У рачительной хозяйки никогда ничего не пропадает: например, из остатков праздничного угощенья она – в зависимости от национальности – приготовит солянку, бигос или питтипанну, которыми семья будет питаться еще несколько дней.
Марианна Тарасенко: Таджики испорченные, кукисы свежие
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
У хозяйственного журналиста тоже все идет в дело: основой для статьи вполне может послужить рассказ соседа или случайно услышанный в трамвае разговор. А съездил ты в зарубежную командировку, допустим, на открытие плотины – напиши и о том, чем живет и дышит народ вокруг, а при особой профессиональной расторопности – и о репертуаре местного театра, и о кухне региона.
Золотой Вавилон
Если ты провел отпуск вне родного города – творить тебе в рубрику «Саквояж», иначе зачем отдыхал-то? Причем следует не только описывать увиденные красоты, но и давать полезные советы, и предостерегать от неожиданностей. То есть журналист как бы расслабляется на пляже, но глаза его неустанно обшаривают окрестности, уши навострены, а мозг напряженно работает над созданием будущего материала: водятся ли здесь медузы, сколько стоят кофе и вода, как долго добираться до ближайшего замка, чем богаты музеи, сколько в ближайшем городе соборов и т.д.
Я только что вернулась из Москвы, в которую последние годы ездила исключительно по долгу службы, дисциплинирующему и не дающему глотнуть свободы на стороне. Теперь это был отдых – как в незапамятные времена, когда в столицу нашей бывшей родины можно было в любое время смотаться на несколько дней или провести полгода на стажировке. Но никакого «Саквояжа»: писать о том, что в Москве есть Красная площадь и Третьяковская галерея, мне представляется странным, а если это кому-то неизвестно, пусть остается в счастливом неведении. Поэтому просто поделюсь общими впечатлениями.
Вот, например, как живет Москва под санкциями и антисанкциями. На взгляд стороннего наблюдателя – прекрасно. Низкий поклон Собянину: Москву наконец освободили от безобразных разнокалиберных рекламных вывесок (белое на голубом и красное на желтом, возможны варианты), многие десятилетия уродовавших фасады зданий. Но – лето, и везде копают, прокладывают, засыпают и строят. Тем не менее город очень чистый, поливальные машины, несмотря на регулярно случающиеся дожди, работают круглые сутки. Как следствие – не пачкаются ни руки, ни белая одежда, разве что выльешь на себя суп.
Сияет позолота куполов и оград, снова шумят отреставрированные фонтаны на ВДНХ, а в парке им. Горького фонтаны танцуют и поют. Попрошаек видели два раза, в центре, пьяного – один раз, в благополучном микрорайоне. Повсюду толпы разноязыких туристов, щелкают фотоаппаратами японцы, а в часы пик обнаруживают свое присутствие и местные – коренные и понаехавшие. В другое время местных можно встретить по месту их работы, в ресторанах, театрах и магазинах. Ну и, конечно, на дачах: по выходным «вся Москва» убывает за город.
Скоропортящиеся продукты
О продуктовых магазинах: прилавки ломятся. И в этом не было бы ничего удивительного (только идиот мог думать, что обмен санкциями приведет к голоду), если бы не тот факт, что ни хамон, ни пармезан, по которым так убивалась прошлым летом либерально-гламурная тусовка, никуда не делись: в гастрономе ГУМа – так лежат огромными головками и висят целыми окороками. Но и в куда более демократичных магазинах для того, чтобы выловить нарезку копченой колбасы российского производства, приходилось изрядно порыться, отбрасывая в сторону упаковки с родными для нас надписями «Франция» или «Италия». Пресловутых подделок «под Белоруссию» не видела.
Объяснения этому факту мне найти не удалось, в ответ на вопрос «а как же антисанкции?» москвичи лишь пожимали плечами. Один предположил, что это старые запасы, другой – что для стран, испытывающих тайную приязнь к России, например, для Испании, Италии и Греции, делается тайное же исключение. Но что касается овощей и фруктов, то здесь правят бал Узбекистан, Азербайджан и Армения. Узбекские помидоры – это песня: темно-красные, с ярко-зелеными косточками, без воды внутри, мясистые, сладкие. Цены на продукты по сравнению с нашими – так на так: что-то дороже там, что-то у нас. При этом справедливости ради стоит отметить, что торговые точки эконом-класса мы не посещали.
Как оценивают свою сладкую жизнь сами москвичи? Жалуются, что все подорожало и продолжает дорожать, а будущее непредсказуемо. Традиционно ругают «понаехавших» и правительство. При этом все крупные хозяйственно-бытовые вопросы – после длительных раздумий и совещаний – решаются уже ставшим традиционным способом под названием «да, наверное, все-таки надо взять таджиков». И начинается опрос знакомых: «Слушай, а вы где прошлый раз таджиков брали? Ну и как они, ничего? Уже испортились? Вот и наши испортились… Что ты говоришь? А у Ивановых точно хорошие были? А они где брали? А там еще есть?»
«Испорченные» таджики бывают нескольких видов: те, что начали пить; те, что разленились; те, что просят вместо былых пятисот рублей в день тысячу, и смешанного типа – пьют, разленились и хотят много денег. А что касается правительства и президента, то их костерят ровно до того момента, пока какой-нибудь наивный иностранец не попытается внести в эту ругань свою лепту или просто поддакнуть. Вот тут он сразу получит по рогам от всей загадочной русской души и со всей силой русского национального единства, поскольку нет лучшего способа сплотить жителей России, чем наехать на державу, и удивительно, что Запад до сих пор этого не уразумел. Опять же справедливости ради замечу, что представителей системной оппозиции встретить и выслушать не посчастливилось.
Что такое кукисы
При всех материальных тяготах коренные и понаехавшие, судя по всему, активно покупают жилье: вся Москва и Подмосковье – одна гигантская стройка. Конечно, немалую роль в этом играет и программа расселения и сноса хрущевок, но вряд ли их жителей определяют в коттеджные поселки и таунхаусы. А что касается высотных домов, то в очень ближнем Подмосковье поразил следующий факт: как только темнеет, на балконах, выходящих с лестничных клеток, для красоты принудительно включается подсветка – чтоб красиво было. Платят за эту красоту, конечно же, жильцы, но ропщут не сильно: красиво же, если со стороны посмотреть!
Еще стоит рассказать о том, как в Москве поборолись с курением. Известно, что если русские что-то делают, то с невиданными широтой и размахом: курить нельзя даже на открытых верандах кафе и ресторанов – утрись, Европа, своим здоровым образом жизни. И прямо у дверей заведений курить тоже нельзя: отойди в сторонку, а там, глядишь, и стационарную пепельницу обнаружишь. Правда, на веранде одного из ресторанов на Патриарших прудах курить вроде бы можно, но, судя по загадочным лицам официантов, выдававших пепельницы, наверное, все же нельзя.
Вероятно, это звучит дико, но я, бывавшая в Москве десятки раз и даже живавшая там месяцами, попала на Патриаршие пруды впервые. Это действительно фантастический мир, который особенно ошарашивает тех, кто не подозревает, что в центре Москвы практически повсеместно – стоит сделать несколько шагов в сторону от шумной магистрали – существуют оазисы тишины и покоя. Умилила табличка с надписью «Запрещено разговаривать с незнакомцами» под запрещающим же знаком с перечеркнутыми силуэтами Воланда, Коровьева и Бегемота.
Ну, и последнее: русский язык. Русских языков, похоже, скоро будет столько же, сколько английских. И как бы мы, живущие вне России, ни пытались сохранить то, что раньше являлось единым целым, в каждой стране сохранят что-то свое, а правы все равно будут россияне. Поскольку мы только сохраняем или портим, а они – «развивают и обогащают». Даже когда портят. Чья страна – того и язык.
Приведу один пример. Набрела я на ВДНХ на киоск, торгующий кофе, выпечкой и прочей белибердой. На стекле висит «меню». Читаю: пирожки, пончики, бутерброды, кукисы. «Что такое кукисы?» – интересуюсь у продавца. Парень смотрит на меня с подозрением, но пальцем у виска не крутит и вежливо отвечает: «Печенье такое. Хотите, покажу?» Я хочу, он показывает. Ну да, действительно печенье, не поспоришь. Взгляд мой снова падает на «меню», и тут я обнаруживаю, что оно продублировано на английском. Читаю: cookies. Без комментариев.