Армянское время 28 часов 94 минуты

Армянское время абсурдно. Фото: Кадр из фильма

„Местное время: 28 часов 94 минуты” – это не цитата из передачи Армянского Радио, а название новой картины режисера Давида Сафаряна, вошедшей в основной конкурс кинофестиваля «Темные ночи».  

Мировая премьера ленты – именно „ленты” – ведь фильм, а это редкость в наше дигитальное время, снят на пленку, состоится 23 ноября в 18 часов в кинотеатре Apollo Solaris. У таллиннцев будет возможность увидеть фильм еще раз - 26 ноября в 18 часов в кинотеатре Сoca-Cola Plaza.  

C  режиссёром Давидом Сафаряном мы учились в одно время во ВГИКе. И, поэтому, чрезвычайно было интересно узнать как он смог завершить фильм, производство которого затянулось на долгие 13 лет.

Представление Давида Сафаряна займёт много времени - его фильмы включены в собрания Национальной Синематеки Франции и музеев кино разных стран, такой высокой чести удостаиваются лишь избранные.

Помимо режиссера эстонскому зрителю фильм представит соавтор сценария, исполнительница главной роли, актриса Яна Друзь,  разделившая вместе с супругом все сложности производственного процесса, растянувшегося на долгие годы.

- Уважаемый Давид, как так случилось, что вы, режиссёр, чей фильм почтил бы за честь представить любой большой фестиваль, предпочли мировую премьеру своей картины провести на «Тёмных ночах»? Ведь Таллиннский фестиваль – новобранец в группе кинофорумов разряда «А»?

- Но вы же сами говорите – категории «А»! Ваш фестиваль называется «Темные ночи», но у него светлая аура.  В моем фильме тоже много темных ночей. Мой родной Ереван, один из самых освещенных городов мира, в холодные зимы начала 90-х просто потух, остался без электричества, без газа... У меня в картине все ночи - темные.  Но эти ночи несли в себе потенциал света. В тяжелые годы у нас включали свет внезапно, ночью, часа на полтора. И эти минуты давали нам надежду, что тьма отступит.  Тьма хранила потенциал света, любви и уважения к моим героям, людям, на протяжении лет жившим в нечеловечески трудных условиях, но сумевшим сохранить свое человеческое лицо.

Еще одна из основных причин почему я здесь – это Тийна Локк, неутомимый руководитель Таллиннского кинофестиваля.  Я помню ее еще со ВГИКа. Ей присуще редкое качество - беспрестанно развиваться и одновременно оставаться той же, с той же беспокойной студенческой душой.  Я знаю, как трудно из ничего, из пустоты взрастить дело и довести его до высшего уровня. Низкий ей поклон от всех нас, киношников. 

Я был в Таллинне в 2002 году. В короткую, как я тогда думал, паузу между съемками этого фильма. У меня тогда спросили: «А когда вы закончите фильм, привезете его в Таллинн»?  Я ответил: «Конечно, да». Сколько лет прошло? 12! Кто бы мог подумать! И вот - первый показ моего фильма – на вашем фестивале.  Я выполнил свое обещание. Таллинн по всем параметрам - верное место для меня. Я благодарен, что Таллиннский фестиваль отобрал мой фильм в основной конкурс.

-  Ваша картина снята очень основательно. Наверное, это качество вашего характера. Какой эпизод фильма окончательно раскрывает ваш замысел?

-  Финальный. Главная героиня, Катя, проходит через все «круги ада 90-х» не проронив ни единой слезинки, не жалуясь на свою судьбу. Но в конце, когда все пережитое еще раз проходит перед ее глазами в спектакле, который сделала она сама, и первые хлопки по окончании его переходят в овацию, и зритель кричат: «Браво Катя!» – она плачет. Плачет и смеется.

- Вопрос к Давиду Сафаряну-продюсеру: расскажите о производстве, о финансировании.

- Производство фильма началось в 2002 году. Тогда моя маленькая страна только еще оправилась от пережитых невзгод. Наш фильм тогда был единственным запущенным в производство полнометражным игровым фильмом. Если бы не поддержка голландского Hubert Bals Fund, вряд ли можно было производство продолжить на деньги, выделенные государством. Потом, когда около половины материала было отснято, и мне было с чем представиться на разных переговорах, начали появляться инвесторы, чьи имена по их скромности и настоятельной просьбе, я смог включить в титры только в ряду общего списка благодарностей.

Но основного своего инвестора из Германии я сумел уговорить разрешить мне поместить его имя в начальных титрах. Это – Вернер Хелбиг Werner, который для реализации проекта сделал неописуемо много, лично вкладывал большие средства, делал это вплоть до окончания работ по фильму. Он в ряду очень немногих не переставал верить, что фильм я, несмотря на все препоны, завершу.

Здесь впервые я могу проговориться сколько лет моей жизни и жизни моей жены, моей музы, автора идеи фильма, соавтора сценария, исполнительницы главной роли, связано с этим фильмом. 22 года. Я начинал его молодым еще человеком. Я прожил с ним жизнь. Да, первая заявка в Hubert Bals Fund была написана в далеком-далеком 1993-м. Таком близком для меня через фильм.

- Какая музыка звучит в фильме, кто композитор?

- Бах, Бетховен, Дебюсси, Сибелиус, Чайковский, Хачатурян, Бабабджанян. Классическая. По фильму брат героя – скрипач, мама была концертирующей пианисткой. Так что музыка в фильме в основном внутрикадровая. Но мои герои играют, конечно, то, что мне нужно, что было отобрано в результате кропотливой работы с тонкими знатоками классической музыки. Эта работа доставила мне особое удовольствие.

- Скажите несколько слов о съемочной группе.

Я был счастлив работать с моими любимыми актерами.  Исполнитель главной мужской роли Ашот Адамян в тандеме с Яной Друзь создал ту намагниченность, которая стягивает воедино намеренно раздробленную мной структуру фильма. Без этих актеров было бы абсолютно невозможно именно так построить фильм. А я уверен, в данном случае только такое построение могло дать ощущение истинности происходящего на экране. Только такая прерывистость, связанная энергией исполнителей, могла обеспечить эту беспрерывность потока жизни на протяжени практически трех эпох. Основному дуэту аккомпанировал блестящий актерский ансамбль.

Замысел фильма остался бы на бумаге, если не оператор-постановщик Армен Хачатурян, работавший «на грани фола», снимающий темноту и «пересвет», фиксирующий все нюансы актерской игры и аккумулирующий и передающий зрителю энергию, сосредоточенную в кадре. Я преклоняюсь перед теми, кто сделал возможным появление картины такой, какая она есть. Огромная им благодарность.

- О бюджете скажете?

- Нет.  Не буду называть бюджет. У соотечественников он вызовет шок. Кто-то обязательно скажет, что на фильм были затрачены такие колоссальные деньги в то время, когда бедная страна так нуждалась во всем. И никто не отметит, что Армения выделила на съемки, по мировым меркам, более чем скромные деньни. Всё ос тальное  – это вливания извне, работа на её престиж ...  Наш фильм финансировался строго из бюджета национального кинопроизводства и в другие карманы мы не залезали. Так что называть эту цифру я не буду, но скажу, что мой фильм оказался самым дорогим проектом в истории армянского кино. Но он мне дорог не этим.

- На плакате вашего фильма вы поместили некую абстрактную очередь за топливом, стоящую посреди снежного островка в горах...

- Это один из ключевых кадров фильма. В начале он воспринимается просто как очередь за керосином в заснеженном городе. Камера отъезжает и оказывается, что это очередь в горах. Абсурдная. Ни за чем. А наши очереди тогда были не абсурдны? За чем же была наша очередь, когда мы стояли за керосином, а его всё не привозили и не привозили? Разве это не была очередь «ни за чем»? Из реальности родилась метафора, которая оказалась реальнее действительности. Это – ключ к фильму. К принципу его построения.

Когда мне дали возможность проверить качество первой копии в кинотеатре перед началом регулярных сеансов, и я смотрел свой фильм один, в пустом зале, к моменту появления этого кадра приоткрылась дверь, вошли уборщицы кинотеатра, сели с краю и стали смотреть. А когда кадр полностью раскрылся и оказалось, что эта очередь не в городе, в горах, как я сказал,– ни за чем, я услышал следующий диалог между ними, шепотом, с болью:

– Ты помнишь?

– Конечно.

Что они помнили? Очереди в горах никогда не было. Но абсурдную очередь они очень хорошо запомнили на всю жизнь. Спасибо им, моим первым зрителям, за эту проверку. Я проверил копию. И не только ее техническое качество.

- Название отсылает зрителя к комедийному жанру. Почему именно абсурдное время легло в название фильма?

- Вы сами ответили. Потому, что время было абсурдное. У меня и сегодня утром иногда часы могут показывать 28:94. Абсурдные времена к сожалению не кончаются. Правда, теперь абсурд другого рода. И это не смешно. Нынешнее время нельзя назвать абсурдным. Это даже не время, это безвременье. И я никогда не думал, что это хорошее название для комедии. Уже здесь, в Таллинне, кто-то у меня спросил: «Это фантастика»? Название может и должно завлекать. Но наша картина – о серьёзном.  Юмор, конечно, присутстсвует в моем фильме, но это не вульгарная шутка, а грустная ирония. Потому что мой фильм –  размышление о том, как человек сохраняет свое человеческое лицо в нечеловечески трудных условиях. В безвременье.