Ильмар Рааг: наша идеология – идеологическое разнообразие

rus.postimees.ee
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Фото: Liis Treimann

Государственная идеология Эстонии начинается с признания разнообразия, так что даже в конституции мы видим различные идеологические векторы, пишет Ильмар Рааг в Postimees.

Вы замечали, что конституция Эстонской Республики кое в чем напоминает Библию и Коран? А именно: во всех этих текстах можно найти противоречивые утверждения по произвольному вопросу.

Очень многие считают конституцию ЭР манифестом национальной государственности. И в отрицательном смысле тоже. Скажем, когда два года назад появилась новость о том, что автор данного текста станет советником по психологической защите, в числе «твитттер-авангарда» были те, кого эта новость раздражила – по их мнению, эстонское государство может пропагандировать только национализм. Меня это удивило: сам я никогда столь узко на стратегическую коммуникацию не смотрел.

Чуть другой подход предложила год назад Юлле Мадисе, задавшая на одной конференции риторический вопрос: «С чего начинается наша конституция? Что написано в ее преамбуле?» Подобный вопрос казался избитым риторическим приемом уже в 1992 году; я тоже считал, что последует деловитое признание: государство «призвано обеспечить сохранность эстонской нации, языка и культуры на века». Но нет. Канцлер права вдумчиво сообщила, что эстонское государство «зиждется на справедливости и праве». В этот момент мое сердце екнуло. И правда, эти слова предваряют фразу о сохранении нации и культуры.

Как совместить физику с рождественской службой?

Когда углубляешься в конституцию, чувствуется по меньшей мере два идеологических вектора, два голоса. Один вещает о восстановлении государства эстонцев, второй – о желании создать государство по образцу западных демократий. Эти голоса не обязательно должны противоречить друг другу, хотя при желании фразу об эстонской нации и культуре из преамбулы можно противопоставить статье 12, в которой говорится, что никого нельзя дискриминировать по национальной принадлежности.

Если мы декларируем предпочтительное развитие одной нации перед другими и рядом исключаем дискриминацию по национальному признаку, возникает проблема – по крайней мере, в теории. В то же время конституция никак не определяет эстонскую культуру. А ее нужно определить – хотя бы здесь.

За последние 25 лет наше государство приняло немало решений и постоянно перераспределяло деньги налогоплательщиков. Не все эти решения объяснялись долгосрочными приоритетами – иногда достаточно было и здоровой «хуторской смекалки». Это и означает такое положение со стратегической коммуникацией, что с точки зрения человека, заботящегося о ценностях, дела у нас лучше слов. Следовательно, в поисках эстонской идеологии нам не нужно обращаться к мудрым текстам. Вместо этого можно дистиллировать реальную идеологию из действий государства. Мы можем различать желания нормативной идеологии – и реальной жизни. Только нужно действовать так, как действовали бы в будущем, через 2000 лет, историки-антропологи, которые по случайно сохранившимся таблицам Excel и видеофайлам реконструируют эстонскую культуру, защиты которой требует наша конституция.

Начнем с простого вопроса: как соотносится государство с религией? Каждый может верить во что хочет, но стоит отметить, что государство финансирует школьную программу, в которой хорошие оценки по физике и биологии дает научное мировоззрение, а не знание, например, теории креационизма.

Итак, в одно и то же время государство финансирует докторантуру по теоретической физике – и на Рождество президенты слушают в христианской церкви проповеди, которые историческая наука не в состоянии подтвердить. Означает ли такое положение раскол в идеологии? Нет, не означает.

За долгие столетия мы пришли к тому, что на фактическое противоречие взглядов принято закрывать глаза. У каждого есть свобода воли, пока он признаёт, что нужно «отдавать кесарево кесарю, а Божье Богу». Так и функционирует светское государство, граждане которого могут быть всецело верующими.

На уровне государства за передачу культуры новым поколениям отвечают прежде всего министерства образования и культуры. В школе подросткам говорят, что Лидия Койдула – это не только лицо на вышедшей из обращения банкноте, а Таммсааре следует считать очень хорошим писателем; с другой стороны, та же программа по литературе рассказывает о страстном желании членов «Молодой Эстонии» стать европейцами.

Государство финансирует певческие праздники – и вкладывает огромные суммы в кинофестиваль «Темные ночи», показывающий преимущественно зарубежные фильмы. Другими словами, государство дорожит расширением культурного сознания своих граждан за пределы Маарьямаа.

Обоснованна ли вся эта деятельность идеологически? На деле – нет.

Я несколько лет был членом советов аудивизуального сектора фонда «Капитал культуры» и фонда «Эстонский фильм». За это время фонды распределили между разными проектами несколько миллионов евро, и каждый проект мог стать новым столпом эстонской культуры. Однако я не помню, чтобы хоть раз решение принималось исходя только из того, насколько проект выгоден национальному государству.

И социальная критика, и романтический национализм

99 процентов решений рождалось на базе художественной или социальной ценности, учитывалась и способность автора довести дело до конца. Отсюда и идеологически пестрый результат. Мы финансировали и социально-критическую ленту Сулева Кеэдуса «Русские с Вороньего острова», и националистическо-романтический фильм «Декабрьская жара». Такой подход можно распространить и на другие области: налогоплательщик и дотирует часто критикующий государство театр NO99, и спонсирует, исходя из принципа независимости научного сообщества, левых либералов Таллиннского университета – при том, что государство в целом исповедует правую идеологию.

Как все это объединить? Как нам на основании этих примеров описать идеологию Эстонии? Злые языки сказали бы, что государство беспорядочно мечется, что оно непоследовательно. Я уверен, что все как раз наоборот.

В основе этого разнообразия – следующее из здравого смысла признание того, что в Эстонии живут очень разные люди. Потому государство представляет сразу множество разных интересов. Все это фактически укладывается в определение политики разнообразия.

Культура рождается не в голове какого-то одного гиганта мысли. Государственная идеология в идеальном виде формируется по линиям напряжения, которые есть в обществе. Своеобразием эстонской культуры исходя из нашего размера и местоположения всегда было приспособление к разным культурным влияниям.

Культуру Эстонии почти всегда характеризовало сосуществование различных влияний, иначе говоря, для нас разнообразие – понятие основополагающее. Мы можем это не всегда понимать, как не всегда понимал это приехавший с хутора эстонец, все-таки считавший построенный по немецким образцам Старый город Таллинна частью эстонской культуры. Сегодня ничего не изменилось.

Эстонская государственная идеология начинается с признания разнообразия. Как теоретическая физика не исключает рождественской службы, так и певческий праздник не исключает возгласа театра NO99 «Иди в жопу, Эстония!». Все остальное – вопрос уравновешивания разных интересов.

Комментарии
Copy
Наверх