Хотя и у меня до сих пор стоит на книжной полке его фотография, где он с бородой, в свитере грубой вязки с высоким воротом, пьет из стакана свой ром Bakardi. Воплощение мужественности и немногословности, создатель телеграфного стиля, высылающий на поверхность, в дозор, лишь немногие слова, сберегая остальные для подтекста.
И, конечно, я удивилась, когда узнала, что писатель и актер Театра фон Краля Джим Ашилеви написал инсценировку по повести Хемингуэя «Старик и море», и два театра – Городской и фон Краля – объединились, чтобы вывести этот сценарий на сцену. Режиссер-дебютант – Мартти Хельде.
Довольно трудно представить себе драматическую постановку, в которой не звучит ни одного слова. И, тем не менее, это именно так – ни один актер ничего не говорит. У Хемингуэя старый кубинский рыбак впустую выходит в море более восьмидесяти дней подряд, и вот ему везет – на крючок попадается огромный марлин, больше пяти метров длиной; мощная рыба тащит старика и его маленькую лодку в открытое море, идет борьба не на жизнь, а на смерть. В финале, как всегда у писателя, победитель не получает ничего – к берегу старик приходит лишь с обглоданным акулами остовом небывалой своей добычи.
Перенести на сцену такую прозу кажется невозможным, но именно немота, избавленность от слов подарила драматическим театрам иные огромные возможности: благодаря многочисленным, идеально продуманным эффектам мы почувствовали, как течет время, мы увидели, как старится старик, как старятся волны, снасти, рыба. Всё было балетно-условно, но впечатляло до слез. Я помню, как в японском театре Кабуки была поражена, когда стали облетать живые лепестки с картонной сакуры (они, конечно, сбрасывались сверху, как снег из ваты на наших детских представлениях). Так и в «Старике и море» в огромном и странном вместилище бывшего цеха завода «Вольта» кружило на воде лодку, «настоящие» волны обретали человеческие тела артистов, саму лодку обгладывало время, оставляя один лишь геометрический ее каркас на воде…