Денис Поляков: после тюрьмы мне все нравится

Денис Поляков Фото: личный архив

Отсидевший в российской и эстонской тюрьмах срок за контрабанду антикварных книг букинист Денис Поляков пишет о равнодушии со стороны эстонских чиновников.

После тюрьмы мне все нравится. Меня удивило недоумение, с которым была встречена констатация мною того факта, что пенитенциарная система Эстонии в принципе жестче, чем в России. На самом деле, этот тезис удивляет только тех, кто не сталкивался с этим непосредственно: как со стороны заключенных, так и со стороны сотрудников (из старых кадров). Это свидетельствует в первую очередь о шаблонах, бытующих в нашем относительно небольшом информационном пространстве. Смею вас заверить, что такой же шаблон выявился бы и в России, если бы кто-нибудь вдруг провел опрос на тему "где лучше сидеть".

Там, в РФ, есть определенные ожидания от Евросоюза - эти ожидания были и у меня. Они оправданы в отношении пенитенциарных учреждений стран Скандинавии, Испании, Германии, Голландии, - это я могу теперь сказать, пообщавшись с сидевшими там людьми - но абсолютно безосновательны, если мы говорим об Эстонии, как я выяснил на собственном опыте.

Наша система отличается даже от ближайших балтийских соседей. И тут дело, как оказалось, даже не в отличии тюрем от зон. В старой Европе тоже есть тюрьмы, но нет зон, и именно с нее мы в Эстонии взяли пример. Но на деле получился жуткий мутант европейской формы и совкового наполнения. Мы проигрываем и российской "зоне" и европейской "тюрьме" - в плане возможности исправления человека.

Отношение эстонского общества к своим согражданам, оказавшимся “по ту сторону”, отличается как от западного гуманизма (образец которого для меня - Эрих Фромм, например), так и от советского стремления исправить. В нем даже нет прагматичного стремления "использовать". Нет стремления "понять и простить". Нет ничего, на самом деле, кроме способности покарать и желания отомстить. Кажется, это идет из протестантской культуры, усиленной опытом концлагерей и общей малообразованностью, страхом, комплексами. Но всегда ли это уместно? Не слишком ли это странно? И всегда ли имеет смысл?

В книге "Психопаты" доктора Килла я прочитал о научных достижениях в области исследования психопатии - именно точными достоверными методами медицины, не только психологии или психиатрии. Выяснилось, что одним из определений психопатии является как раз невосприимчивость к наказанию. Оно ведет лишь к эскалации, но не к исправлению. Ужесточение, взыскание, изоляция, даже пытки - все это бессмысленно. Психопат будет делать то, что приводит его к совершению преступления. Или начнет саморазрушаться.

Где же выход? В системе мелких поощрений. Соответствующий эксперимент был, кстати, исключительно удачным в одном из американских штатов. Я представляю, какой шум поднимается в головах критиков, большинство которых считает себя экспертами в этом деле. Как же так! Насильник и убийца оказывается не закован в цепи, но, наоборот, поощряется. Тут же найдется группа вопиющих о справедливом возмездии, вспоминающая о смерти детей и насилии над женами. Но это и есть ломка шаблонов. У нас очень зашоренный взгляд на вещи и сильное желание обвинить другого, чтобы оправдать себя.

Я вовсе не призываю к тому, чтобы прямо сейчас ломать стены и отпускать всех на свободу. Эта свобода многим и не нужна. Более того, многим из осужденных в тюрьме даже лучше, чем в тех условиях, в которых они существуют на воле. Жертвам было бы неприятно узнать, что их палачи ничуть не комплексуют там, ведя паразитический образ жизни. Трехразовое питание, тепло, крыша, медицина, отсутствие какой-либо ответственности... Это обычные паразиты. Или люди, у которых все плохо - в социальном и личном плане. В конце концов, за каждым заключенным кроется его личная история.

Но психологи, как я могу утверждать на основании своего скромного опыта, в тюрьме даже близко не подходят к действительной помощи людям. Дай им бог вовремя отличить самоубийцу и опасного психопата от средне-спокойного человека. Я говорю о другом - об отношении общества к своим "сидящим" согражданам, конкретно в Эстонии. Ко мне, пока я сидел в России, несмотря на положения, установленные в "Конвенции о передаче осужденных лиц", никто из представителей эстонского консульства в Санкт-Петербурге не приезжал и меня не консультировал. Хотя я им и писал лично, и моя мать писала им. Глухо.

А мы с ними - части нашего эстонского общества, мы - сограждане. Их представителя по имени Моника ко мне на апелляционный суд вытащили с большим трудом только представители ФСБ, как они мне сами рассказывали за два дня до суда, когда встречались со мной в тюрьме Горелово.

В Вируской тюрьме сейчас сидит этнический эстонец, уже обрусевший за время сидения в России, Артемий Курвитс, родом из Тарту. Будучи обвиненным по статье за убийство, совершенное в России, он сидел в другой зоне - в Свердловской области. У него более тяжкое преступление, чем у меня, хотя и для этой статьи предусмотрено УДО. Он рассчитывал выйти, когда просил об экстрадиции в Эстонию. В отличие от меня, с ним консул встречался. Но это было на несколько лет раньше - тогда действовали чуть-чуть другие правила, необходимо было участие экстрадируемого в суде по экстрадиции. А с 1 января 2015 года Минюст изменил эту практику: теперь можно все решить как бы заочно, пока кандидат на экстрадицию еще сидит в стране вынесения приговора. Однако после приезда в Эстонию, где он продолжает отбывать наказание в Вируской тюрьме, Артемий не проходит УДО уже второй раз, продолжая сидеть у себя на родине за преступление, которое ему инкриминируется в России.

Я знал и третьего экстрадированного из России в Эстонию. Он уже давно на свободе. Полиглот, компьютерный дизайнер, состоял в переписке с Александром Дугиным. Некогда был постоянным клиентом моего книжного магазина. Знаю, что в России, где он был осужден за перевоз наркотических средств, он, как говорят, "страданул". Его мнение будет, скорее всего, отличаться от моего. Насколько мне известно, в Эстонии он просто отсыпался и лечился после беспредела, с которым столкнулся в России. Тем объективнее. Понятно, что зоны разные, как и тюрьмы. Но отношение общества можно и нужно как-то менять.

Реакция на мои высказывания показывает, что здесь мы недалеко ушли от древних представлений об этике. Клич “распни его” - самый понятный. Медсестра в эстонской тюрьме мне сначала показалась редкой гуманисткой, когда сказала, что вообще не понимает, зачем нужны тюрьмы. Оказывается, она побывала на каких-то курсах по обмену опытом в Арабских Эмиратах. Так там, - говорила она, - тюрем вообще нет. Их просто увозят куда-то - и все. Нет человека - нет проблемы. А это уже что-то напоминает, не так ли?

Я обалдел, когда передо мной долгожданный гуманизм обернулся обыкновенным фашизмом. Пришлось отреагировать и рассказать историю моего друга, который работал в нефтеразведывательной компании в Омане и стал свидетелем публичной казни женщины, уличенной в измене. Ее поместили в яму и забили камнями. На это медсестра - пожилая уже дама - отреагировала не так безмятежно. Тут она не могла согласиться с арабскими методами решения проблемы.

“Какое же это преступление?” - только и смогла она сказать довольно беспомощно. Согласен. Все относительно. В Средние века мне бы за контрабанду вырвали ноздри. Сейчас дали только три года. Скажи спасибо и не пиликай. В Эстонии три года - максимальный срок за такое преступление. Я не знаю, что нужно сделать, чтобы их действительно получить. Наверное, вывезти за границу какой-нибудь музей. И все равно это было бы преступление второй степени. То есть принципиально менее тяжкое, чем в РФ. За мои книжки мне дали три года по статье 226, - это минимум - но это тяжкое преступление. Поэтому, пока я ждал в тюрьме в РФ вступления приговора в законную силу в течение трех месяцев, я наблюдал в камере на тридцать человек и убийц, и насильников, и педофилов, и реальных психопатов.

Общество поприличнее - т. н. беловоротничковых преступников - мошенников, взяточников, растратчиков и т. п. - удалось найти только на зоне. Со мной сидели непростые люди. Точнее, я с ними. Например, Александр Гительсон, один из пионеров банковского дела в России. Были и директора заводов, и депутаты, и многие другие. Но я как иностранец был немного в привилегированном положении. Понятно, что в Эстонии все было уже совсем иначе.

Здесь я хотел бы поговорить об отношении официальной Эстонии к своим согражданам, попавшим в тюрьму. Почему консул посчитал возможным никак не реагировать? В отличие от работников консульств других стран. При мне на зону приезжали к своим согражданам представители соседних Финляндии и Латвии, даже Колумбия не бросала своих. Они привозили какие-то подарки, но важнее всего - они решали проблемы своих сограждан, поддерживали их морально и юридически. И тем самым повышали имидж своих стран, показывали всем, что у них в Латвии, в Финляндии и Колумбии заботятся о своих согражданах. Только я - гражданин Эстонии, выпускник Тартуского университета, как-то даже немного известный в этой маленькой стране, не совершивший ничего постыдного и незаконного против нее, остался без какой-либо помощи своей родной страны.

Почему? Неужели из-за русской фамилии, как могут подумать некие слишком умные головы? Так и думали те немногие, кто знает, где находится Эстония и с чем ее едят. И в этот момент имидж Эстонии целиком совпадал с тем, который создают ей журналисты канала Рен ТВ, например. И всякие прочие эстонофобы, которых плодим, получается, мы сами, ведя себя таким образом. Да и я сам в минуты редкие уныния смотрел все как-то больше с грустью в родную сторону свою. Но, тем не менее, все ждал и ждал этой экстрадиции.

И вот стоило перестать ждать и начать готовиться к выходу по УДО в России, как она состоялась-таки, заняв по времени чуть больше года. Самое неприятное, что когда я ее уже и не ждал: буквально за две недели до возможности начать процесс по УДО в России (начиная с половины срока 25 мая) 11 мая, состоялся суд по моей экстрадиции. Решение, вступившее в законную силу 24 мая, тем самым перекрыло мне это самое УДО. В Эстонии же я смог воспользоваться этой возможностью только через полгода – 23 ноября 2016, чуть меньше, чем через три месяца после прибытия в эстонскую тюрьму из РФ, что считается по нашим меркам довольно быстрым.

Если бы у меня, не дай бог, было какое-то криминальное прошлое, или нарко-алкоопыт, или я бы вел себя плохо в тюрьме, или мы не сошлись бы характерами с работниками криминального отдела в Вируской тюрьме, то не факт, что я вышел бы по УДО и в Эстонии.

И не факт, что смогут выйти по УДО те охранники, которых собираются экстрадировать из Индии в Эстонию. Мы не знаем, какое прошлое и какой характер у каждого из них. Мы не знаем, как у них все пойдет здесь. Несмотря на резонанс в СМИ, по эстонским законам они должны продолжать сидеть в тюрьме. А тюрьма - это всегда риск попасть в какую-то нехорошую историю. С сокамерниками - из-за чего угодно, но чаще из-за бытовых неурядиц. С сотрудниками - из-за чего угодно, но чаще всего из-за эскалации насилия. Конечно, я желаю заключенным и их родственникам добра и скорейшего освобождения.

Мой приезд в Эстонию освещался как возвращение на родину в результате неких усилий со стороны официальной Эстонии. Это неправда. Все делалось через не хочу, вопреки. И это не связано, как выясняется, с моей русской фамилией. Это связано лишь с тем, что на мне поставили клеймо. И не предусмотрено никаких снисхождений ни для кого. Сидел я на карантине в Таллиннской тюрьме с двумя самыми что ни на есть эстонцами.

И жаловались они мне на дикое и неприятное равнодушие со стороны тех же консулов своей родной страны (нашей родной страны), когда они попали в места заключения за рубежом - один в Финляндии, другой - в Швеции. То есть это обычное такое чистоплюйство со стороны официальных лиц, Разумеется, приятнее ездить на приемы, на концерты, заниматься проблемами туристов, производить символический обмен дарами, продвигать культуру. Это даже не равнодушие, это непонимание своих истинных рабочих обязанностей. Может, мало у нас чиновников сидит? Вот в России не так. Там полстраны сидит, а полстраны готовится, как известно. Поэтому и отношение другое. Мало ли что? От сумы и от тюрьмы не зарекаются…