32 часа в доме престарелых – душа рвется на части

«У меня не было плана идти на работу в центр по уходу Нылваку, чтобы обвинить кого-то или защитить. Я просто хотела побольше узнать о центре, – говорит журналист Postimees Айме Йыги. – Одна из обязанностей сест­ры по уходу – предложить пациентам попить, что я и делала». Фото: Кристьян Теэдема

Репортер Tartu Postimees Айме Йыги испытала на себе, что такое быть сестрой по уходу в доме престарелых Нылваку. Она проработала там три дня – в общей сложности 32 часа.

Никто не верит, что такое может случиться с ним, что в один день не сможешь ни ходить, ни разговаривать, что не сможешь без посторонней помощи встать с кровати, не сможешь держать ложку, не вспомнишь, кем работал.

Такое может случиться. Все равно, был ли ты бездом­ным или имел за жизнь несколько домов, сидел в тюрьме или работал адвокатом, был простым водителем или управлял учреждением, вел тихую жизнь или был звездой.

В отделении Нылваку Тартуского центра душевного здоровья живет 46 человек. Однажды сотрудник центра сказал о них очень точно: они или смеются, или плачут. Так и есть. Смеются или плачут. Или говорят глупости. Или ходят целый день взад-вперед.

12 ноября в газете Eesti Päevaleht была опубликована статья о том, как в этом центре пожилую женщину оставили совсем без ухода и она была на грани смерти. В тот же день я спросила у заведующего центром Индрека Соонисте, мог бы он взять меня на работу. «Вы же иногда берете с улицы и учите людей на месте», – обосновала я. Соонисте подумал и ответил «да». Только спросил, не боюсь ли я. Нет, не боюсь.

У меня не было плана идти на работу в отделение по уходу Нылваку с целью обвинить кого-то или защитить. Я хотела иметь о центре большее представление, чем дает часовое интервью с руководством или экскурсия. Узнать о тех, кто там живет, работает, узнать, что это вообще за мир.

Мне сделали рентген легких, я получила справку от семейного врача, прочла должностную инструкцию, изучила план эвакуации и разные предписания, что делать в экст­ренных случаях.

Я проработала в центре 32 часа. Один 8-часовой день и потом – сутки. Зарплата составила 3,08 в час.

Закончив работу, я поняла, что впечатления просто рвут меня на части. Но и сейчас я не уверена, о чем стоит писать, а о чем нет.

День первый: 2-й этаж

Везде запах мочи. Думаю, сколько смогу его вытерпеть.

Навстречу идет невысокого роста немолодая женщина в высоких резиновых сапогах. Это Майе Кылламетс. Резиновые сапоги на ней потому, что на этом этаже сегодня помывочный день.

Отправляюсь с ней в душевую. Там еще две работницы заняты инвалидом-колясочником, которого только помыли. У одной, что стоит на коленях на полу, полотенце в руках. Внешне впечатляюще: блондинка на коленях вытирает старику ноги.

Вторая работница наклонилась и пытается подстричь старику ногти на ногах, но сделать это непросто. Дед смеется – боится щекотки. Женщина выпрямляется, и я вижу ее лицо в испарине. Она говорит, что плохо видит из-за пота. Не представляю, сколько пациентов она успела помыть, обтереть и одеть до этого.

Людей привозят и увозят. У одного болит живот, и когда с него снимают подгузник, содержимое стекает вниз.

«Ой-ой, что такое», – восклицает сестра и старается действовать еще быстрее. Следующий клиент не в настроении. «Хватит! Хватит, хватит», – шумит мужчина, пока Майе его моет. Его рука движется сверху вниз, будто он хочет ударить. Майе отпрыгивает. Позже я узнаю, что ей 72 года.

Третий клиент – исключительный молодец. Ему не нужна коляска для душа, он сидит на приставном стульчике, трет мочалкой себя сам и улыбается. Майе улыбается в ответ.

В самом конце привозят мужчину, про которого в центре говорят «на сладкое». Выглядит сильным, сам ходит. Но его все равно придерживают с обеих сторон. В душевую приходит на помощь еще одна сестра. Хотя мужчина прямой как мачтовая сосна, кажется, что в любой момент он может завалиться всей своей массой. Вот его шатает в сторону двери. Пока другие держат пациента по бокам, пришедшая помощница, высокая и спортивная девушка, выравнивает его положение. Майе старается мыть особенно быстро. Все помещение в брызгах. Такое впечатление, что если хватка сестер ослабнет, мужчина выбежит из душевой без брюк.

Во время одевания вижу четкую слаженную работу: одни вытирают руки, другие натягивают рубашку, третьи – подгузник, штаны. Затем надевают тапочки. Нужно действовать расторопно, иначе пальцы придавит пятка. Я смотрю все это как кино.

В конце концов чистый мужчина в свежей одежде выходит из душевой и начинает грязно ругаться нецензурными словами. Сестры выдыхают.

Голова у меня идет кругом. Удивлению нет конца. Хочу знать, почему всем надевают штаны застежкой сзади. А причиной тому тот самый запах мочи, который меня сразил утром. Вернее, борьба с ним. Пациенты открывают ширинки, вытаскивают содержимое подгузника и обмазывают им стены, двери, все кругом. Есть такие, кто старается помочиться на пол или в угол. Моча впитывается в пол и стены. Мой сколько угодно, но запах остается.

Обед. Часть пациентов уже за столом, на них фартуки из клеенки. Их надо надевать с осторожностью: если пищу начинают принимать не сразу, фартуки могут порвать. У кого зубов мало – тем дают рагу в виде пюре. Сестра по уходу и это должна знать. Чтобы рассказать о буднях центра в лицах, обещаю называть пациентов другими именами и оставить в тайне деликатные данные. В этом центре все деликатно, и еда, и сон.

Алийде сует палец сначала в пюре, затем в рот. Сестра помогает ей взять ложку, Алийде вспоминает, что есть можно и ею. Хелена ест очень медленно. Не то, чтобы не хочет есть, просто у нее это занимает много времени.

Георг – тот самый, кто недавно кричал «Хватит!», сидит за столом тихо. Съел половину и остановился. Спрашивают, может помочь? Георг кивает и открывает рот в ожидании ложки.

После обеда – бритье. У Майе настроение поднимается, когда после бритья Виталий делает ей предложение руки и сердца. Иду на помощь с бритьем Георгия. Держу одну его руку, другая сестра – другую, третья поддерживает голову, а Майе бреет.

Ведь день занят разными маленькими делами. Спрашиваем у пациентов, не хотят ли они в туалет, не хотят ли пить. Подбираем чистую одежду, снабжаем ее бирками с именами. Много всякого, что в первый день в глаза не бросается.

Когда стемнело, меня посылают домой – завтра я иду на суточное дежурство.

День второй: 1-й этаж

Я на месте уже в 7.55. В комнате для собраний руководитель отдела по уходу за пожилыми Тартуского центра душевного здоровья Ангелика Армолик, руководитель по уходу Нылваку Юта Кадаяне, сестры, которые закончили ночную смену, сестры, которые только пришли.

Юта читает конспект, как прошла ночь. Ольга с первого этажа стучала каждые два часа. Хельмар с этого же этажа вел себя очень беспокойно. А днем пришлось отправить пациента с болями в отделение неотложной помощи, к вечеру он вернулся с рекомендацией обследовать кишечник. Антонине, как и каждый день, медсестра промывала рану и делала перевязку.

На втором этаже ночью работала Майке Кылламетс. У нее ночь прошла спокойно, только Матвей проснулся в два ночи, бродил со спущенными штанами по комнате и мочился.

Сегодня у меня напарница Эда Хаунманн. Мы идем на первый этаж, где живет 15 самых тяжелых пациентов. Сначала их надо отвезти в ванную, усадить на унитаз, сменить подгузники, умыть руки и лицо, помочь прополоскать рот или зубные протезы. Мильви – высокая женщина, которой надо помочь встать с кровати и усадить в коляску. Сестра Эда Хаунманн преду­преждает меня: будь осторожна, Мильви может щипаться... А я уже чувствую на своем бедре, насколько крепкие у Мильви пальцы. Второе предупреждение: Мильви может вцепиться в волосы.

Поднимаем Ольгу, она вся мокрая. Надо заменить всю одежду, смазать ее сзади кремом с очищающим эффектом. Когда я принялась ее расчесывать, по радио эстонская певица Ленна запела про Рапунцель. Наверное, когда-то у Ольги была длинная коса как у Рапунцель. Подталкиваю коляску с Ольгой к столу, она благодарит меня.

До каждого принятия пищи надо дать лекарства. Именные коробочки находятся в шкафчике под замком. Там все-все расписано по дням и часам, ошибиться нельзя. Кто-то спокойно проглатывает и запивает таблетки, кому-то таблетки приходится раскрошить в порошок и всыпать в напиток или еду.

На завтрак дают кашу, бутерброд и кофе. Крошечная Хельми машет мне рукой как старой знакомой. Перед ней тарелка с кашей, в руке ложка, но очевидно, самой ей с едой не справиться. Иду ее кормить. В разговоре Хельми сообщает, что хотела бы успеть на пятичасовой автобус в Выру, чтобы попасть на концерт...

Хуго – один из самых солидных мужчин на этом этаже. Утром читал газеты. Его жена Маре несколько раз в неделю навещает его в центре, проводит с ним не по одному часу. И сегодня Маре придет с двумя большими сумками, принесет дыню, которую мы разрежем во время перерыва.

Жена Хуго в центре свой человек, она со всем справляется. Беря на себя заботу о своем муже, она облегчает жизнь другим.

В какой-то момент мои коллеги по этажу говорят, что хотят немного передохнуть. Думаю, ну что такого, – идите. Но через минуту один мужчина, лежащий на диване, требует отвести его в туалет. Это Рейн, с ним я еще не очень знакома, и не знаю, ходит ли Рейн сам или ему нужна коляска. Иду к нему, надеясь, что справимся без коляски: он обопрется о мою шею, и мы потихоньку дошагаем до унитаза. Рейн встает, он намного выше меня, и я понимаю, что он – не ходок. Тащу коляску, помогаю Рейну сесть в нее. Начинаю нервничать, дотерпит ли он до туа­лета.

В туалете пытаюсь вспомнить порядок действий, как мы все делали днем раньше. Разворачиваю коляску с Рейном лицом к унитазу, возле которого есть два поручня. С их помощью Рейн может сам справить нужду, мне надо будет только снять с него брюки. К счастью, у него простые тренировочные штаны, нет завязок сзади. Подгузник, как я помню, с «крылышками», которые закрепляются сзади.

Теперь надо решить, как развернуть Рейна, чтобы он мог сесть на горшок. Можно пододвинуть кресло к горшку так, чтобы мужчине было удобно помочиться без переворота. Старики мочатся сидя. Меня потряхивает. Подвигаю коляску к горшку, ставлю ее на тормоз, давай, Рейн, садись. Спрашиваю, попадает ли струя куда надо. Рейн смотрит и говорит, что все в порядке. Мочится.

Ощущение как когда-то, когда мой сын впервые пописал на горшок. О, как это было здорово! Только вот Рейн не маленький мальчик, он старше меня на сорок лет…

Не жизнь была, а сказка

Патронажная сестра по уходу за пожилыми звонит и сообщает, что придет через полчаса. С утреннего собрания помню, что надо обработать раны от пролежней у Антонины. Ее надо будет переложить из кровати в кресло для мытья, отвезти в душевую и провести процедуру. Приступаем к работе с Эдой Хаунманн. Антонина – лежачая и тяжелобольная, она очень слаба.

Обнимаю ее за торс, и понимаю, что не могу сдвинуть ее ни на сантиметр. Больше всего боюсь причинить ей боль. Под подгузником обнаруживается дыра размером с половину ладони. Эда идет мне на помощь, собирает все силы и усаживает Антонину на кресло. Поехали!

В душевой обработка такой раны – тоже целое искусство, поскольку рана ровно под бед­ром. Женщину снова приходится приподнимать, чтобы добраться до раны. Я в резиновых перчатках, Эда снимает пластыри. Я изучаю рану, вижу, что марля пропиталась кровью. Потихоньку убираю марлевые повязки, Антонина слабо ойкает.

Обработка раны не должна причинять боль больному – так сказала патронажная сес­тра. Очевидно, для Антонины эта процедура доставляет сильное физическое и душевное напряжение, говорю ей: «Молодец!»

Когда сестра закончила обработку раны кремом и гелями, закрыла ее пластырем, спрашиваю, как образуются пролежни. Сестра говорит, что кажется невероятным, но у слабого и долго лежащего больного пролежни могут возникнуть и за пять часов. К счастью, Антонине на следующей неделе предстоит стационарное лечение.

После обеда в какой-то момент вспоминаю, как заведующая по уходу центра Юта Кадаяне утром говорила: «Эти жизни похожи на сказки!». Размышляю над тем, что она имела в виду. То, насколько невероятными могут казаться истории жизни этих людей?

Смотрю на Альму, которая ходит по коридору. Раньше она работала на ответственных должностях. «Мы тогда поступили неправильно, – бормочет она и отвечает сама себе: – Это ни к чему хорошему не привело». Лицо Альмы печально, в глаза страх. «Давай уходить отсюда!» – шепчет она.

Я утешаю ее, но не могу врать: «Все хорошо, Альма, но мы никуда не пойдем!»

«Ты что, хочешь остаться среди сумасшедших?» – спрашивает Альма.

А Айна с утра сидит на стуле с выпрямленной спиной. Она не двигается ни после зав­трака, ни после обеда. Предлагаю ей попить. Эда зовет ее в туалет. Айна от всего категорически отказывается.

«Айна, а кем вы раньше работали?», – спрашиваю, чтобы заставить ее задуматься хоть о чем-то. Айна готовится к ответу, открывает рот... Думает немного и отвечает: «Не помню».

Эйно выглядит спортивно. На нем шерстяной свитер с рисунком. На свитере пометка, что его нельзя стирать, это личная вещь Эйно.

После ужина подсаживаюсь к нему поговорить, спрашиваю, каким видом спорта он занимался. Выясняется, что легкой атлетикой.

«Но я скорее баловался, чем занимался серьезно», – уточняет он.

«Сколько тебе сейчас лет?» – у мужчин же можно такое спрашивать.

«Триста девяносто два полных, триста девяносто третий пошел», – говорит он уверенно.

Второй день моей работы не летит так стремительно, как вчера. Наконец, проходит и время ужина, в семь вечера начинаются гигиенические процедуры и отход ко сну.

На ночь в доме остаются обычно две дежурные на три этажа. Этой ночью нас трое, я тоже остаюсь.

В 21 час Эда подметает пол, затем вынимает тарелки из посудомойки, раскладывает все на утро.

Пациенты – по своим комнатам, на этаже спокойно. Эда идет в подвал отнести грязное белье и взвесить его. За сегодня накопилось 75 кг грязного белья.

Проводим короткое совещание с работниками второго этажа, на третьем живут пациенты наиболее легкие в уходе, но надо следить за тем, кто там, что и во сколько обычно делает.

Все живы – и слава богу

Спортсмен Эйно не желает спать, ему кажется, что по сравнению с его соседом с ним обходятся хуже. Его прикроватный откидной столик на ночь поднят, а у соседа Хуго – нет.

Ольга стучит в полпервого, хочет воды. Стучит через час снова, снова воды. К этому времени она уже вся в моче. Меняем с Эдой ее одежду и постельное белье. Идем на третий этаж. В одной комнате мокрый пол. Эда шваброй вытирает его насухо. Нет сил стоять, сидеть тоже не могу. Ложусь на диван.

Телевизор негромко играет, я погружаюсь в дрему. Слышу сквозь сон крик Ольги. Думаю, что если еще раз крикнет, я обязательно поднимусь.

В полчетвертого идем с Эдой на вторую проверку третьего этажа. Все лампы включены. Один полненький старичок ест булку на кухне, но увидев нас, скрывается в своей комнате.

В полшестого Эда предлагает выпить кофе. С радостью представляю себе, как возвращаюсь домой по утренней свежести. Даже не представляю себе, сколько еще работы меня ждет.

Мы с Эдой отвечаем за первый этаж, но нам приходится помогать с теми, кто живет на втором. Ворох мокрых от мочи простыней, рубашек и штанов. Тем, кто остался после ночи сухим, помогаем сходить в туалет.

Все кровати надо заправить и застелить пледами. Все комнаты проветрить, тут я учусь справляться с местными замками.

Около семи идем с Эдой на проверку наших клиентов, помогаем подняться тем, кто проснулся. Те, кто еще спит, достаются новой смене по уходу.

Склоняюсь над Эйно, этот тот, кому триста девяносто два полных года и кто любительски занимался легкой атлетикой. Эйно смотрит на меня в замешательстве: «Я думал, что умер!».

В 7.55 начинается собрание по передаче дел новой смене.  

Прошлым утром речь шла о пациенте, которому в скорой рекомендовали обследовать кишечник, но который еще не осмотрен семейным врачом. Юта Кадаяне волнуется, что ни семейный врач, ни сестра вчера по телефону были недоступны.

Я оказываюсь дома, когда еще нет девяти. Набираю себе горячую ванну, смотрю в окно. Удивляюсь тому, что жизнь как ни в чем ни бывало продолжается: машины ездят, детей отвозят в школу, люди идут на работу.

Отделение по уходу за престарелыми Нылваку  

• В отделении по уходу за престарелыми Нылваку Тартуского центра душевного здоровья постоянно живут 46 человек, самому пожилому – 97 лет, самому молодому – 48. 15 мужчин и 31 женщина. Все – с психическими отклонениями.

• На 1-м этаже – самые тяжелые пациенты, которые требуют помощи во всем: колясочники, лежачие больные.

• На 2-м этаже живут те, кто более-менее справляется с будничными заботами. Но и там кто-то может оставаться в кровате весь день в зависимости от психического или физического состояния.

• На третьем этаже пациенты, которые сами могут хорошо ухаживать за собой.

• В центре 25 постоянных сотрудников, из них 16 –сестры по уходу, которыеработают по сменам: 8, 12 и 24 часа. Каждую ночь в центре две дежурные сестры.