Если до сих пор возможность введения эвтаназии обсуждали юристы и медицинские работники, то теперь мы хотим поговорить с человеком, которого эта тема касается напрямую. С умирающим.
Послание умирающего остающимся: узаконьте эвтаназию (1)
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
В коридоре отдела сестринской помощи Клиники Тартуского университета тихо. Недавно здание было основательно отремонтировано: стены выкрашены в жизнерадостный желтый цвет. Сестра везет по коридору пустую коляску. Пациентов ходит немного, большая часть из них лежит в палатах.
Мярт Падар находится в клинике две недели, в понедельник он впервые смог подняться в постели и потихоньку, опираясь на ходунки, вышел из палаты, чтобы пообщаться со мной. Правда, до того, один раз он пытался самостоятельно дойти до туалета, но споткнулся. В этот раз все получилось намного лучше.
Падар знает, зачем я пришел. Я искал в отделении пациента, который согласился бы со мной поговорить. Он согласился. Но, заходя в здание больницы, я еще не знал, как к выбранной теме относится мой собеседник.
77-летний мужчина говорит тихо, медленно, несколько хриплым голосом. Он очень худой. Первый раз от рака горла его лечили в 2000 году: «Вырезали все, что было нужно и зашили. Чувствовал себя весьма неплохо. Но через пять лет рак ударил по почкам. Из почек он пошел дальше - в легкие, и теперь уже добрался до головы».
За семь месяцев Падар, по его же словам, семь раз болел воспалением легких, последний раз - этой весной. Два месяца назад ему делали облучение в онкологической клинике, из-за чего выпали все волосы на голове. В стационар отделения сестринской помощи его привезли после того, как, приходившая к нему на дом сестра по уходу сказала, что нужно ложиться в больницу.
Падар знает, что это за место. «Вчера из моей палаты увезли человека. Он не умер, еще дышал, но было видно, что ничего хорошего уже не будет. Он не мог сидеть, не мог вставать, не мог есть, не мог глотать».
Душа животного и человека
От последней операции Падар отказался. «Я сказал им, что не нужно этого делать, я больше не выдержу. Семь раз я был на операционном столе». Недавно ему назначили химиотерапию, вытерпеть которую он не смог: на следующий день начались сильные боли, голову буквально разламывало.
Еще этим летом Падар ездил на машине. Состояние здоровье резко ухудшилось за последние полтора месяца. Поскольку рак добрался до мозга, то предметы расплываются, перед глазами возникают большие черные пятна. Дышать глубоко ему больно, а поверхностно он может. Есть проблемы с глотанием, и для того, чтобы съесть суп, нужно применять особую технику: «Суп нужно есть, наклоняясь, поскольку, если есть его в нормальном положении, он попадает в легкие».
Так, что же Падар думает об эвтаназии?
«Я считаю, что это правильное дело, - говорит он. - Зачем мучить людей? Если ты больше не можешь ходить, не можешь сидеть, не можешь самостоятельно есть, ходишь под себя… Ну, что это такое?» Если бы это было возможно, он попросил бы об эвтаназии: «Какой смысл от такой жизни? Ты обуза для других».
Он не боится. «А чего тут бояться? Так и так придется умирать».
Падар говорит, что, когда животное безнадежно больно, ему не позволяют мучиться, его просто убивают: «А почему человек должен так много терпеть?» Но разве человеческая жизнь не является бесценной, особенной? «Каждая душа наперечет, - говорит мужчина. – Если ветеринар может усыпить животное, почему и человека нельзя усыпить? В конце концов, человек все равно умрет, но умрет в муках!»
В Падара трое внуков, один приходил к дедушке. Когда он приходит, это радует больного. Но в таком состоянии организм человека очень изможден: «Если честно, то рад я два раза: первый раз, когда он приходит, а второй – когда уходит. Никого не хочется видеть, сил нет».
Боли он не чувствует, поскольку каждый день принимает болеутоляющее: «Я не представляю, что было бы без лекарств».
Говорил ли врач, сколько ему осталось? «Я не спрашивал, а врач не сказал. Я пробуду здесь еще неделю, а когда будут выписывать, обязательно спрошу».
Падар хочет вернуться домой. Упоминание о доме - единственный момент, когда за все время интервью его глаза увлажняются: «Я там жил. В доме, который построил сам». Дома у него жена, но и ее здоровье тоже слабое.
Боится ли он умирать? «Нет!» Даже голос в этот момент делается крепче, тон ярче. «Чего тут бояться? Это – закон жизни». Человек ждет смерти.
Падар проговорил со мной десять минут, спрашиваю у него, не устал ли? Он не лежит, а сидит на стуле. И достаточно долго. Нет, не устал.
Клиническая смерть
«После операции на почки меня реанимировали несколько раз, - говорит он. – Когда я снова начал слышать, врач сказал: «Спас! Спас!». А я подумал: чего они суетятся? Мне было так хорошо, а они меня вернули».
Падар рассказывает об опыте клинической смерти – а по ту сторону было что-то очень хорошее. Он уверен, что побывал по ту сторону жизни.
Он не является верующим человеком: «Но я думаю, что домой хочет каждый человек, где бы этот дом ни находился». Сейчас под домом он подразумевает иной мир: «Здесь я просто горемыка».
Спрашиваю у него: а думал ли он том, что будет потом? Я подразумеваю будущие перспективы, которые его ждут там, куда он отправится. Но на мой вопрос он отвечает, поняв его по-своему, и говорит, что то, что будет потом, он все равно не увидит. И говорит о том, что оставит здесь: «Я видел много плохого и злого. Пережил все эти депортации и…»
Он выдержал целых полчаса. Что пожелал Падар тем, кто остается? «Спокойной жизни».