1914 год. Старинный дом на сваях на границе моря и земли. Лаборатория с заспиртованными уродцами. Ученый, вскрывающий черепа политическим преступникам. Немецкие буржуа. Русские солдаты. Эстонские анархисты.
Персона. Крис Краус: «Дневники Полла» – это история Европы в ХХ веке
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Таков мир остзейской усадьбы Полл накануне XX века – не хронологического, а настоящего, того, что начнется 28 июля 1914 года и продолжится войнами, революциями, диктатурами, концлагерями, крушением прежних устоев. Пока всё вроде бы спокойно, глава семейства в свободное от вивисекций время увлечен фотографией, солдаты громко поют «Боже, царя храни», по вечерам все дружно музицируют и читают Гёте и Гейне, «но достаточно бросить спичку – и огня будет уже не унять». Свидетелем конца этого мира становится 14-летняя Ода, дочь ученого, после смерти матери приехавшая в Полл из Берлина.
Так начинается фильм «Дневники Полла» немецкого режиссера Криса Крауса. Фестивальная премьера картины состоялась в сентябре в Торонто, а в мировой прокат «Дневники» выходят 17 декабря в Эстонии. «Символично, что это случится в маленькой европейской стране, а не в Австрии, Германии или Италии», – говорит Краус. Здесь фильм снимался; здесь происходит действие; здесь почти сто лет назад произошли события, которые легли в основу сценария.
«Дневники Полла» для Криса Крауса – больше, чем просто историческое кино: это фильм о его предках, о семье прибалтийских немцев, которые в царское время жили на мызе Полл (ныне – Пыллула в волости Рягавере в Ляэне-Вирумаа). Другое дело, что настоящая Ода не укрывала эстонца-анархиста на чердаке заброшенной мельницы, превращенной отцом девочки в жуткую лабораторию, да и прототип ученого в жизни орудовал не скальпелем, а пером – он был журналистом.
Но это всё неважно, потому что «Дневники Полла» – не о жизни отдельно взятого семейства в 1914 году. Это фильм о ХХ веке, который в итоге поставил два жирных креста почти на всем, что делает человека человеком: о том, как этот страшный век начинался, о том, к чему он пришел, о смерти, забвении, ненависти, благородстве, любви. При всем том это отлично сделанный, предельно внятный, абсолютно классический художественный фильм из тех, которые хочется пересмотреть.
«Это и в самом деле очень личная история, – рассказывает режиссер. – Героиня фильма – моя двоюродная бабушка Ода Шефер. В 1950-е годы она была известной поэтессой, но в нашей семье ее имя никогда не упоминали, только в середине 80-х я случайно узнал о том, что мы с ней родственники. Моя семья и Ода Шефер были по разные стороны баррикад. Эта история в каком-то смысле повторяет историю Европы в ХХ веке... Я задумался о том, почему Оду Шефер “исключили” из числа моих родственников. Так и родился этот фильм».
Есть ли у человека выбор?
– Почему имя Оды Шефер было запретным?
– Потому что в 1930-е годы в моей семье все были нацистами – что в гитлеровской Германии было нормально, – а двоюродная бабушка нацистов ненавидела. Знаете, это было очень странно: я нашел в библиотеке книгу воспоминаний Оды Шефер, прочел о том, что она из семьи Краусов, спросил дедушку, что всё это значит, а дедушка сказал: «Не будем об этом говорить». В 1993 году мы с родственниками поехали в Эстонию и увидели мызу Полл, в которой жили мои предки. Конечно, настоящий дом не такой красивый, каким он показан в фильме... В то время я учился писать сценарии, и у меня сам собой начал сочиняться сценарий о Полле. Ода Шефер действительно жила в Полле летом 1914 года и влюбилась там в одного человека – правда, не в эстонского анархиста.
– Откуда вы об этом узнали?
– Из ее мемуаров. С ней лично я познакомиться, к сожалению, не успел. О том, что Ода Шефер – моя родственница, я узнал в 1987 году, она тогда была еще жива, но я уехал на год в Австралию, а когда вернулся, она уже умерла.
– В финале фильма звучит грустная нота: нам говорят, что Ода Шефер стала поэтессой, но ее книги больше не переиздаются...
– С одной стороны, это нормально – почти все творческие люди обречены на забвение. Пройдет 50 лет, и из сотни нынешних лучших режиссеров вспомнят хорошо если одного-двух. С другой стороны, так получилось потому, что Ода Шефер жила во «внутренней эмиграции»: будучи антифашисткой, она осталась в Германии. После войны таких, как она, не любили: раз ты выжил при фашизме, значит, никакой ты не антифашист. Писатели ее поколения сошли со сцены в 50-х, когда пришли Гюнтер Грасс и «новая волна». Ода Шефер прошла через разные испытания, но для сценария мне нужен был тот отрезок ее жизни, из которого потом выросло всё остальное. Месяц в Эстонии, когда она решила быть не такой, как ее родственники. Все мы идем по стопам наших предков, и очень сложно принять решение стать «не как все» – ты часто ставишь под удар тех, кого любишь.
– То есть в итоге «Дневники Полла» – это фильм о выборе?
– Именно. В частности, поэтому отец Оды считает, что у человека нет выбора. А Ода любит своего отца... Выбор – это ключевая проблема ХХ века. Людей пытались убедить в том, что у них лично выбора нет: в СССР ты был частью своего класса, в Германии – частью своего народа. И если твой класс или народ были «неправильными», тебя переставали считать человеком.
Эстония потерянная и обретенная
– И это не совпадение, что ученый в фильме так похож на нацистских врачей, считавших, что жизнь «недочеловека» ничего не стоит?
– Конечно. Он исповедует те же принципы, что и доктор Менгеле. Когда я писал сценарий, то прочитал где-то, что изучать строение мозга начали в XIXвеке еврейские ученые. Они и вообразить не могли, что станет с этой наукой полвека спустя... Боюсь, отец Оды, как и доктор Менгеле, полагает, что он работает на благо человечества. Ведь «недочеловеки» человечеству не нужны. Вообще-то кино нужно снимать проще, но «Дневники Полла» в этом смысле – достаточно сложный фильм, и я не мог снять его иначе. Мне было важно показать, как зарождаются предпосылки того ужаса, который случится позже.
– Вы снимали фильм в Эстонии, об Эстонии и совместно с Эстонией, с местными актерами и съемочной группой. Что Эстония значит для вас?
– Когда я был маленьким, в нашей семье всё время говорили о потерянном доме и об Эстонии – точнее, о Прибалтике, остзейские немцы не делили ее на регионы, часть нашей семьи жила в Риге, при этом многие мои предки говорили по-русски и делали карьеру в Российской империи. Моя семья жила потерянным прошлым, и это прошлое стало важной частью моей жизни. Потом я потерял Эстонию из виду лет на двадцать – и снова обрел благодаря истории Оды Шефер. Мои предки жили тут сотни лет, и когда я приезжаю в Полл, то чувствую, что приехал домой.
– Чем фильм хорош – неясно, на чьей вы стороне. Да, положительный герой – анархист, но и ученый ведь не злодей, и умирающая на глазах эпоха вызывает сочувствие...
– Я не верю в положительных героев. Я верю в сложных людей. Я люблю этого ученого, как я люблю своего дедушку, пусть он и разделял идеологию нацизма. Что до эпохи, да, ее умирание трагично, и в фильме много образов, связанных со смертью, но ведь эпоха умирает в каждый момент времени. Никогда не знаешь, что будет дальше. Например, эстонцы и русские в Эстонии – смогут ли они договориться? Что будет с этими общинами через десять лет, будут они бороться или мирно сосуществовать? Мы не знаем. Каждую секунду мир меняется.
Режиссеру нужна армия
– Честно говоря, это удивительно, что вы неравнодушны к проблемам местных русских.
– Конечно, я неравнодушен к их проблемам. За время съемок я многое узнал об Эстонии. Русские часто снимались в эпизодах, и я видел, как во время обеда они всегда сидят порознь с эстонцами. Я расспрашивал людей, пытался понять, что тут происходит. Это всё было и в истории моей семьи: конфликт между немцами, русскими, эстонцами...
– Сложно было снимать фильм в Эстонии?
– Это было принципиальное решение. Меня все отговаривали: это дорого, в фильме не будет звезд... Говорят, что тот, кто снимает кино, ведет войну. Художнику нужны краски, писателю – перо и лист бумаги, а режиссеру нужна армия. Вот и мне нужна была армия. Я опасался того, что в маленькой стране, выпускающей три-четыре фильма в год, не найдется нужных мне специалистов. Риск оправдался, а профессионализм съемочной группы меня просто поразил.
– Актер Тамбет Туйск был очевидным кандидатом на роль анархиста?
– Нет. Мы не знали даже, сможем ли позволить себе эстонского актера. У нас было совсем мало денег, а итальянские и французские продюсеры обещали увеличить финансирование, если бы мы взяли на роль анархиста итальянца или француза. Решить, что мы выбираем не деньги, а эстонского актера, было непросто. Тамбет – актер изумительный, и я очень надеюсь, что «Дневники» помогут ему стать звездой международного уровня. Играть плохого человека легко, а этот анархист – человек хороший, и всё равно Тамбет сыграл его так, что ты кожей чувствуешь: он опасен. Романтика романтикой, а ты видишь, что он использует эту девочку.
– В чем-то «Дневники Полла» похожи на советское кино. В СССР были фильмы про студентов, только не анархистов, а социалистов, которые боролись с буржуазным обществом...
– (Оглушительно хохочет.) Знаете что, я никогда не думал об этом в таком ключе и специально сделал героем не большевика, а анархиста, который видит мир глазами Михаила Бакунина. Но, действительно, моя двоюродная бабушка была левой по убеждениям. При этом она достаточно равнодушно относилась к политике. Для нее куда более важными понятиями были справедливость и свобода. В любом случае это фильм не об идеях, а о людях.
***
Справка «ДД»:
Кристофер Краус родился в 1963 году в Гёттингене. Работал журналистом и иллюстратором, закончил Берлинскую киноакадемию по специальности «режиссер кино».
С 1994 года пишет киносценарии. В 2002 году вышел его первый роман «Танец осколков», по которому он в том же году снял свой дебютный фильм.
Вторая картина Крауса «Четыре минуты» (2006) официально признана одним из наиболее популярных современных немецких фильмов и получила более 50 наград. «Дневники Полла» (2010) – третий фильм режиссера.