Аналитик: новые теракты в Европе вполне возможны

Аналитик американского исследовательского центра RAND Кристофер Чиввис. Фото: Evelyn Kaldoja

В интервью Postimees аналитик американского исследовательского центра RAND Кристофер Чиввис рассказал о том, что последние 25 лет страны Европы уделяли вопросам безопасности недостаточно внимания, и сейчас им приходится приспосабливаться к изменившейся ситуации и со всей серьезностью относиться к новым рискам. В этот переходный период, по его мнению, не исключены новые теракты.

Вы удивились, узнав о терактах в Брюсселе?

Многие эксперты, занимающиеся проблемой терроризма, предполагали, что в 2016 году возможны теракты, особенно после ноябрьских событий в Париже и атак ИГИЛ по всему миру. Конечно, любой теракт всегда неожиданность, но, повторюсь, многие эксперты не исключали, что они могут произойти, и не исключают, что в Европе возможны новые атаки террористов.

Могли бы вы назвать признаки тех стран, которые с наибольшей вероятностью могут стать жертвами новых террористических атак?

Сегодня все большую опасность представляют салафиты-джихадисты, и ИГИЛ – это последний симптом этой проблемы. Очевидно, что европейские службы безопасности не в состоянии справиться с ситуацией, у них недостаточно ресурсов, плохо налажено сотрудничество, в некоторых случаях нет и нужных законов. Европе потребуется время, чтобы перестроиться, и существует риск того, что в это время атаки продолжатся.

Такой риск существует, во-первых, потому, что непонятно, как быть с Ближним Востоком и Северной Африкой. И если бы даже ответ на этот вопрос существовал, то сейчас Европа и США не готовы тратить значительные ресурсы на решение проблемы.

Мы видим, что военные действия против ИГИЛ ведутся только в Ираке и в незначительной степени в Сирии. И это в ситуации, когда эта организация постоянно укрепляет свои позиции в Африке и в Южной Азии. Поэтому борьба с ИГИЛ будет долгой. Европейским правительствам предстоит большая работа, чтобы защитить своих граждан.

Кого еще, кроме террористов, вы обвинили бы в том, что случилось в Париже и Брюсселе?

Не думаю, что будет какая-то польза, если кого-то обвинять. Последние 25 лет страны Европы уделяли мало внимания вопросам безопасности, многие решения принимались в 1990-е годы, когда и внешняя угроза, и риски внутри конкретных стран были значительно меньше.

К сожалению, сейчас сложилась ситуация, когда внешняя опасность исходит как с востока, от России, так и с юга, от ИГИЛ. Кроме того, выросли и внутренние риски. Реальность такова, что у европейских стран нет иного выхода, как больше тратить на безопасность.

Но ведь эти угрозы появились не сейчас, достаточно вспомнить об атаках 11 сентября, о том, что «Аль-Каида» действовала еще до ИГИЛ. Вам не кажется, что европейцы слишком поздно проснулись? 

Так и оно есть. После терактов в Лондоне и Мадриде был принят ряд мер. После атак 11 сентября «Аль-Каида» представляла опасность первые лет пять, но после операций США и союзников и уничтожения в 2011 году Усамы бен Ладена, утратила свою силу. Мне кажется, весь мир был, скажем честно, был удивлен тем, как быстро исламисты потом примкнули к ИГИЛ. Это стало шоком для многих аналитиков США и, несомненно, для Европы.

Корни этого явления следует искать в Европе или в Сирии? Недовольные марокканцы в Бельгии и нынешняя ситуация в Сирии выглядят несколько странно.

Теракты в Европе были бы невозможны без ближневосточной джихадистской идеологии определенного сорта. Условия в некоторых европейских странах таковы, что люди становятся восприимчивы к такой идеологии. В конечном счете виновата идеология, оправдывающая и прославляющая насилие против беспомощных людей. Но свою роль играют и социально-экономические условия, например, изоляция этнических меньшинств в некоторых странах.

Есть мнение, что умеренные мусульмане должны противостоять экстремизму в большей степени, чем они делают это сейчас.

Я не стал бы упрекать их в том, достаточно они делают или нет. Но я считаю, что если бы они выступили против толкования ислама как насилия, то это бы имело большое значение. И понятно почему: их слово для мусульман имеет больший вес, чем слово тех, кто не исповедует ислам.

Какова сейчас ситуация в США по сравнению с Европой?

В принципе и Европе и США угрожает общая опасность. В США тоже были совершены теракты, например в Сан-Бернардино (2 декабря семейная пара из числа исламистов убила 14 человек – прим. ред.). Не исключено, что США еще подвергнется атакам. В то же время очевидно, что наибольшая опасность грозит Европе, поскольку она ближе к очагу напряженности. Это географический факт, с которым Европа должна считаться.

При этом европейские системы охраны границ сильно уступают системе охраны границ США. Пробным камнем стало сотрудничество разведок стран Шенгена и ЕС. У нас в США свои проблемы, но их не сравнить с теми, с которыми столкнулась Европа.

Вы согласны с тем, что вместе с кризисом беженцев выросли и риски?

Мы знаем, что ИГИЛ удалось использовать кризис беженцев. Видимо, те, кто совершил теракты, были в Сирии, и не исключено, что в Европу они вернулись вместе с беженцами через Грецию.

Но утверждения о том, что среди беженцев много джихадистов, это явное преувеличение. Большее беспокойство вызывает то, как беженцы будут жить в Европе, какие возможности у них будут, какой опыт им даст Европа.

Эти люди могут стать легкой добычей для вербовщиков ИГИЛ. Если у этих людей не будет надежды на лучшую долю в Европе, ради которой они рисковали жизнью, то вполне возможно, что они обратят свое недовольство против принявших их стран.

В США говорят об одной специфической группе иммигрантов: выходцах из Сомали в Сент-Луисе. Вы можете сказать, что это за феномен?

В общинах сомалийцев группировка «Аль-Шабаб» сумела завербовать большое число боевиков. Это молодые мужчины, которые чувствуют, что общество их не принимает. Они не находят общего языка ни со старшем поколением, ни со своими сверстниками американцами. Они чувствуют себя отверженными.

Эти люди, испытывающие экономические проблемы, попадаются на интернет-пропаганду, которая призывает их к борьбе. Многим это кажется заманчивым.

Этот же феномен наблюдается в Тунисе и в других странах. Тут следует учитывать различные факторы.

Одни попадаются на удочку вербовщиков потому, что бедные, не получили никакого образования – они становятся простыми боевиками. Но бывают случаи, когда джихадистом становится человек, имеющий образование, но не сумевший найти свое место в обществе и добиться своей цели.

Мы видим это на примере Туниса: когда люди, приложившие немало сил к тому, чтобы получить высшее образование, осознают, что никогда не найдут такую работу, о которой мечтали, они впадают в депрессию.

Такие люди становятся легкой добычей вербовщиков, зачастую не последнюю роль играет чувство семейственности, принадлежности к общине.

Насколько велик риск, что исламисты и кризис беженцев вызовут в ответ рост праворадикального экстремизма, например, неонацизма?

В Европе уже усилились праворадикальные настроения в отношении мигрантов, из-за терактов люди испытывают неуверенность. Кремль своими целенаправленными усилиями подогревает эти чувства. Это очень опасный коктейль.

Вы считаете, что Кремль играет в этом важную роль?

Безусловно. Через СМИ, такие, как RT (ранее Russia Today – прим. ред.), Twitter и другие социальные каналы Кремль подогревает враждебное отношение к мигрантам, страх перед терактами и подстрекает к расизму. Это на руку тем партиям в Европе, которые больше всего подходят Москве.

Насколько велика вероятность того, что правый радикализм примет насильственную форму?

Такой риск, разумеется, существует. В последние годы мы не раз видели его проявления в Европе, и это может случиться вновь.

Можно ли утверждать, что у террористических организаций есть своя цикличность развития? Может ли так случиться, что в какой-то момент ИГИЛ исчезнет сам собой?

ИГИЛ – апокалиптическая группировка, оправдывающая собственное существование и расширение. В определенном смысле ее самоликвидация записана в ее ДНК. Но я бы не питал особых иллюзий на этот счет.

Люди, которые думают, что можно просто сидеть и ждать, когда это явление исчезнет, не видят ущерба, который наносит этот процесс. Он представляет крайне высокую опасность не только для нашей безопасности, но и для наших политических систем.

Либеральная демократия – хрупкая политическая система. История Европы служит тому подтверждением. Мы должны понимать, какое разрушающее влияние оказывает экстремизм на нашу жизнь.

Что же делать в таких случаях?

Существуют вполне конкретные вещи. Постоянно идет принципиальный спор о том, инвестировать в оборону на родине или в действия за рубежом, причем в последнем случае приходится думать не только об участии в военных действиях, но и о том, как ликвидировать первопричину.

Мнение о том, что Европа может абстрагироваться от происходящего на Ближнем Востоке, звучит неубедительно. Кроме того, много проблем, как мы знаем, и в самой Европе.

Европе предстоит большая работа по укреплению своих собственных систем безопасности. Необходимо наладить контроль за теми, кто отправляется воевать в другие страны, подумать о внесении изменений в законодательство некоторых стран, которые позволят предъявлять обвинение людям, отправляющимся в Сирию, чтобы получить террористическую подготовку. Следует также наладить обмен информацией между странами, направлять полицию туда, где она необходима. Для того чтобы справиться с проблемами, нужны аналитики и агенты.

В военном плане мы можем сделать для борьбы с ИГИЛ гораздо больше, чем делаем сейчас. В странах, где эффективно действует государство, США и его союзники могли бы наладить сотрудничество с местными правительствами для того, чтобы выбить ИГИЛ с территорий, которые он контролирует. Это уменьшит опасность.

Но только с помощью военной силы нельзя полностью уничтожить ИГИЛ и свести на нет опасность террористических атак. Нужно также способствовать стратегической коммуникации. Когда страны во имя политической и социальной справедливости инвестируют в менее развитые регионы, это способствует тому, что проблема постепенно решается. Для того чтобы эти меры принесли результат, требуется время. Но мы не можем ждать 25 лет, мы должны заниматься всем сразу и сейчас.

Кристофер Чиввис

* Является заместителем директора Центра международной безопасности и оборонной политики RAND, Вашингтон.

* Профессор кафедры международных отношений Университета Джона Хопкинса.

* Ранее работал во Французском институте международных отношений (Ifri), Германском институте международных отношений и вопросов безопасности (SWP), преподавал в Институте политических исследований (Париж) и Университете Нью-Йорка.

* Автор статей и комментариев в таких изданиях, как Current History, International Affairs, Journal of Contemporary History, Foreign Policy, National Interest, Survival, Washington Times, Christian Science Monitor, CNN.com.