Эстонская Полиция безопасности запрограммирована на два противоположных импульса: с одной стороны, она борется с коррупцией, с другой – обеспечивает нашу внутреннюю безопасность. Противоположными их делает то обстоятельство, что величайшей угрозой для безопасности и даже для самого существования Эстонии является Россия.
В связи с этим фактом одна сфера ответственности КаПо перевешивает все остальные. Представим себе таблицу, в которой по горизонтали написано «коррупция» и «отсутствие таковой», а по вертикали – «Россия» и «эстонскость». В ситуации, когда «коррупция» и «Россия» пересекаются в одной клетке, все просто. Однако когда пересекаются «коррупция» и «эстонскость», проявлениями которой могут быть, например, весьма агрессивное отношение к России и поддержка больших расходов на оборону, возникает дилемма.
Руководству КаПо следовало бы такой дилеммы избегать. При этом КаПо не является открытой организацией (давайте задумаемся хотя бы над историей с Эстоном Кохвером). И теперь у нас остается два варианта: мы продолжаем верить, что руководство КаПо принимает идеальные, прямо-таки соломоновы решения, или осознаем, что необходимо отделить мух от котлет, то есть оставить в компетенции КаПо внутреннюю безопасность, а коррупцией пусть занимается прокуратура. Предпосылкой для последнего должна стать деполитизация назначения на высокие посты.
Смотрите: Эдгара Сависаара суд виновным еще не признал, но подозрения в его адрес звучат настолько громко, что может легко сложиться впечатление, будто обвинения КаПо – политический инструмент. Однако самая интересная ситуация возникает в тех случаях, когда подозрения в коррупции имеются, но при этом есть и явная антипатия к России. В таком положении находится Партия реформ.
В активе Полиции безопасности до сих пор только арест одного реформиста, входившего в правление Таллиннского порта, и разделительная черта, прочерченная между ним и руководством партии: директор
КаПо Арнольд Синисалу заявил СМИ, что подозрений партии не предъявлено, так как нет доказательств. Сама двусмысленность такого заявления вызывает беспокойство, и создается впечатление, что между политическими интересами вертикали власти и определением того, что является для государства самым важным, существует скрытый конфликт.
Впечатление усиливает озабоченность КаПо политическим самовыражением русскоговорящих граждан Эстонии (Сависаара это не касается). Но границы этого самовыражения может устанавливать только Конституция, и в идеальной Эстонии Полиции безопасности смог бы что-нибудь ответить канцлер юстиции. Еще тревожит отсутствие интереса КаПо к фентанолу: этот синтетический наркотик завозят из России уже 15 лет, и его годовой оборот лишь немногим уступает бюджету в сфере обороны.
Неопределенность границ полномочий КаПо – не всегда ее вина. Это вызов для всего общества. Государство, которое терпит, все равно по какой причине, коррупцию – прогнившее государство.
У нас отсутствует информация о том, что происходит. Нам необходимо осмыслить важные общественные события последних недель, а у нас есть только заявления главы КаПо и практически ничего от политиков – людей, которые должны осуществлять контроль над КаПо. Ключевые слова здесь – политический контроль: когда его нет, нет и уверенности в том, что борьба с коррупцией ведется успешно.
Как нет уверенности и в том, что поддержка, которую Эстонии в деле Кохвера выражали на самом высоком международном уровне, была заслуженной, а не завесой для прикрытия чьего-то головотяпства. А эффективный политический контроль означал бы, что не чиновники устанавливают правовые ограничения для действий политиков, а наоборот.