На прошлой неделе завершилась эпопея известного букиниста Дениса Полякова, попавшегося на границе с ценными книгами и приговоренного российским судом к трем годам лишения свободы. После трех месяцев тюрьмы, полтора года Поляков провел на зоне, а потом решением российского суда был передан Эстонии. Еще три месяца за решеткой уже в тюрьмах Эстонии - и вот он на свободе. Получивший серьезный жизненный урок человек рассказал Rus.Postimees подробности своего задержания и о том, какие выводы он сделал после случившегося.
Букинист Денис Поляков: я не хочу делить свою жизнь на до и после, все это – моя жизнь целиком (1)
История Дениса Полякова уникальна сразу по нескольким причинам. Во-первых, он получил реальный срок за преступление, за которое россиян обычно наказывают условно. Во-вторых, он провел в заключении в РФ год и девять месяцев и сегодня уверен, что тамошние условия лучше, чем в Эстонии. И, в-третьих, Поляков стал одним из немногих осужденных жителей нашей страны, которых Россия согласилась передать Эстонии. Таких еще двое, но чаще решение принимается не в пользу осужденного, поскольку Россия считает наши законы слишком мягкими, обязывая нарушившего закон человека досидеть свой срок до конца там, где он совершил преступление.
- Денис, расскажите, что привело вас в тот день на границу Эстонии с Россией.
- Начинать нужно несколькими годами раньше. По образованию я филолог и семиотик, выпускник Тартуского университета. Так что книжками стал заниматься не случайно. Начал дело в Тарту, работая в книжном магазине старшего коллеги. С моей подачи мы открыли филиал в Таллинне напротив Таллиннского университета. Позже рядом с «Русской научной книгой» появилась лавка «Коллекцiонеръ», ставшая моим личным проектом. Это был и магазин для реализации книг (купля – продажа – заказы – обмен), и клуб по интересам для библиофилов и других коллекционеров. Там проходили и поэтические вечера, а во дворе этого книжного дома выставки, перфомансы и концерты.
А в 2013 году умер хозяин дома, в котором находился «Коллекцiонеръ», и все изменилось. С новыми хозяевами не удалось договориться, кроме того, здание очень сильно обветшало. Тогда торговля в большей степени перешла в интернет, а основной страной работы для меня стала Россия. Во-первых, там шире круг заинтересованных лиц, много единомышленников. А, во-вторых, я смог стать хорошим мостиком для эстонских клиентов, для которых поездки в Россию не являются ни привычными, ни желательными.
Так начал формироваться круг знакомств: художники, литераторы, артисты, музыканты. Как здесь, так и там. В Питере я познакомился с поэтом Всеволодом Гуревичем, который позже очень помогал мне на зоне. Появились знакомые в Москве: художники, дизайнеры. Я жил, как серфингист – никаких четких планов, куда волна вынесет.
Отмечу, что люди из культурной тусовки являются как любителями, так и обладателями старых изданий. Идет своего рода перемещение ценностей, которое чаще не основано на деньгах – многие издания не удастся адекватно оценить. Чаще речь идет об обмене. Этим занимался и я.
До того дня мне сильно везло. Я спокойно пересекал границу, имея какие-то антикварные издания, что, конечно, меня расслабило. Я не знал, что все это может закончиться тюрьмой, хотя не буду лукавить, что и не подозревал этого. Но раньше закон был как бы выключен, и никто моими книгами особо не интересовался. Кроме того, я был спокоен, поскольку знал, что не вывожу издания из России навсегда. Часто книги доставлялись в Эстонию для реставрации, а потом возвращались обратно и находили себе место в коллекциях на территории РФ. Наверное, поэтому я и не могу принять в полой мере обвинения в том, что своей деятельностью я граблю культурный фонд России.
Более того, я всегда чувствовал себя свободным человеком. Считаю, что культура принадлежит всем, и никогда не думал, что какая-то страна имеет на нее монопольное право. А когда тебе говорят обратное и вводят запреты, ты их просто игнорируешь и поступаешь по-своему.
Ну, и самое главное: Россия отличается тем, что законы там то спят, то просыпаются. В данном случае пробуждение совпало с 2014 годом, когда началась «Украина». Прямой связи как бы нет, но она есть, поскольку именно в это время на границе заработали сканеры, которые до того были отключены. Прежде это была сонная граница, где люди ходят туда-сюда, и вообще было непонятно, зачем тут находится вся эта аппаратура.
Но именно в это время появился лозунг «Валим из России» и те, кто почувствовал запах жареного, в большей степени те, у кого есть какие-то ресурсы за границей - родственники, недвижимость - начали вывозить из страны нажитое непосильным трудом. Понятно, что это не осталось незамеченным органами, которые должны за этим следить. Сканеры включились, появились новые работники. Я их видел, это были женщины, которые в войну могли бы работать снайперами – взгляды колючие, сквозные. Никаких к ним претензий, наоборот, уважение. Хорошо, что есть такие работники.
- Вы считаете, что вещи, которые вы везли, были обнаружены в ходе рутинной проверки? Известно ведь, что только два процента контрабанды выявляют случайно, а 98 процентов, простите, по стуку.
- Я не знаю. Вариант стука вполне возможен. Позднее, когда я уже сидел там, со мной встречался не простой оперативный работник, а работник спецслужб, который намекнул, что меня вели уже давно и рано или поздно со мной так и так захотели бы «поговорить».
- С чем вас прихватили?
- В моем деле описано, что я вывозил 47 книг – два чемодана. Конечно, это трудно воспринимать как контрабанду или сокрытие, поскольку книг было слишком много. Кроме этого, я даже не думал кого-то подкупать, и не предусмотрел никакого варианта для подстраховки (звонок влиятельному человеку, например). Если бы я был профессиональным контрабандистом, то логичнее было бы везти с собой книги на сумму ниже того денежного предела, который закон считает пограничным: до определенной суммы – административное дело, а выше – уголовное. Сейчас в России эта сумма понижена с миллиона до 100 тысяч рублей, а рубль с того времени упал по отношению к евро почти вдвое. То есть ячейки в сети, которой ловят контрабандистов, совсем уменьшились. Так стараются воспрепятствовать вывозу ценностей. Начал функционировать так называемый антикварный отдел, в котором работают достаточно образованные люди. Например, после моего задержания приехал полицейский, который безошибочно выбрал из груды изданий то самое, 15 века, на латыни, из-за которого резонанс моего случая резко усилился. В уголовном деле говорилось о книгах 15-20 века, но действительно ценной была только эта одна книга. Правда, отношение ее к именно русской культуре весьма сомнительно. Скорее всего, еще раньше эту книгу вывели контрабандой из Европы
- В какую сумму оценили ваш груз эксперты?
- Экспертиз было две. Первая - все 47 книг были отправлены в Министерство культуры, где было определено, какие их них считаются культурной ценностью, а какие нет. Так из 47 ценными признали 17, остальные 30 мне потом вернули.
А потом была вторая экспертиза, при проведении которой какой-то неизвестный никому в антикварном мире эксперт из Торгово-промышленной палаты Санкт-Петербурга «погуглил» и определил цены книг, ориентируясь на цифры в случайных интернет-магазинах, а не на солидных аукционных продажах. Общая сумма составила чуть больше миллиона рублей, что, на мой взгляд, очень спорно. Но цель была достигнута – в глазах судьи я выглядел крупным контрабандистом.
- Так как работники таможни наткнулись на ваши чемоданы?
- Это был последний день моей визы. Я задержался в Москве дольше обычного, и мне нужно было успеть пересечь границу, пока виза не кончилась. Я собрал все книжки по своим друзьям, понимая, что, возможно, не скоро поеду обратно. Приближением кризиса тогда был пронизан воздух. Приехал на границу обычным рейсовым автобусом Питер-Таллинн. Часто пассажиров рейсовых автобусов просят выйти на проверку со всеми вещами, но в этот раз мои чемоданы остались в автобусе, а нас попросили пройти с документами и ручной кладью.
Я совершенно автоматически пошел по зеленому коридору, где ничего не нужно декларировать. Уже пересек границу, и тут выходит сотрудник и, глядя прямо на меня, спрашивает – это ваш чемодан? Я сразу все понял и пошел за ним. Меня спросили: что у вас там? Я ответил, что там книги. Не врал, что они старые. Они берут этот чемодан, - второго они и не искали, а я как-то не стал о нем напоминать - но тут водитель автобуса крикнул нам вслед, что у меня был и второй чемодан.
Все это происходило 4 апреля 2014 года. На месте меня допросили, а из Петербурга прибыл сотрудник по работе с антиквариатом. Тогда же мне сказали, чтобы я не особо волновался, мол, получишь условный срок. А я и не волновался, потому что был уверен в том, что ничего страшного я не совершил.
- В тот день вас отпустили?
- 29 часов меня продержали на границе. Я в конце концов сам сел за компьютер и печатал документы на себя, поскольку они делали это очень медленно. Для меня все это было в новинку. Я никогда не попадал в такие истории, никогда не сидел. Поэтому опыта общения с правоохранительными органами у меня не было: ни в Эстонии, ни тем более в России. Отношение было, скорее, доброжелательным. Часов через 12 стали подкармливать своими домашними обедами.
В итоге в тот долгий день книги мои конфисковали, а меня отпустили под подписку о невыезде, посадив на очередной автобус, идущий в Таллинн, «за счет заведения». Конечно, они рисковали, когда отпускали меня, поскольку я гражданин Эстонии по рождению и Эстония могла меня просто не выдать.
- Но теперь у нас есть прецедент выдачи гражданина Эстонии Украине…
- Я слышал об этой истории, и я, как и многие, ее не понимаю. Кажется, дело в конкретных международных договоренностях между Эстонией и Украиной о выдаче преступников. Такого же договора с РФ у Эстонии нет, если я не ошибаюсь. Но в тот момент, когда я принимал решение, ехать мне или не ехать на следственные действия, а потом и на суд, я принимал его добровольно и не думал о том, выдадут меня или нет. Просто я не люблю находиться в состоянии, когда меня кто-то ищет и я должен контролировать каждый свой шаг и чувствовать себя несвободно. Кроме того, тяга к жизнетворчеству, с одной стороны, и неурядицы в личной жизни – с другой, все это переплелось тогда в такой клубок или узел, что я теперь и не уверен, в том, что был действительно свободен в том своем решении ехать в суд. Но сделанного не воротишь, и я не жалею о своем поступке, считая его мужским ответом на поступивший вызов судьбы.
- Сколько раз пока шло следствие вы ездили в Россию?
- 5 апреля меня отпустили в Эстонию. Я находился в постоянной переписке и телефонных разговорах с дознавателями из России. Не уходил от вопросов, отвечал на их анкеты, демонстрируя сотрудничество со следствием, которое, правда, потом не было учтено как смягчающее обстоятельство при вынесении приговора. А осенью того же года мне позвонил ивангородский следователь и предложил приехать на три дня. Тогда меня тоже выпустили назад, отдали 30 книжек, которые не были признаны культурной ценностью.
А потом я получил очень смешной вызов на суд, который состоялся 25 ноября 2014 года в Кингисеппе. Повестку я получил по электронной почте с адреса «козочка84-мэйл.ру». Это секретарь суда отличилась. Пришлось объясняться с бывшей подругой, что это за «козочка» мне пишет. Никто, кому я об этом потом рассказывал, вообще не мог поверить, что официальные письма могут приходить из суда с такого вот адреса. Но, получив его, я отправился в Россию. Да, в промежутке еще съездил в Крым, и никаких вопросов или претензий ко мне не было: ни при оформлении визы, ни после в суде.
- Как проходил суд?
- Суд проходил в городе Кингисепп. На суде был один мой друг, я же рассчитывал, что сейчас меня накажут и отпустят. Заседание длилось полчаса. А за 15 минут до начала, без всякого предупреждения, мой адвокат, которого мне назначили еще в Ивангороде, подошла и сказала, что поскольку у нее другое заседание, со мной будет работать другой защитник.
- Вы сообщили об этом судье?
- На самом деле, я совершил много глупостей. Я был совершенно не подготовлен. Меня просто спросили: «Вы согласны?» Я сказал: «Ну ладно». Сегодня все эти претензии уже бессмысленно высказывать, теперь это уже просто воспоминания. Хотя на апелляционном суде, другой мой адвокат составил на основе этих нарушений уголовно-процессуального законодательства отдельную жалобу, которую, впрочем, суд так и не учел. Тогда же, на первом суде, в г. Кингисепп, адвокат ушла до объявления приговора под ручку с прокурором, и в момент, когда меня арестовывали, ее в зале уже не было. Суд был быстрым, судья удалилась на совещание сама с собой, а для нас стало сигналом то, что нас с другом не выпустили покурить. А потом судья объявила приговор. У меня пересохло во рту.
Судья не обязана это говорить, но она спросила: «Вы понимаете, почему вы получили реальный срок?» Я сказал, что не понимаю. Она объяснила: «Потому что вы из Эстонии». И ушла. Сначала я воспринял это как дискриминацию по признаку гражданства, но позднее понял, что это было ее объяснением той практики применения законов РФ, когда условный срок невозможно применить для человека, не имеющего прописки в той части страны, где было совершено преступление. Никто не гарантировал надзора за мной, если бы я уехал обратно в Эстонию. И моя добровольная явка в суд не стала для судьи достаточным основанием, чтобы поверить мне в дальнейшем. В России это история достаточно распространенная. Там реальные сроки получают люди, которые живут в дальних регионах, потому что там никто не будет следить за осужденным.
- Вы до зоны дошли?
- Три месяца после приговора я сидел в тюрьме Горелово – это Ленинградская область – ждал вступления приговора в законную силу. А 25 февраля 2015 года переехал в ИК-5, Металлострой, которая находится в черте Санкт-Петербурга. Это – удача, потому что меня пугали тем, что как иностранец я могу попасть в Мордовию. Это трудно для родственников, и вообще там тяжелее.
Сначала я попал в рабочий отряд. Самой большой проблемой были отношения с нацменами из Средней Азии. Они чувствуют себя очень хорошо. Нацмены значительно сплоченнее, чем разряженное русское сообщество. Этим пользуется и система, я имею в виду сотрудников. Азиатам переданы определенные функции контроля над зоной. Сотрудники не хотят работать, им это не нужно. Закрывают глаза на то, что людей избивают, ломают мужиков, доводят до самоубийства – были и такие случаи. Отбирают заработанные деньги и продукты. Что-то идет наверх сотрудникам.
Такими были первые месяцы. А через полгода меня перевели на облегченный режим, там стало значительно проще. В этом мне помогли знакомые, но я и сам ничего не нарушал. Кроме того, иностранцы негласно находятся на особых условиях, и это иногда чувствуется.
- К вам консул приходил?
- Нет. Хотя просили и я, и моя мама, и моя бывшая жена. Я отправлял письмо, переданное официально через спецчасть, и они даже подтвердили, что его получили. И даже сделали попытку позвонить, но позвонили куда-то не туда. На этом все и заглохло. Представитель Эстонии был один раз на суде по апелляционной жалобе. Тогда заседание даже длилось полтора часа, вместо обычных 15-ти минут, и я надеялся, что это хороший знак. Но решение осталось прежним.
- А чем вы занимались на зоне?
- Два с половиной месяца я работал на производстве. А потом мне повезло, поскольку я стал работать по профессии – библиотекарем. Я сам пришел к одному из руководителей зоны и предложил описать в электронном виде каталог книг, которые есть на зоне: в школе, в ПТУ, при церкви, на отрядах. Каталог я составлял четыре месяца. А потом наступил учебный год, и я зарегистрировался на учебу в ПТУ. Числился на курсе операторов ЭВМ, как раньше именовали компьютерную технику. В ПТУ была еще одна библиотека, составленная не сотрудниками системы, а самими учителями. Я дополнил свой каталог. И начал выдачу и прием книг, а также их ремонт. Несколько раз наши скромные книжные фонды проверяли на наличие экстремистских материалов, и чем больше информации шло про ИГИЛ, тем чаще меня просили усилить контроль за фондом. Распечатали список запрещенных материалов, который состоял в основном из интернет-ресурсов. Чистая показуха, так как интернет для зеков был недоступен. По крайней мере легально…
Кстати, впервые гимн ИГИЛ я услышал на зоне, в том отряде, куда я сначала попал. Отрядом правил таджик по имени Хус, который включал гимн ИГИЛ и все понимали, что сейчас он будет кого-то избивать. А после избиений он читал проповедь и объяснял, почему он это сделал и почему все должны молчать. Он говорил: «Вы разобщенные, мы – сплоченные. Ваш бог – бог слабых и так далее». И многие несчастные русские стояли и кивали головами.
- Вас били?
- Это не считается, что били – пару раз ударили в пресс. Бог миловал. Я мирный человек и сам не лез в драки. Но чем дальше, тем было проще. Благодаря библиотеке у меня и авторитет поднялся. Не блатной, а человеческий, потому что в библиотеку ходят нормальные люди.
- То, что происходило потом, известно. Вас вернули в Эстонию, месяц вы просидели в Вируской тюрьме и два – в Таллиннской. Через 23 дня после решения об условно-досрочном освобождении вы оказались на свободе.
- Да, это был непростой период, поскольку очень трудно понять, почему законы работают так медленно, а чиновники не понимают твоих человеческих нужд. Хоть в эстонских законах и прописаны, например, такие вещи, как 21 день отпуска из тюрьмы, но на практике они не работают. В Таллиннской тюрьме никто не помнил, чтобы кого-то отпускали в такой отпуск. Я рассчитывал выйти к родным пораньше, писал, но получил отказ. Объективно говоря, в российской тюрьме мне было легче, чем в эстонской. Но теперь это уже позади.
- 30 книг, из 47 вам вернули, а 17 самых ценных конфискованы. Остались долги?
- Нет, это были мои книги. За этот год произошли другие события, которые сильно повлияли на мой бизнес, и с этим теперь нужно как-то разбираться. Долги остались чисто человеческие, дружеские. Мне помогали очень многие – и материально, и морально. За это я глубоко признателен всем родным, друзьям и даже малознакомым людям, которые поддержали меня, как здесь – в Эстонии, так и там – в России. Все, что должно было отвалиться – отвалилось, как ненужная гниль. Остались – свои, надежные и любимые.
- Насколько сильно все случившееся повлияло на вашу жизнь?
- Достаточно сильно. Обычно говорят, что жизнь поделилась на до и после, я тоже так сначала думал. А потом я смог посмотреть на ситуацию с другой стороны: это не до и после – это целиком и полностью моя жизнь. Я не хочу забывать о том, что со мной было, и я не буду транслировать то, что я видел там. Но я не жил там "той" жизнью, поэтому мне не от чего избавляться и нет смысла ничего забывать, чтобы начать с чистого листа. Написано много стихов, писем, воспоминаний, прозы. Пока не пойму, нужно ли это кому-то в зоне комфорта. В отличие от России, где половина страны сидит, а половина готовится, наше общество не привыкло думать об этой стороне жизни. Но если почувствую, что интерес есть, то, может, и книжка получится. На свой день рождения, 10-го декабря, думаю почитать немного из того, что написано, со сцены в Ямайка-баре.