Лето – мертвый сезон для политики, пора отпусков, безделия и неги. Летом люди становятся добрее, в нашем климате особенно. Видимо, на потепление человеческих душ расчитывали и мои товарищи по Cоциал-демократической партии, начиная, на мой взгляд, принципиальной важности разговор о терпимости, милосердии и справедливости в нашем обществе. Начало было положено выступлением Евгения Осиновского, председателя СДПЭ, перед лидерами общественного мнения, затем продолжено на годичном съезде партии 6 июня.
Откуда у нас столько ненависти? Эстонское общество необходимо реформировать! (2)
Безусловно, разговор о равном отношении ко всем живущим в Эстонии не просто важен, но жизненно необходим. Этим же летом мы можем отметить четвертьвековой юбилей того печального факта, как этот разговор был прекращен, фактически даже и не начавшись, в нашем обретавшем тогда независимость государстве. Взбухающая сегодня нетерпимость по отношению ко всем, кто не подпадает под стандарты «истинного эстонца» - один из плодов того общественного решения, принятого «национально озабоченным» большинством нашего общества в начале 90-х годов прошлого века.
Прошедшая неделя стала подлинным кошмаром для мечтающей о летнем отдыхе Европе: теракт в Ницце в День взятия Бастилии, кровопролитие в баварском поезде, стрельба в торговом центре Мюнхена, странно совпавшая с пятилетним юбилеем бойни в Норвегии. Список продолжился уже в начале текущей недели взрывом опять же в Баварии и еще одним актом насилия там же. Боюсь, список рано объявлять закрытым. Череда терактов выстраивается в цепь террористической войны, объявленной, судя по всему, после того, как объединенная Европа решила перейти от политики открытых дверей к политике ограничения миграции. На этом зловещем фоне голоса политиков с правого фланга, прежде всего EKRE, кажутся уже не столь вызывающими: какая демократия, какие права человека, когда на улицах мирных городов убивают ни в чем не повинных людей! Так, может, заблудились соцдемы в трех соснах солидарности, терпимости и милосердия? Думается, что нет. Заявленная Осиновским и поддержанная ведущими социал-демократами позиция представляется не только уместной, но и мужественной.
Осиновский проверяет лед на прочность
Знакомство с двумя текстами выступлений молодого социал-демократического лидера обнаруживает, что ключевые положения обоих докладов строятся по принципу антиномии, когда по поводу того или иного положения можно доказать одно, а затем противоположное. Действительно, уже первая Конституция Эстонии зафиксировала принцип равного обращения ко всем людям, а Конституция 1992 года (ст. 9,12) подтвердила его. В то же время в выступлении перед лидерами общественного мнения находим удивительно смелое для эстонского политика признание: «Как после дикой пьянки, на каждом углу нашего общественного пространства сплошная ксенофобская тошнота. Сотням указывают на дверь, иностранцев притесняют, их демонизируют. Целым группам людей угрожают факелами и самозванными патрулями». Трагическое признание! В чем его причина? Конечно, Евгений Осиновский - пока еще очень молодой человек, на редкость хорошо образованный, и, разумеется, знает, что в 1995 году вступил в силу Закон о гражданстве, расколовший полвека до того существовавшее в Эстонии как части СССР общество на граждан Эстонии и всех прочих.
Решение о сепарации граждан и неграждан опиралось на определенные юридические резоны, но также и на политические интересы, равно как и призывы подобного раскола не допускать. Не в этом сегодня суть, а в том, что проделанная более 20 лет назад процедура отделения «настоящих» от «ненастоящих» опиралась отнюдь не на наблюдение Фридриха Ницше о том, что «безумие единиц – исключение, а безумие целых групп, партий, народов, времен – правило», а на мировоззрение и культуру мышления той части эстонского политического истеблишмента, да и большинства опутанных этническими стереотипами эстонцев, которые считали, да и продолжают считать сегодня, что степень лояльности человека к государству может быть с точностью вычислена на основе знания о его родном языке.
Сегодня к этому присоединяются и другие особенности. Но суть в том, что и тогда, и сейчас в основе поведения сбитого с толку и напуганного эстонского обывателя лежат отнюдь не еврохристианские ценности и опыт жизни в условиях открытого общества, а дремучее недоверие к окружающему миру, нетерпимость к непривычному и непохожему, в том числе и ревность к тому, что у «соседа лучше». Поэтому Осиновский не совсем точен, говоря, что «мы несемся в сторону коллективного безумия». Увы, мы из него никак не можем выбраться! Но Осиновский все же заслуживает звания самого смелого из эстонских политиков, ведь не побоялся он выйти на неокрепший лед, замахнулся на коллективное бессознательное.
Болезнь, ее симптомы и причины
Эстония, с тревогой говорит Осиновский, находится на последнем месте в рейтинге толерантности в отношении к нацменьшинствам. Более того, «в Эстонии всего за два года вербальное насилие превратилось в норму при обсуждении тем общественного разнообразия. Одна из причин – растущая разница в доходах, в чем мы также «возглавили статистику, опередив Латвию, Болгарию, Кипр, Грецию, Литву, Румынию». Другая причина радикализации отношения к «не таким, как все» в эстонском обществе заключается в возрастающей нестабильности в Европе и проблеме беженцев. Но здесь тоже хотелось бы отделить симптомы от причин. Как известно, внешние причины воздействуют на систему через призму ее внутренних условий. Для социума под названием Эстония к числу значимых внутренних условий существования выступает его этно-культурная история.
Отдельный разговор – полувековое существование эстонского народа в границах Советского Союза. Этот период еще ждет своего исследователя, желательно, социологически грамотного и честного в научном отношении. Так что ценностно-нормативная диспозиция, которую набросал в своих последних выступлениях Осиновский, родилась отнюдь не сегодня и не под влиянием нахлынувших на ЕС сирийских беженцев. Скорее, и социально-экономическая трансформация, переживаемая Эстонией после обретения государственной самостоятельности, следствием которой стали социальное неравенство, и всплеск миграционной активности населения Эстонии, и дисфункциональные последствия миграционного давления на Европу со стороны мусульманских народов лишь проявили и усилили те особенности группового поведения эстонцев, которые формировались на протяжении последних двухсот лет.
Важно отметить, что любое обобщенное суждение о народе неточно, а значит и несправедливо. Давая обобщающие характеристики, мы должны помнить, что они не приложимы ко всем представителям этноса, но характеризуют лишь определенные тенденции, которые находят свое воплощение в поведении конкретных общественных групп. Солидарен с Евгением Осиновским в его опасениях в том, что «настоящие эстонские парни» и их политические адвокаты в лице эстонских правых – и старых IRL, и новых – EKRE – к счастью, не весь эстонский народ, но та его часть, которая сформировалась в услоиях хуторской самоизоляции, вызывающей зависть к достоинствам и успехам соседа и желание показаться перед ним в лучшем свете. Эта смесь высокомерия и самоуничижения во многом формирует личность верноподданного тоталитарного общества, богатой двумя чувствами: восторга подчинения вышестоящему авторитету и наслаждения, когда удается унизить соседа. 10-15 процентов подобных индивидов в благоприятной среде (экономический кризис, военная катастрофа) способны быстро превратиться в активно-разрушительную общественную силу, не восприимчивую к рациональным или нравственным аргументам. Понимает она только язык грубой физической силы, а разговор на этом языке выводит за скобки дискуссии о гуманистических ценностях и открытом обществе.
Открытое общество и его враги
Так называется известная работа Карла Поппера, австрийского мыслителя, автора термина открытое общество. Поппер определял его довольно лаконично: «магическое, племенное или коллективистское общество мы будем именовать закрытым обществом, а общество, в котором индивиды вынуждены принимать личные решения – открытым обществом». В закрытом обществе индивид действует не самостоятельно, а как бы с санкции группы или традиции, или мифа, или религиозной догмы и т.д. В открытом обществе социальное поведение определяется решениями, принимаемыми каждой автономной личностью. Такие решения могут ограничиваться только правопорядком, участником которого является также любая личность (демократия, принцип самозаконодательства). Открытым не только в смысле физических границ, но прежде всего в смысле качественного правового равенства (компетенции) всех его членов. Открытое общество покоится на трех принципах: принципе человеческой свободы, позволяющем считать каждого человека равным другому в праве на самоуважение; принципе права – универсальном ограничителе каждой отдельной воли или желания в том смысле, что ни одной частной воле не позволено выступать от имени права как институционального выражения всеобщей воли, и принципе демократии участия, иными словами народовластия, реализующему себя только через реальное участие каждого члена общества в обсуждении общественных дел, принятии решений и контроле за их исполнением. Нет смысла считать референдум единственным механизмом прямого народоправия. Выборная (представительная) демократия может быть вполне эффективным механизмом реализации принципа самозаконодательства, если она опирается не на видимость институтов народовластия на местах, а на реальное народовластие.
Самое опасное в организации общественной жизни на демократических принципах – устранение из нее, в том числе на вполне «законных» основаниях, части общества. Это худшее и произошло в 1995 году при принятии Закона о гражданстве. Из этого закона вырастает сорная трава ныне широко разлившейся нетерпимости ко всякому иному: неэстонцам, иностранцам, особенно цветным, людям различной сексуальной ориентации и т.д. Не будем также забывать: в обществе, где царит культ денег, деньги выступают и в качестве реальной власти. Так что, сколько не толкуй о принципах, политикой руководят не они, а политические ресурсы: сама власть, деньги, контроль над СМИ, наконец, интересы наиболее сильных и сплоченных групп общества.
Открытое общество – не волшебная формула, воцаряющая мир и согласие, но весьма противоречивое по своим последствиям социальное явление. Как всякая научная абстракция, это понятие неизбежно отличается от реальных форм своего воплощения. И в случае с открытым обществом дьявол прячется в деталях, так что рынка и свободной конкуренции, частной собственности и формально демократических выборов законодательной власти недостаточно для того, чтобы избежать сбоев в системе. Как раз важны детали, которые и определяют конечный результат. Разумеется, многие политические головы Социал-демократической партии Эстонии – вполне толерантные и милые люди, и их также волнует возрастающая роль в мировых делах транснациональной финансовой олигархии, и они понимают, что за наплывом беженцев с мусульманского Ближнего Востока в Европу стоят вполне конкретные действия и интересы конкретных политиков.
Это как раз к вопросу о том, кто и что мешает открытому обществу. Оно действительно может сформировать толерантное и солидарное человеческое сообщество, но при условии, что будет основываться на строгом, не ведающем исключений праве как кодифицированной воле народа и на народной демократии как механизме формирования подобного правопорядка.
Что делать?
Мне нравится публицистический темперамент Евгения Осиновского, нравится его открытая позиция: «Я не желаю «идиотской» Эстонии. Я хочу, чтобы Эстония основывалась на универсальных правах человека, чтобы здесь каждый человек ценился и каждый считался своим». Но говорить правильные вещи в политике важно, но не достаточно. Ведь политика – это прежде всего система продуманных действий, реализующих интересы и мировоззренческие установки конкретных людей и социальных групп. Мне кажется, эстонская политика через несколько лет после обретения независимости постепенно начала утрачивать собственную субъектность. Это чувствуют простые люди, граждане Эстонии. Широко распространившееся скептическое отношение к власти - следствие если и не понимания, то во всяком случае ощущения, что и во внутренней, и во внешней политике Эстонии от избираемой нами госвласти почти ничего не зависит. Властные функции и полномочия все больше перетекают в Брюссель, где за чрезмерно сложной и запутанной процедурой принятия решений на уровне ЕС – Эйки Нестор совершенно правильно говорит об этой стороне брюссельской бюрократии как о проблеме – скрывается не только неподотчетность евросоюзовских чиновников от нас, рядовых граждан Евросообщества, но и непонятная для нас зависимость этой высокой власти непонятно от кого.
Наивно думать, что ЕС направляется интересами, например, Германии и Франции. Мнение рядовых граждан этих стран здесь также не при чем, как и мнение граждан Эстонии. Но не означает ли это, что за громоздкой структурой принятия решений в Евросоюзе скрывается реальная ангажированность евросоюзной власти от крупного капитала и от властных элит наиболее весомых участников сообщества? И еще возникает неизбежный вопрос о соотносимости всей этой конструкции с интересами Соединенных Штатов. Словом, в этой непонятке скрывается одна из существенных причин разочарования в политике многих наших граждан, а избавление от политической идиотии возможно лишь в процессе возвращения гражданам контроля над институтами власти и на уровне государства, и на уровне Евросодружества.
Такова задача, но индивидуальных сил для ее решения явно недостаточно. Но начинать надо, хотя бы с фиксирования проблемы. Затем следует переходить к доступному нам полю деятельности, понимая, что не решив задач, которые нам по силам, мы никогда не доберемся до таких проблем, которые сегодня представляются заоблачными. Такой общей задачей, ведущей к восстановлению суверенитета народа над собственным государством, может быть только работа по развитию демократической культуры. Сначала в отдельно взятой партии, особенно такой, которая не боится признать себя левой, демократической, партией социальной солидарности. Хотелось бы, чтобы наряду с другими и эта тема была включена в повестку дня Социал-демократической партии Эстонии.