Антарктика, любовь моя… (6)

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
csm_E._Kaup_juhendamas_India_noori_jarveuurijaid__Schirmacheri_oaas__2009_eb3222385d.jpg
csm_E._Kaup_juhendamas_India_noori_jarveuurijaid__Schirmacheri_oaas__2009_eb3222385d.jpg Фото: Из личного архива

Известный эстонский полярник Энн Кауп представил свою книгу «Прекрасная Антарктика», переведенную на русский язык. 

Пользуясь возможностью, Энн Кауп всегда много рассказывает о Белом континенте, ведь обычный человек плохо себе представляет и жизнь полярников, и зачем они туда едут, и что вообще происходит на крайнем Юге, в самом холодном месте Земли.

Вдаль за облаками

– Как получилось, что вы стали путешественником, полярником?

– Я вырос в деревне Вырно нынешней волости Мяэтагузе в Ида-Вирумаа. Мои сестры и братья были намного старше меня, так что я рос почти один. Много читал. Помню, меня потрясла серия книг «Приключения на суше и на море» и, конечно же, мне очень хотелось узнать, что же там, далеко за горизонтом. Но поступил я в Тартуский университет все-таки на физмат, потому что физика была в то время очень популярна. Я специализировался на физике атмосферы.

Уже тогда первые эстонцы ездили в Антарктиду. У нас была целая программа исследований так называемых серебристых облаков. Они располагаются очень высоко, километрах в 80 от земли, и их видно, только если Солнце находится на высоте 6-16 градусов ниже горизонта и освещает их снизу. Это очень красивое явление: словно мириады серебристых огоньков вспыхивают в потемневшем небе, они переливаются и сверкают. Оказалось, что они состоят из маленьких частичек льда. В Эстонии был весьма харизматический человек – заместитель директора обсерватории Тыравере астроном Чарльз Виллман, который в начале 1960-х организовал наблюдение за этими облаками. И когда я узнал об этом, я заявил, что тоже хочу участвовать в этих исследованиях. Записался и через три года, в 1972-м, первый раз поехал в антарктическую экспедицию, где за серебристыми облаками очень удобно наблюдать. Также нужно было выполнить целую программу метеорологических наблюдений, измерять излучение Солнца и вести озоновые наблюдения. Так что работы было много.

С другой стороны,  в ТТУ у меня уже два года была проблемная лаборатория санитарной техники. Мы изучали процессы самоочищения рек, проводили исследования по кислородному балансу реки Кейла. Поэтому у меня были возможности изучать кислород в воде. В экспедицию я взял эту аппаратуру почти случайно, но она очень пригодилась. Оказалось, что в Антарктиде есть озера. Жизнь на зимовке заполняется, в основном, работой и беседами с друзьями. Из развлечений лишь вино, кино и домино. Но я этим не слишком интересовался. Так что у меня было время, и я начал бурить лунки во льду озер и измерять кислородный и термический режим. С этого началась моя карьера исследователя озер Антарктики.

После этого я участвовал еще в четырех советских антарктических экспедициях. Когда Советский Союз приказал долго жить, у меня уже были публикации и некоторая известность в антарктических кругах. Поэтому меня пригласили в австралийскую экспедицию в 1993 году, потом еще раз, потом – в индийскую экспедицию в 2009-м. В последний раз я был там в 2012 году с чилийской экспедицией. В общей сложности я провел на Белом континенте больше трех лет.

Чем захватывает Белый континент

– Вам как ученому было интересно работать в Антарктике?

– Ученым там страшно интересно! Например, я изучал самое прозрачное в мире озеро: его прозрачность достигает 77 метров, в то время как прозрачность Байкала в лучшие дни – 40 метров. Теперь и того меньше: знаменитое озеро загрязняет целлюлозный комбинат. В Японии на острове Хоккайдо есть озера с прозрачностью 30-40 метров. Но другого такого озера, как Унтерзее на Земле королевы Мод, пока еще никто не открыл. Там много озер: есть такие, которые никогда не вскрываются ото льда, а есть озера, которые никогда не замерзают.

– Вы участвовали в чилийской, индийской, австралийской экспедициях в Антарктику. Это страны далекие от антарктических условий…

– У многих стран есть свои станции в Антарктиде. Австралия, например, имеет там станции очень давно: первая австралийская экспедиция туда состоялась в 1911-1914 годах, а постоянная станция Моусон действует с 1954 года. Индия присоединилась к антарктическому договору в первой половине 1980-х и построила свои станции. В их экспедициях было много молодых участников – студентов, аспирантов, магистрантов, которые раньше льда не видели. Надо было их немного инструктировать…

Сейчас постоянные станции в Антарктиде имеют 27 стран. У некоторых стран – Финляндии, Швеции, Новой Зеландии – там только летние станции. Советский Союз имел восемь антарктических станций, в трудные 1990-е  годы некоторые станции Россия закрыла, потом постаралась снова открыть. Сейчас финансирование антарктических станций опять урезано. Но действует очень хорошая станция «Восток» на полюсе холода. Там есть озеро Восток глубиной четыре километра, которое россияне изучают. Кстати, сейчас в Эстонию приехал в гости начальник российской антарктической экспедиции Валерий Лукин, он выступал в Летной гавани. Я его давно знают. Полярники все друг друга знают, это как одна семья.

Лед как банк памяти

– Если так много стран изучает этот материк, значит, он имеет большое значение для Земли в целом?

– Несомненно. Там можно получить данные о развитии окружающей среды и климата Земли за очень долгий период, ведь нигде больше нет такого старого льда. Для этого бурят ледовый покров, который состоит из ежегодных слоев. В структуре льда сохраняются очень маленькие пузырьки воздуха, по ним изучают состав атмосферы того времени. Есть лед возраста 800 тысяч лет. Получены данные, что за эти 800 тысяч лет еще никогда в атмосфере не содержалось столько парниковых газов, СО2, метана и оксида азота, как сейчас. И никогда еще их содержание не повышалось столь стремительно.

– Но вроде с парниковыми газами борются…

– Европа, Америка, конечно, что-то делают. А вот Индия или Китай, которые стремительно развивают экономику, говорят, что хотят тоже вкусить блага промышленного развития. Но я думаю, что решения, принятые недавно на Всемирной конференции по климату в Париже, должны дать свои результаты для того, чтобы повышение средней температуры Земли к концу века не превысило двух градусов. Если же она повысится на 4-5 градусов, это уже будет катастрофой! Ученые говорят, что скорость наступления моря на сушу повышается сейчас в глобальном смысле на 3 мм в год. Это намного больше, чем сто лет назад.

Есть обоснованные прогнозы, что к концу века уровень океана будет в среднем на метр выше, чем сейчас. Представляете, что это значит для таких городов, как Пярну и Хаапсалу? Все западное побережье Дании, север Германии, восточная часть Великобритании будут затоплены. А тропические острова в Тихом океане уже сейчас бьют тревогу. Так что перед наукой поставлены задачи – во-первых, затормозить потепление и, во-вторых, научиться улавливать из атмосферы парниковые газы. И еще нужно как-то адаптироваться к этому процессу. Все эти вопросы сейчас изучаются в Антарктиде.

– А кого приглашают в такие полярные экспедиции?

– В них идут ученые, которым самим это интересно. Каждое государство составляет научные программы изучения Антарктики, которые согласуются на международном уровне, чтобы не дублировать друг друга и скоординировать силы и средства разных стран. Там изучают не только биологию, но и атмосферу, стратосферу, космос. Там очень, например, удобно вести астрономические наблюдения: полгода длится полярная ночь – только наблюдай! К тому же холодно, мало водяного пара, почти нет пыли, поэтому воздух очень прозрачный. Так что условия для наблюдений прекрасные.

Путешествия в край холода

– В чем главная разница между Арктикой и Антарктикой?

– Антарктика – это материк, который окружен океаном, Арктика же – это океан, который окружают материки. Это принципиальное различие. На Северном полюсе никогда не может быть так холодно, как на Южном, потому что море сглаживает колебания температуры.

– Сейчас ведь и туристы ездят по таким экстремальным местам!

– Да, Антарктику на специальных туристических судах ежегодно посещает около 30 тысяч туристов. Большое судно вмещает до 800 человек. Есть и маленькие суда – до 200 человек и даже небольшие яхты. На материк высаживаются вертолетами или на специальных резиновых лодках типа zodiac. В Чили есть такой южный город Пунта-Аренас, откуда самолеты летают в Антарктику. В Антарктиде на острове Кинг-Джордж есть полоса для приема самолетов. Есть гостиница, есть туристические программы с ночевкой в Антарктиде. Больше всего туда едут американцы, потом австралийцы, а затем китайцы.

– А что там можно посмотреть? Там красиво?

– Очень красиво! Море, узкие проливы, в которые спускаются ледники между перевалами. Очень красивые виды. Есть места, например, Парадай-Бей – название само за себя говорит. Туристы там наслаждаются красотой, эти впечатления остаются в памяти на всю жизнь. Однажды был на маленькой австралийской станции вместе с коллегой Джимом, и к нам пришло большое судно с сотней туристов из Австралии. На нашу станцию они прилетели вертолетом, мы их принимали, рассказывали о важности своих исследований, пили чай с тортом. Помню там были две пожилые женщины-сестры, обеим уже за семьдесят... Есть такое бюро путешествий Albion. В июне у них запланирована поездка в Гренландию, а в январе следующего года – в Антарктиду, и через год так же. Меня пригласили туда экскурсоводом.

Риск все равно остается

– Выставка, которая сейчас проходит в Летной гавани, рассказывает о покорении Южного полюса соревнующимися группами Скотта и Амундсена. Потрясает, на какой риск шли люди!

– Да, шанс не вернуться был очень велик, что и случилось с группой Скотта. Но трагические случаи бывают и сейчас. Правда, чаще по халатности. На станции «Прогресс» в октябре 2008 года сгорел двухэтажный дом. В пожаре погиб один человек, остальные – ученые и их помощники – выпрыгивая из окон второго этажа (а дома там стоят на высоких сваях), ломали себе кости. Конечно, сейчас для полярников, особенно тех, которые зимуют, созданы условия, максимально приближенные к домашним. Я читал дневник австралийской станции Дейвис. Там один полярник, уезжая после зимовки, написал, что, мол, условия  такие, что и его бабушка могла бы справиться. Но зимой, если выйти в пургу, – очень тяжело.

– Станция – это один дом или комплекс зданий?

– Очень рискованно строить только один дом: если случится пожар, где жить? Так произошло и на станции «Восток» в 1982 году, когда сгорела электростанция. А запасная была в том же здании, вместе с основной. Стояла полярная зима, минус 70 на улице. Люди оказались в очень трудном положении, думали, что не выживут. Там был один эстонец, Велло Парк, известный исследователь Антарктиды и альпинист высокого класса. И он придумал, как из газовых баллонов сделать примитивные печки-капельницы. Ими они и обогревались.

Все проявили большую изобретательность. Нашли старый генератор, запустили его и восстановили связь с основной базой. Случай уникальный в условиях Антарктиды, ведь помощь пришла только через шесть месяцев! В условиях полярной ночи никто не может туда лететь, самолет просто не сможет взлететь, потому что при такой температуре снег – как песок. Лыжи самолета раскаляются до красноты, но не скользят. Во время полярной ночи невозможно эвакуировать человека, даже если у него опасная болезнь. До сих пор проще эвакуировать с космической станции, чем из Антарктиды – такие технические условия! Поэтому здоровье перед поездкой тщательно исследуется. 

А еще нужно подписать кодекс поведения полярника. Там много пунктов, но один из них в 1993 году меня поразил: надо было подписаться, что я гарантирую со своей стороны отсутствие сексуальных домогательств к коллегам, даже взглядом ничего такого продемонстрировать не могу. Надо сказать, что тогда уже были женщины на полярных станциях. И чем дальше, тем их становится все больше. Кстати, была одна немецкая зимовка,  которая состояла только из женщин. Они успешно зимовали, то есть прожили почти год.

Республика ученых

– Чем питаются, как живут полярники?

– Все берется с собой. С овощами и фруктами, конечно, не очень хорошо дела обстоят. В советских экспедициях из овощей была картошка, капуста квашеная и лук. Но питались, в общем-то, неплохо. Я в то время и дома-то не всегда так ел, как на станции. Например, по воскресеньям на завтрак подавали бутерброды с икрой, а в продаже тогда икры не было. На каждой станции есть повар, а то и два-три – в зависимости от количества участников зимовки. Но однажды, я помню, на 26 человек, был лишь один повар, и он должен был готовить три раза в день. Каждый ученый бывает дежурным по кухне – моет посуду и полы протирает. Но это не так часто происходит. Другое дело – разные авральные работы, когда надо что-то делать всем вместе. А так, у каждого есть своя программа, по которой он работает.

– А связь с домом?

– Когда-то были только радиограммы – три копейки слово. Так что много не напишешь: все в порядке, люблю, целую… Были звонки по радиотелефону, но слышимость такая, что эти звонки только раздражали.  А теперь – постоянный Интернет, можно по скайпу говорить.

Комментарии (6)
Copy

Ключевые слова

Наверх