Павел Лобков в интервью Postimees: с ВИЧ можно жить, работать и чувствовать себя полноценным человеком (2)

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Павел Лобков.
Павел Лобков. Фото: Mudrats Alexandra/ITAR-TASS

Российский телеведущий Павел Лобков в интервью Postimees откровенно рассказывает о ВИЧ, гомофобии, абортах и православной церкви.

- Тема запрета абортов сейчас актуальна не только в России. Весной в Польше также проходили протесты. Кому и зачем понадобилось запрещать аборты?

- Я полагаю, что запрет абортов не преследует никакой конкретной цели, кроме желания заявить о себе. В России в 1960-70 гг. прошлого века уровень абортов был чрезвычайно высок. Позднее появились гормональные контрацептивы, презервативы, возникло так называемое «сознательное родительство», и количество абортов, в том числе криминальных, резко снизилось. А вновь выросло в 1990-е годы, когда контрацептивы были малодоступны по экономическим причинам. Потом, с ростом благосостояния, снова уменьшилось. Закономерность понятна.

Поэтому роль государства и церкви в этом вопросе всегда была незначительной; общество вполне зрело и способно к саморегуляции числа абортов в зависимости от своего благосостояния. Поэтому, когда какие-то силы заявляют о запрете абортов, они стремятся продать себя руководству политического блока страны. Вектор изменился, в России другой начальник управления внутренней политики Кремля - Володин - прагматичный человек, который не отличается склонностью к религиозности. Количество денег, выделяемое на патриотические проекты, уменьшилось, и группировки, вроде «Офицеров России», которые громят авангардные выставки и борются с детской порнографией, вынуждены искать себе спонсоров. А для этого им необходим рекламный ролик.

Идея о запрете абортов моментально возникает, как только патриотическим группировкам требуется финансирование от государства. На моей памяти это было три или четыре раза на протяжении нескольких лет, и заканчивалось ничем. Правительство выносило отрицательное решение, и в Госдуме этот проект не проходил. Полагаю, так же будет и в этот раз.

- Как вы полагаете, с чем связан резкий поворот в сторону религии (и православия, в частности) и рост гомофобии в России? Это ответ на внешние вызовы или общество находится в состоянии кризиса?

- В России не наблюдается рост гомофобии на бытовом уровне. Приведу пример: в годы моей молодости в России был антисемитизм, он ощущался на бытовом уровне. Этот антисемитизм направлялся сверху; как только сверху перестали его направлять - он исчез, сейчас на бытовом уровне антисемитизма в России нет. Путин, кем бы он ни являлся, не является антисемитом, достаточно обратить внимание на фамилии людей из его ближайшего окружения. И никакого антисемитского дискурса в стране нет.

Но необходимо поддерживать образ некоего врага, сейчас это геи. Но гомофобия остается, на мой взгляд, на уровне газет, телевидения и интернета. На бытовом уровне гомофобии практически нет; мир открыт, люди читают мировую прессу. Никакой волны убийств, к счастью, нет. Бывают инциденты, они привлекают особенное внимание, потому что когда обижают меньшинство - это всегда заметнее, чем когда обижают представителей большинства.

Если в Эстонии происходит акт насилия эстонца против эстонца - это бытовое насилие, если эстонца против русского, или наоборот, то инцидент получит национальную окраску и возникнет слово «фобия». В целом, есть определенная преступность в отношении геев, она частично, наверное, вызывается тем психозом, который формируется, но я бы сказал, что усилия по формированию такого психоза не приносят того результата, на который рассчитывают его организаторы.

Рост религиозности связан с борьбой церкви за источники финансирования. Церковь уже давно превратилась в отдел администрации президента по духовному обслуживанию населения. Она старается предложить свои услуги в максимальном количестве мест, примерно, как «Макдональдс», она открывает свои представительства в каждом населенном пункте. Церковь сама зарабатывает деньги, она - большой экономический механизм, который в этом качестве взаимодействует с государством. Церковь удобна тем, что она не оппозиционна государству; она высказывает только те мысли, которые государству выгодны.

Когда возник вопрос с Крымом, патриарх не пришел на собрание, посвященное вхождению Крыма в состав России, потому что, придя туда, он мог потерять торговые точки духовного обслуживания на Украине. То есть в тот момент интересы государства и церкви немного расходились, по остальным вопросам их интересы сходятся. Это касается, к примеру, проникновения церкви в систему образования: церковь ищет новые пункты воздействия на население, а государство этому не противится, потому что с помощью церковных доктрин легко обосновать необходимость послушания и смирения.

Зачастую религиозность, которую мы наблюдаем - поверхностная: люди прошли мимо храма, перекрестились, пошли дальше. Такая религиозность обрядовая, даже языческая: я поставлю Богу свечку, а он мне взамен даст то, что я прошу. Как только эта мода уйдет, от напускной религиозности не останется ничего. Более серьезной проблемой является то, что государство не препятствует проникновению церкви в школы. Это значит, что следующее поколение будет малообразованным, религиозные догматы заменят аналитическое мышление. Видимо, это одна из целей государства - отнять у людей способность и желание критически мыслить. В этом интересы церкви и государства сходятся не стратегически, а тактически, потому что как только государство допустит серьезную ошибку, которая приведет к массовому обнищанию людей, церковь первая восстанет против государства.

- На Западе многие известные люди и общественные деятели признавались, что больны ВИЧ и призывали бороться с этой проблемой. В Восточной Европе вы, пожалуй, единственный человек, кто осмелился об этом говорить. Почему вы принимали такое решение, и насколько тяжело это было?

- Для меня это было выстраданное решение; во-первых, нужно быть честным, а во-вторых, я никого не призывал повторять мои эксперименты и сам ни за кем не следовал. Я решил сделать это для того, чтобы вдохновить людей пойти и сделать анализы, чтобы слово «ВИЧ» перестало быть табуированным в обществе. Я постарался показать своим примером, что ничего страшного в этом нет: вот перед вами сидит человек и на вид он вполне здоров. Ведь старое мышление представляет человека - носителя ВИЧ-инфекции как изможденное существо с запавшими глазами и пятнами на лице. Этому во многом способствовал кинематограф, такие фильмы, как «Филадельфия» или «Даллаский клуб покупателей». Преодолеть этот стереотип можно только собственным примером. Когда человеку ставят диагноз ВИЧ, он убеждается, что с этим диагнозом можно жить, работать, чувствовать себя полноценным человеком: просто для этого нужно регулярно принимать лекарства.

Этот coming out позволил мне совместно с коллегами создать фонд, который будет бороться за права носителей вируса. Прежде всего, за их право доступа к лекарствам, поскольку в России это ограничено старым советским понятием «прописка». Несмотря на то, что российская Конституция гарантирует свободу передвижения и равный доступ к лечению для всех граждан РФ, тем не менее, де-факто, министерскими актами человек прикрепляется к тому месту, где он прописан. И если он куда-то переехал, как правило, в большие города, то там он попросту оказывается без необходимых ему лекарств.

Даже если человек прошел все три важные стадии: сдал анализ, принял свой диагноз, захотел лечиться - государство ему говорит: «Я тебе ничего не дам, поезжай по месту прописки, вставай на учет и там получай лекарства». Но вернуться в родной маленький город и встать там на учет -  очень часто означает рассказать о своей болезни всему городу. Человек не хочет такой огласки и остается без лекарств, известно несколько смертельных случаев. Для того, чтобы помочь людям и на законодательном уровне облегчить процесс получения ими лекарств, чтобы поддержать их, мы и создали наш фонд. Без решительных поступков нельзя создать ничего значимого.

- В странах пост-советского пространства, как показывает статистика, очень большое количество людей является ВИЧ-инфицированными. Однако наше правительство делает недостаточно для решения этой проблемы, предпочитая замалчивать ее. Что нужно сделать, чтобы переломить ситуацию?

- Мне кажется, что в небольших странах люди знают друг друга и предпочитают скрывать свой диагноз. Кроме того, нас объединяет то, то наши страны довольно консервативны, как и Польша. Ни одно правительство не будет никому помогать, если не сформируются общественные группы, которые готовы за что-то бороться. Для примера можно привести США или Францию, где существует большое количество групп, выступающих за доступность медицинской помощи. В частности, за что, чтобы больной с ВИЧ-инфекцией или страдающей каким-либо другим заболеванием мог получить у специалиста квалифицированную медицинскую помощь. Зачастую такому больному отказывают под разными предлогами. В западных странах за отказ от помощи такому больному введена ответственность, врача лишают лицензии, штрафуют. Но такие законы и права складываются не в результате доброй воли правительства, а в результате борьбы. Ситуацию можно переломить только в ходе ежедневной борьбы, к которой должны подключаться и СМИ.

Комментарии (2)
Copy
Наверх