначала в молодежную труппу, потом в основную. В 1996 году я дебютировал в этом театре в Европе, хотя до того пел и в России, в том числе в Большом.
Потом были конкурс Би-би-си Singer of the World в Кардиффе, конкурс Пласидо Доминго, конкурс Марии Каллас в Афинах, где мы с Иванной получили Гран-при, а она была признана лучшей пианисткой.
Я благодарен судьбе за мэт-ров и покровителей – это Пласидо Доминго, дирижер Марчелло Виотти, который ввел меня в мир итальянской оперы, дирижер русской школы Михаил Юровский, с которым у меня записано несколько русских опер.
Анна: У меня все было сумбурно, я металась между жанрами – то меня в поп-музыку тянет, то в джаз, то в мюзикл. До оперы я дозрела позже. Первые гастроли мюзикла Russians on Broadway были в Канаде, а в России в это время случился путч – это был октябрь 1993 года. Нас бросили на произвол судьбы, мы выживали как могли. Было весело! (Смеется.)
В итоге я волею судьбы получила канадское гражданство, хотя в жизни не думала никуда эмигрировать, и осталась в Торонто. Там я встретила свою, я бы сказала, вторую мать – это вокальный педагог Вера Грозная (Каушански), бывшая солистка Ленинградской филармонии. Она сказала: «Я не дам пропасть такому голосу!» – и стала со мной заниматься. Пошли конкурсы, о которых говорил Арутюн. Немало конкурсов было в Нью-Йорке, это довольно близко от Торонто.
У меня не было никакой протекции – но, видно, была все-таки протекция свыше, а это куда важнее. Сначала было трудно, я терпела фиаско. Но я всегда говорю молодым певцам: не бойтесь идти на конкурс! Это в любом случае школа.
Арутюн: Только на публике, в условиях соревнования, ты понимаешь, какие у тебя сильные и слабые стороны.
Анна: Понятно, что там и политические игры, и мафиозные. Но все равно ты на сцене! Однажды я выиграла конкурс, который, как мне казалось, должна была проиграть – среди соперниц были две девушки с сумасшедшей техникой. Но мне сказали: «Деточка, технике ты научишься, а вот петь с душой они не смогут никогда». В итоге я выиграла полтора десятка конкурсов, в том числе Международный конкурс вокалистов Лучано Паваротти. Пять тысяч участников с разных континентов, отсев чудовищный! Финалистов Паваротти отбирал лично. Победители удостаивались чести петь с ним вместе, вот так я спела с Паваротти партию Тоски.
Не могу сказать, что после такого сказочного начала моя карьера сразу пошла в гору – вовсе нет, год или два мне ничего не предлагали. Это тоже испытание – я ведь могла отчаяться. Но в итоге все сложилось удачно, и я тоже благодарна тем, кто мне помог. Я работала с тем же Марчелло Виотти, другой дирижер, Карло Рицци, помогал мне с «Турандот».
Эта опера – моя фишка, именно на нее я получила первый контракт – 12 спектаклей, и все мне пророчили, что я потеряю голос. Это же своего рода вокальный пик. Но мне всегда было легко петь Турандот, видимо, мой голос создан для этой партии. Ее называют, вы знаете, «двадцать минут в аду», но для меня это – двадцать минут в раю!
В настоящее время вы не привязаны ни к каким теат-рам?
Анна: Нет, мы свободные художники, как и многие оперные певцы.
Арутюн: Постоянное место работы – это очень удобно, но... У меня было такое место – я работал в Deutsche Oper Berlin больше десяти лет. Сейчас я продолжаю там петь, но уже в качестве приглашенного солиста.
Я считаю, что для молодых певцов привязка к театру важна – им нужно наработать репертуар. Европейские оперные театры – это кузница искусства, туда приезжают всемирно известные дирижеры, музыканты, режиссеры. Работать в таких театрах – значит получить уникальный опыт.
Если бы не Берлин, у меня не было бы международной карьеры. Это город, очень богатый музыкально: шесть огромных симфонических оркестров, основанная еще Караяном Берлинская филармония, три оперных теат-ра, совершенно разные по профилю. Начинать и продолжать карьеру в Берлине – это счастье. Мы с Аней сейчас живем в Берлине, Германия стала нашей второй родиной... И все-таки артисты – граждане мира. Искусство интернационально, оно объединяет все континенты. Мы с Аней были и в Японии, и в Америке, и в Южной Африке, Аня пела в Австралии и в Новой Зеландии...
То есть фактически вы – фрилансеры. У вас есть уверенность в завтрашнем дне?
Анна: Нет, потому что, как говорят в Одессе, всегда может быть или густо, или пус-то. (Смеется.) К сожалению, на оперу повлиял кризис...
Но ваши графики расписаны на несколько лет вперед?
Анна: Раньше были на несколько лет, теперь, увы, только на пару лет...
Арутюн: Опера сейчас в сложных обстоятельствах. В условиях нехватки денег первое, на чем экономят, – это классика: приходится жертвовать постановками, певцами, музыкантами...
Даже в Берлине балеты иногда идут под фонограмму. Выглядит это жалко. Никто не ожидал, что, например, театр «Лисео» в Барселоне станет ставить оперы в концертном исполнении – у них нет денег на постановки. Раньше оперы планировали за два, три, даже, если говорить об американцах, за пять лет вперед, сейчас – уже нет.
Анна: Дело не только в кризисе. Я бы сказала, что сейчас идет одурачивание масс. Когда экономят на искусстве, это не лучшим образом отражается на людях, на интеллекте, на душе. Даже в Голландии закрываются оркестры – и публика ропщет, ведь ее возможности уменьшаются.
Надеть наушники и смот-реть телевизор – это одно. Живой спектакль, энергетический обмен между артистами и публикой – совсем другое. Когда падает уровень искусства, цивилизация идет к саморазрушению...
Конечно, оперное искусство меняется. Хотелось бы, чтобы оно менялось в лучшую сторону. Но мы продолжаем петь!