Ахто Лобьякас: приход Homo estonicus

Ахто Лобьякас. Фото: Peeter Langovits

Похоже, что Эстония погрузилась в конфликт ценностей. Злой мир вроде опять хочет забрать у нас свободу быть самими собой. Меньшинство навязывает свои правила и условия, которые не принадлежат нашей культуре. Но этот конфликт лишь выглядит таковым, пишет колумнист Ахто Лобьякас.

То, что многие считают оковами, на самом деле являются сформированными религией, философией и часто кровавыми войнами искупительными европейскими ценностями. Суть последних - это кантианство, хотя и без бога, но насквозь с иудейско-христианской максимой: делай так, как все могли бы делать. Ты являешься таким, каким считаешь самого меньшего из своих глобальных братьев.

Против Канта в нас есть нечто пока еще только формирующееся туманное. Антикантианский конфликт наличествует, но в данный момент ясно только одно - с чем. Кто мы есть, почему мы в конфликте и чего мы сами хотим – все эти вопросы остаются без ответа. Что не означает, что уже сейчас у сторонних наблюдателей нет материала для обобщения.

На фундаменте антикантианства создают Homo estonicus. Этот фундамент является вульгарно-вольтерианским, в той мере, в которой содержит в виде исходного импульса стремление человека быть свободным, судить о других без каких-либо ограничений, как душа пожелает. Дать своему восприятию мира максимальную волю, а своему глазу по возможности королевский предел власти на своей земле.

Ничто не возникает на пустом месте. Опыт Homo estonicus взят из СССР. Это не означает, что Homo estonicus автоматически является Homo soveticus. Его самоопределение и тут находит противопоставление. Больше, чем с реалиями СССР, он имеет дело с тем представляемым миром, что остался вне СССР.

Рейгановскими, тетчеровскими, натовскими, африканскими голодающими, финскими рекламами колбасы и прочими многочисленными западными пушинками, которые приносило к нам по радио- и телеэфиру, из которых в нашей голове складывалась картина мира. Это был не Запад наоборот, а СССР наоборот. Это был как бы мир комиксов с черно-белыми иерархиями и противопоставлениями. В мысленный вестерн, в котором мы старались быть ковбоями. Это был тот мир, в котором мы бы, якобы, оказались, если бы не было СССР.

С освобождением пришло опьянение. Первые двадцать лет этот комплексный рецепт настоящего Запада, как казалось, работал, но это во многом в лишь качестве эрзац-продукта, за счет улучшения условий жизни. Однако в течение последних двух лет что-то произошло. Реальный мир навалился на вестерн Home estonicus.

Оказывается, что Запад совсем не такой, каким мы его себе представляли. За время жизни последнего поколения там взрывоподобно выросла терпимость к геям и прочим меньшинствам, к носителям других культур, исламу, марихуане и прочему, что является естественной ступенью развития настоящего Запада. Для Homo estonicus это является патологией и иррациональным идеализмом.

Хотя Homo estonicus и не является Homo soveticus, все же следует признать, что что-то звучит очень по-домашнему, когда мы читаем тексты лауреата Нобелевской премии по литературе Светланы Алексиевич про преобразование последнего. Ностальгия по Сталину, старомодные идеи империи, авторитаризма, веры, духовности могут показаться нам далекими, но у всех них имеются параллели с миром Homo estonicus. Обратимся от современной белоруской писательницы к высказанному сто лет назад русским писателем Александром Грином: «Будущее перестало стоять на своем месте». Разве вам сегодня не знакомо это ощущение?

«Наше время приходит к нам неиспользованным», – говорит Алексиевич. Homo estonicus может чувствовать себя единственным в своем роде, но не отличается от всех других новых Homo Западной Азии и Восточной Европы. Его опытом является восточный вестерн, которого никогда не существовало. Никто из ведущих апологетов Homo estonicus не достиг даже уровня Уку Мазинга, что могло бы стать единственно возможной интеллектуальной базой для конструирования чего-то самобытного. Но и это самобытное неизбежно было бы гуманистским и демократичным. Так говорил сам Уку Мазинг.

Конфликта культур нет, поскольку против европейского идеализма Homo estonicus может противопоставить только каталоги эмпирически признаков: он такой, какой он есть. Если правда эпохи просвещения является трансцендентной, т.е. «поднимающейся над», то «свое» Homo estonicus находится в самом центре. Правду определяет кривая нормального распределения (кривая распределения Гаусса - прим.ред.). Отсюда происходит и общественная политика Homo estonicus: общественная правда является функцией консенсуса. Все, что остается вне этого, является отклонением.

В идеале консенсус устанавливает свою волю тихо и деликатно. С крайностями не воюет. Правда находится там, куда ее направят бог или случай. Homo estonicus не мог бы породить Спасителя, поскольку его правда, это всегда правда Понтия Пилата и большинства.

Хотя Homo estonicus это еще не совсем история, но его дальнейшее движение пойдет по вполне описываемому вектору – отход от общечеловеческих ценностей, будь это вкусы или цвет кожи, и поведет нас к подъему эмпирического наблюдения в статус науки.

Такая наука является безгранично прикладной. Она свободна тогда, когда свободна любознательность. Она рассматривает человека как животное и диктует обществу свои выводы. Вот в этом и заключается принципиальное отличие от западного мира. Там наука (всегда в идеале) является объектом общественного диктата.

Оружие массового уничтожения осуждают обоснованно. Опыты над человеком, такие как евгеника и клонирование людей, запрещены. «Расистскую науку» не пустят ни в одно научное учреждение или университет. При всем при этом для общества нет ни одной мысли, которая была бы плоха. Ни один имеющий академический статус в Эстонии ученый, который делает примитивные (хотя и популярные) обобщения в отношении ислама, никогда бы не смог публиковаться в западной научной литературе. Причина проста: человек там не является объектом эмпирического категорирования, а субъектом общественного договора.

Не порода, а субъектность правового государства создает человека. Права гражданина это нечто такое, что восходит к началу Древнего Рима: римское гражданство с завоеваниями распространилось на покоренных, пока в 212 году н.э. император Каракалла не сделал его по всей империи всеобщим. В римском праве нет плохих и хороших мусульман, христиан или евреев, а есть граждане, которые либо соблюдают закон, либо нет.

Вектор Homo estonicus ведет Эстонию к тому же построенному собственными руками аду, с которым хорошо знакомы представители Homo soveticus, описанные Алексиевич. «Русским нужны черные, чтобы чувствовать себя белыми». Конечно, Homo estonicus менее злобный, более вежливый и культурный, более деликатный и научный, чем Homo post-soveticus. Но он каждой клеткой своего тела чувствует, что думает московский генерал милиции, решив расправится с приехавшими работать таджиками: мы намерено сделаем вашу жизнь невозможной, чтобы вы побыстрей убрались отсюда. Весь конфликт ценностей сосредоточен в головах самих Homo estonicus. Запад видит в них не вызов, а атавизм, патологию и локальную трагедию.