Керсти Кальюлайд: мировые задачи слишком велики для каждой страны, если она одна

Президент Керсти Кальюлайд. Фото: Mihkel Maripuu

Люди, которые принимают политические решения, должны быть настолько близки к народу Эстонии, насколько это возможно. Политика – это искусство лидерства, а не индустрия развлечений, говорит в предновогоднем интервью Postimees вступившая в октябре в должность президента Керсти Кальюлайд. 

- Начну с одного из самых значимых для Postimees событий. В этом году на фестивале мнений в Пайде на сцене Postimees прошло обсуждение темы под названием «Три речи о родине», и, госпожа президент, вы выступили там в качестве одного из ораторов. Ваша речь оказалась настолько глобальной, что могла бы стать манифестом человека, баллотирующегося на пост главы государства. Признайтесь теперь честно: тогда у вас не было ни малейшей мысли о том, что в какой-то момент вам придется выбрать путь в Кадриорг и стать президентом?

- Нет, на самом деле не было. Правда, я следила за президентскими выборами, за всей этой кампанией, поскольку и у меня спрашивали, не соглашусь ли я стать кандидатом в президенты. Кандидатом от одной из партий. Я не согласилась, но это предложение обострило мое внимание.

- Снимем завесу тайны: кто был тем первым политиком, который пришел к вам с разговором о вашем согласии выставить свою кандидатуру на пост президента Эстонской Республики?

- Не секрет, что уже летом был человек из IRL, у которого возникла идея поговорить со мной или с (дипломатом и политиком) Юри Луйком, но эти разговоры ни к чему не привели. Осенью Эйки Нестор (спикер парламента) начал интересоваться, готова ли я в случае, если…

- И вашей первой мыслью по этому поводу было…?

- Кто-то должен. Я была очень расстроена, что выбрать президента в парламенте не удалось. Люди приехали со всей Эстонии, это был праздничный день, все пребывали в возбужденном ожидании - и тут кто-то проколол этот воздушный шарик. Это был грустный момент.

- Как часто вы просыпаетесь с мыслью "черт подери, я же президент Эстонии"?

- Нет, с такой мыслью я не просыпаюсь. В тот момент, когда Эйки Нестор обратился ко мне, я очень серьезно думала о том, что значит эта должность. Я думала об ответственности. Об ответственности, которая должна быть в душе каждого политика: если мы сделаем что-то неправильно, пострадает наш маленький народ. Я верю, что все эти мысли можно прочесть на моем лице, если посмотреть фотографии дня выборов.

- Какими были для вас первые месяцы на посту президента?

- Очень много поддержки я получила от людей, которых встречала в Эстонии и за ее пределами. Это был удивительный момент, когда президент Германии Йоахим Гаук сказал, что ему нравится, как я думаю. Он верит, что это принесет пользу эстонской политики.

- Йоахим Гаук и сам не является классическим политиком. Он мыслит очень оригинально.

- У нас было очень-очень замечательное общение за обедом. Нас связывает и то, что его отец вернулся из Сибири на год раньше, чем моя бабушка. Он очень хорошо нас понимает.

- Вы сказали о том, как был проколот воздушный шарик, думается, что и взрыв от этого оказался мощным.

- До моих ушей он не долетел.

- Да, этот взрыв бабахнул чуть позже. После президентских выборов бывшая правительственная коалиция стала крошиться, и после смены Эдгара Сависаара на посту лидера Центристской партии, произошла и смена правительства. Вы говорили со всеми, кроме Эдгара Сависаара. Почему, как вы считаете, пало правительство?

- Этого я не знаю. Я старалась держаться в стороне от этого, поскольку моя роль заключается в том, чтобы общаться со всеми парламентскими партиями одинаково. Если я не сопереживаю тому, что происходит внутри одной или другой партии, мне проще принимать нейтральные решения.

Естественно, как и все люди, я читаю газеты, но я не использую свои встречи с лидерами партий для того, чтобы углубиться в их внутреннюю жизнь. Мне удалось это сделать еще до правительственного кризиса, планирую делать так и все следующие пять лет. Это неуместно. Это простое любопытство. В работе президента для этого нет места.

- Вы не углублялись во внутреннюю жизнь партий даже тогда, когда баллотировались?

- Ой, нет! Зачем? Я с ними встретилась и ответила на их вопросы, но в ту неделю у меня не оставалось времени ни на что, кроме прямого эфира.

- Согласны ли вы с тем, что в эстонской политике преобладает тактическая игра, а стратегию мы видим крайне редко? Если посмотреть на смену правительства, то причины этого преимущественно тактические. А стратегической - более широкой - картины мы до сих пор не увидели и у нового правительства. Почему так?

- Я считаю, что это не совсем так. Это не может быть умышленной деятельностью. Если мы посмотрим на все те претензии, которые средний класс предъявляет политикам во всем мире, то их суть сводится к тому, что международные доходы сконцентрировались в карманах меньшинства, хотя должно быть иначе.

И хотя ВВП на душу населения замечательно растут, доходы среднего класса замерли. Человек не думает о том, что в то же время большая часть товаров подешевела и, на самом деле, на ту же замершую зарплату мы в состоянии позволить себе больше разных финтифлюшек и путешествий, дешевых авиабилетов. Человек чувствует только то, что его доходы остаются прежними.

- Это не нынешняя проблема Эстонии, поскольку наш рост зарплат на самом деле был очень быстрым и явно превышает рост производительности.

- Да, но все это является частью того, что открытая экономика и наш национальный успех привели многих людей к нормальному, западному стандарту жизни, а многих не привели. Я считаю, что в этой ситуации было бы разумно и нам, и другим странам прийти к тому, чтобы те, у кого слишком маленький доход, не платили непропорционально больших налогов.

Одно очень важное дело – у стран есть несколько основных задач, которые они обязаны выполнять: медицинские услуги, медицинская страховка и образование, не должны зависеть от места жительства и рабочего места родителей, поскольку часть должностей приносит большие зарплаты, а часть – меньшие. Если эта база налажена, у людей появляется основная свобода, чтобы жить так, как они хотят.

Если мы посмотрим на планы новой коалиции, то увидим, что они пытаются распределить налоговую нагрузку так, чтобы люди с маленькими зарплатами от этого выиграли. Я считаю, что это скрытая реакция на глобальные тренды. Я не знаю, называют ли они это точно так же. Поэтому я не осмелюсь утверждать, что у новой коалиции не было ни одной стратегической идеи. Может быть, та четверть избирателей Эстонии, которая в течение десяти лет не видела избранную ими партию в правительстве, значительно укрепит наши социальные связи в обществе. Сейчас мы этого не знаем, но все может быть.

Я не верю, что кто-то имеет очень ясный стратегический прогноз на десятилетия и может создавать на их основе коалиционные договоры. Просто какие-то дела идут правильно, а какие-то потом придется переделывать. Это происходит так.

Стратегическая деятельность, о которой я говорила и в контексте пенсионной реформы и будущего пенсий, - это то, о чем мы должны думать, как о нынешних трендах, например, меняя характер работы. Чтобы люди не шли в конкретное время на работу, чтобы они не работали сорок лет на одном месте, чтобы выйти на пенсию, а могли брать, например, перерывы. Чтобы они получали зарплату не  каждый месяц, а раз в год. Чтобы они работали на разных работодателей. Все эти перемены происходят сейчас, мы должны это учитывать и это говорит о том, что на самом деле сами понятия «работа» и «пенсия» за следующие двадцать лет изменятся настолько, что сейчас у нас просто не может сейчас четкого плана.

Мы должны работать с разными сценариями, чтобы быть готовыми быстро отреагировать, когда настанет время принятия решения. И тогда нам должно хватить ума, чтобы не пропустить этот момент.

- Одной из главных причин, по которым произошла смена правительства, стал застой в экономике Эстонии. Если сравнить наше экономическое положение с южными соседями, то можно увидеть, что экономики как Латвии, так и Литвы растут быстрее, но тут явно заметна разница в зарплатах на треть, например, с Литвой. Так все же, мы сейчас находимся в застое, о котором говорят многие, или это скорее постоянное самобичевание из-за одной проблемы, с которой в будущем нам будет очень сложно справиться?

- Ясно, что если бы у нас были такие же зарплаты, как у конкурентов по еврозоне, где они ниже, и такая же налоговая система, как у нас, то мы по-прежнему оставались бы привлекательными для тех предприятий, которые приходят сюда со своими технологиями, своей рыночной моделью и берут нас на работу. Но наши зарплаты уже настолько высоки, что такая модель для Эстонии теперь не подходит.

То, что мы видим, является новой фазой мышления, переосмысления и реконструкции. Если мы хотим выйти из этой ситуации, то, говоря образно, нам нужен миллион изобретателей. Для этого нам самим нужно стать лидером инноваций, может быть, брать на работу людей из стран с более низким уровнем доходов. Сотрудничать с нашими ближайшими партнерами – финнами-шведами следует по-новому.

Модель «делаем работу для них» больше не работает. Теперь мы делаем дело вместе.

- Это вопрос мечтаний.

- Это больше не вопрос мечтаний. ИТ-услуги – это 4,6 процента от ВВП, и это уже никакая не мечта. Но есть одна проблема: когда мы смотрим на макропоказатели, мы видим, что, приближаясь к этому, мы могли бы на самом деле вновь выйти из тени. И это не связано с использованием нашего э-успеха. Этим мы тоже должны заниматься, тут появляется много высокооплачиваемых рабочих мест, это ясно, но Эстония значительно менее успешна в традиционных секторах, современных технологиях, в том числе в использовании ИТ. Мы двадцатые в Европе - и это тема для рассуждений, где мы могли бы выиграть.

- Здесь есть куда развиваться, но, если мы сравним себя с финнами и посмотрим, сколько финских бизнесменов в последнее время посещают Эстонию и какие у них идеи, мы увидим, что некоторые из них совершенно сумасшедшие. Если говорить об идее создателя “Angry Birds” Петера Вестербака в течение семи-восьми лет построить туннель Таллинн – Хельсинки, в ней есть нечто грандиозное. В то же время мы обсуждаем, не разделит ли Эстонию надвое строительство Rail Baltica. В какой-то момент мы впадаем в другую крайность, которая не позволяет нам мыслить масштабно.

- В то же время у нас есть руководитель проекта электронного резидентства, который хочет получить 40 000 новых э-резидентов в следующем году, который ездит и рассказывает всей Европе и миру, что в Эстонии можно создать фирму и возить ее по Европе с собой - в пространстве Евросоюза ты можешь ею заниматься, где захочешь. Такая фирма у тебя есть.

В каждом обществе есть консерваторы и те, кто хочет двигаться быстрее. Что касается Rail Baltica, я считаю, что чем теснее мы связаны транспортной и энергетической сетью с ядром Европы, тем лучше для нас. Это экономически выгодно и безопасно.

- Откуда тогда такое противостояние?

- Это необязательно противостояние, просто есть люди, которые считают, что Rail Baltica должна проходить где-то в другом месте. Сегодня ведь дискуссия идет не о том, строить или не строить, а о том, представляет ли собой проблему тот час времени, который занял бы путь через Тарту. Конечно, это была бы проблема.

Мы выбрали маршрут, обсуждения уже прошли, и теперь важно быстро продвигаться дальше. Чтобы наши партнеры в Латвии и Литве видели, но, что еще важнее, чтобы видели Финляндия и Польша, что Rail Baltica предлагает и им бизнес-возможности. Их тесное вовлечение в проект важно для нас. Я сама тоже занимаюсь этой работой, когда езжу в Финляндию или Польшу, и прошу их иметь в виду, что они могут извлечь из этого проекта такую же выгоду, как и мы.

- Вы пытались, колеся по Эстонии, ознакомиться с историями успеха в нашей экономике. Сколько у нас еще не открытых жемчужин, о которых публично говорилось мало?

- Да, я пыталась. Пока что я успела побывать только в двух уездах, но думаю, что одним из таких примером могла бы служить механическая мастерская в Палмсе. Я знала эту фирму и раньше, поскольку они говорили, что сознательно платят зарплату выше средней на рынке и в нашем регионе, поскольку просто хотят, чтобы у местных жителей была хорошая работа. И они этим так гордятся!

Наверняка, такие истории есть еще, и мне было очень приятно познакомиться с этими людьми и увидеть поближе их рыночную модель. Они продают относительно маленькими партиями машины хорошего качества для мелких лесообработчиков по всему миру: если у австрийского фермера лес растет на склоне горы, ему нужна не очень большая техника, а высококачественная машина, которая будет служить не одному поколению. А производителей такой продукции в мире сейчас очень мало.

- Что еще государство могло бы сделать для предпринимателей? С одной стороны, социально ответственная политика очень важна, но с другой – нельзя ограничивать предпринимательство, чтобы не обрубить ему крылья.

- В моей нынешней должности я не могу предписывать ответы, но я считаю важным, чтобы предпринимательство могло работать свободно. Я не уверена, что достаточно распространенная в европейском предпринимательстве модель поддержки крупных фирм в разных секторах – лучший план. Гораздо разумнее было бы, если бы государство сосредоточило свои силы на экономической дипломатии, а не на системе поддержки конкретного предпринимательства. Поскольку мы видели у северных соседей, что, если делать слишком большой упор, например, на бумажную промышленность или электронные компоненты – мы все помним Nokia – государство подаст четкий сигнал, что некоторые сектора лучше других, а это обедняет структуру экономики. Это делает ее более уязвимой, менее способной реагировать на изменения в мировой экономике. Мне по-прежнему кажется, что «политика в стиле руки прочь от кого-то» - не лучшая экономическая политика.

Необходимо заниматься образованием, людьми. Чтобы люди были здоровы и ходили в школу. Чтобы они могли принимать хорошие предложения работы. Предпринимателю тоже иногда надо сказать, что если налоговая нагрузка в стране составляет 34% от ВВП, гто осударство не может предложить ему те услуги, которые могут предложить те страны, где эта нагрузка составляет 50%. Это вопрос выбора.

Если мы хотим относительно низкую налоговую нагрузку, государство должно выполнять основные функции, гарантировать образование, здравоохранение, социальную связность. Это работа государства, а у предпринимателей своя работа.

- Социальная связность предоставила жителям Эстонии много поводов для шуток…

- …но это очень серьезная тема.

- Вам часто удается посмеяться на посту президента?

- Посмеяться удается тоже, но социальная связность - для меня важная тема. Думаю, это часть моей работы – ездить и говорить с людьми, объяснять им, что происходит в окружающем мире, как, например, работает наша дипломатия, когда в мире наступили такие сложные времена. Моя работа – укреплять чувство уверенности в том, что мы справимся, и удерживать людей в едином информационном пространстве, всех вместе. Я езжу и говорю людям те же вещи, что вам сейчас, и мне кажется, что им это нравится. Это большая часть моей работы.

- Несколько недель назад на Postimees TV был интересный скетч: новый президент США Дональд Трамп звонит вам, но из-за плохого качества связи поговорить не удается. Вы видели его?

- Нет. Я редко смотрю видеоклипы в интернете. But I’m quite sure, that our quality of speech on both sides is good enough to communicate, I have no doubt about that. (Но я совершенно уверена, что качество нашей речи с обеих сторон вполне на том уровне, чтобы коммуникация состоялась. Я в этом не сомневаюсь. - англ.).

- Весь западный мир живет в страхе, что телефонные переговоры с США превратятся в нечто подобное, когда обе стороны будут говорить о чем-то разном.

- Не живет он в страхе. Это слишком драматичный подход. Подождем, пока президент Трамп соберет свой кабинет, люди вступят в должности. Не думаю, что все эти неотшлифованные углы останутся столь же острыми, сколь сейчас. Не верю ни в коем случае, что Америка откажется, например, от трансатлантического сотрудничества в той форме, в какой оно до сих пор развивалось. Это было бы не в интересах США. И я не думаю, что в наших двусторонних отношениях с США что-то значительно изменится.

Традиционно у Эстонии много контактов в рядах республиканцев, в том числе в ближайшем окружении сегодняшних ключевых фигур. Наши дипломаты работают, ищут эти контакты, говорят, объясняют. Ничто не указывает на то, чтобы что-то радикально изменилось. Конечно, всегда можно все обсуждать, и задача СМИ – быть той самой канарейкой в шахте, но иногда ее вытаскивают оттуда живой. Роль СМИ – оповещать об опасностях, а роль политиков – показывать, почему они не реализовались.

- Но если речь идет о столь непредсказуемом игроке, как Дональд Трамп, то…

- … один в поле не воин. Речь всегда идет о команде, в одиночку невозможно хорошо или плохо управлять государством. Играет роль все же качество госуправления, и мы уверены в долговременном демократическом опыте Америки и ее очень опытных чиновниках.

- В то же время, если мы посмотрим шире, в каком-то смысле можно сказать, что это был переломный год, и перемены коснулись того, как общественность некоторых западных стран понимает демократию, как общественность участвует в демократических процессах и какие решения принимаются. Здесь можно привести примеры: Брекзит, избрание Трампа президентом, недавний референдум в Италии. С чем мы имеем дело?

- Одна из причин – поколение, проигравшее от глобализации. Но есть и другие важные темы. Чисто случайно во время референдума по Брекзиту я читала статью о лондонском Докланде 1950-х годов. Я поняла, что в то время, когда у людей было избирательное право и право голоса, у них не было ресурса, чтобы получить доступ к информации, и не было времени ввести себя в курс общественной жизни. Большая часть из них, например, не знала, что у них есть право на бесплатное посещение врача. Вероятно, большинство из них никогда не ходили голосовать. А если и ходили, то не задавали себе вопрос: что я могу выиграть, если проголосую так или иначе?

Сегодня информация стоит дешево, и ее легко получить. Информация есть у всех, вопрос в ее качестве. Я не обвиняю тех, кто может упрощать и делать информацию доступной. Я бы посмотрела, возможно ли с другой стороны проще разъяснять ценности, которые я считаю верными.

Например, традиционный вопрос, который мне часто задают: не слишком ли много предписывает нам Брюссель и какая нам от этого польза? Отвечу вопросом на вопрос: можете ли вы назвать хоть одну нашу крупную проблему, которую мы могли бы лучше решить в одиночку? Никто не может, поскольку все крупные проблемы трансграничны.

Мы должны уметь объяснить это людям. Точно так же, как делает это другая сторона, которая создает новую важную парадигму и таким образом побеждает. Важно, чтобы мессидж носителей ценностей открытого мира, тех, кто готов стоять за демократические ценности далеко от родины, был достаточно прост и понятен. Мой мессидж и заключается в том, что вызовы современного мира слишком серьезны для того, чтобы страна могла остаться одна.

- Но связность в Европе серьезно пострадала. А также европейская солидарность, если мы взглянем на то, какие процессы начались, или на то, как люди, уставшие от так называемой “белой политики”, устали думать и обсуждать вместе и ищут простых, популистских решений. Необходимо найти от этого какое-то лекарство, прежде чем чудовище примет гигантские размеры и мы уже никак не сможем его обуздать.

- Во-первых, оно не примет слишком больших размеров, поскольку, как только те, кто предлагают простые, популистские решения, придут к власти, везде будет происходить то же, что мы видели на следующее утро после Брекзита. Это заметили очень многие в мире. И те люди, которые должны были реализовать это решение, оказались беспомощными. И никто из нас еще не знает, как будет реализовано это решение. Там очень много юридических вопросов. Достаточно парочки таких случаев, чтобы люди увидели, что той упрощенной модели, которую обещали, никто не следует. Тогда маятник качнется в другую сторону. Но он не двинется сам по себе. С другой стороны, не стоит винить популистов, надо лишь упростить свою мысль, сделать ее более понятной.

- Голландский исследователь Марсель ван Херпен сказал в интервью Postimees, что теперь не те времена, когда информация доходила до народа через элиту. Что умелая пропаганда в социальных сетях делает это напрямую и проще, и часть людей находится в совершенно другом инфополе. И если взглянуть на это в эстонском контексте, это довольно опасный коктейль, поскольку это дает российской машине пропаганды возможности прибавить обороты и одурачить людей.

- Так везде. Надо уметь видеть те тенденции, как пытаются в отношении той или иной проблемы склонить мнение народа в чью-то пользу. Это превращается в отдельную область социологии, стратегическую коммуникацию, которая занимается изучением этих приемов. В Латвии для этого создан отдельный центр.

Распознавание этих вопросов и их честное проговаривание - что мы видим, что здесь происходит такое влияние - лучше всего. Люди должны знать, какие медиаканалы можно воспринимать всерьез. Ничего не имею против развлекательных СМИ, у них есть свой потребитель, но, если человек знает, что это юмористические статьи, что за производством этих новостей стоит нечто иное, чем за теми новостями, которые основаны на фактах и представляют точки зрения обеих сторон, человек будет различать их.

- Есть ли такие темы, на которые президент не должен высказываться?

- Об одной мы уже говорили – внутренние дела партий. На эту тему никто точно не услышит от меня никакого мнения. Думаю, что я, возможно, не должна слишком пропагандировать свои экономические и социально-политические взгляды в публичном пространстве, чтобы избежать формирования ожиданий, что я реально могу в этой области что-то решать.

- В чем состоит миссия президента Керсти Кальюлайд?

- Сохранять Эстонию безопасной в сотрудничестве с премьер-министром, министрами обороны и финансов, со всеми другими министрами. Мы должны вместе усилить наше влияние за пределами Эстонии, и мы это сделаем. И эстонский народ должен быть как можно ближе к тем, кто принимает политические решения.

Политика – это искусство лидерства, это не часть развлекательного сектора. Нельзя делать только то, что на первый взгляд всем кажется замечательным. В обществе надо принимать сложные решения, но в то же время все время оглядываться назад, чтобы народ не слишком отстал.

Разъяснение – основная работа и политика, и президента. Лидерство. Будем надеяться, что это возможно сделать и обратить внимание на болевые точки, существующие в нашем обществе. Бывать на местах, показывать тех замечательных людей, которые справляются с трудностями. Которые занимаются проблемной молодежью, людьми, попавшими в сложное положение, избитыми женщинами, искалеченными детьми. Обо всем этом над говорить и здесь, в Кадриорге.

Но, естественно, в нашей жизни есть и светлые стороны, которые президент может поддержать: замечательные деятели культуры, изобретатели, добровольцы, организаторы. У всего этого есть важный нюанс – после административной реформы Эстонию во многом будет наполнять совместная работа людей в разных местных самоуправлениях. Я протестировала эту идею в поездках по Эстонии, и когда тема границ после административной реформы уйдет с повестки, возникнет вопрос, что мы теперь сможем реально сделать на местах.

Проще всего привлекать тех людей, которые хотят что-то сделать, предоставить им для этого возможность. Тогда ты, в конце концов, дашь людям то, чего они сами захотят. И с помощью государственных денег они сами сделают это каждый для себя и друг для друга! Это радикально новый тип сотрудничества открытого и частного или свободного сектора. Такое общество без швов.

Я думаю, что наряду с э-государством это станет нашей следующей масштабной государственной инновацией. С одной стороны, э-государство как будто ушло дальше от людей – ты общаешься с государством преимущественно по интернету, с другой – у нас теперь есть уникальная возможность, поскольку у нас нет ни одного закона, который запрещал бы или мешал опереться на местные самоуправления и создать такое государство, которое хочет сам человек. Предложить такую услугу, которую человек хочет, и в тот момент, когда он этого хочет. Супермодель для такой малозаселенной страны, как Эстония! Лучшая госмодель XXI века, где каждый может побыть немного государством, а не сидеть, как в Западной Европе, где государство расстилает уютное, толстое одеяло услуг. А под одеялом находятся те услуги, которые, на самом деле, нам не подходят, администрировать их сложно и дорого.

Вместо этого у нас есть возможность признать и поддержать инициативу волонтеров, которая может возникнуть только исходя из местной необходимости. Надеюсь, что на следующих местных выборах возникнет оживленная дискуссия о том, как мы проводим административную реформу. Очень рекомендую подумать в этом ключе, поскольку вижу, что здесь уже возникают очень серьезные социальные инновации.

- Роль президента очень тесно связана с будничной деятельностью, в то же время президент организует и праздники Эстонской Республики. Вы уже придумали, как будет выглядеть 24 февраля 2017 года, когда государству исполнится 99 лет?

- Честный ответ: да, концепция продумана, но я пока не буду о ней говорить. Пусть будет сюрпризом.

- Будут большие изменения?

- У традиций есть своя ценность. Перемены будут такими, чтобы не возникло ощущения, что традиции изменены настолько, что мы их не узнаем. Таких опасений нет. Но перемены будут.

- Насколько мы вообще должны придерживаться традиций, учитывая, что мы живем в быстро меняющемся обществе?

- Есть такие традиции, от которых народ не готов отказаться. Мы видим, насколько дорого народу поднятие флага 24 февраля, как реки людей стекаются этим утром на Тоомпеа, мы видим, насколько дорого шествие академических организаций, которое за этим следует, военный парад, вечерний прием и концерт. Эти вещи менять нельзя.

- Очень многим дорога и церемония рукопожатия.

- Да. (Выдерживает долгую паузу). Я бы на этот счет не беспокоилась.

- Президент Тоомас Хендрик Ильвес в этом году вручил 99 наград. В то же время я слышал мнения, что мы могли бы давать их больше, поскольку в какой-то момент, когда у нас торжественные приемы, у нас оказывается слишком мало орденоносцев, и уже бросается в глаза, что не хватает награжденных людей. Можно было бы пересмотреть эту практику, поскольку мы знаем, что другая крайность – вручить в один год 900 наград?

- Я не формалист и не устанавливаю таких рамок. То, сколько человек получат награды, зависит от того, сколько есть замечательных людей, которых выдвигают. В президентскую канцелярию присылают пожелания, мы их анализируем, и цифра – не то, из чего мы исходим. Исходят все же из поступков.

- Подытожим некоторые темы. Учитывая, что в мире произошли некоторые переломные события и то, как себя повели избиратели на демократических выборах, можем ли мы сказать, что это был переломный год?

- История покажет. Сегодня не можем.

- Евросоюз стоит перед трудным выбором – как развиваться дальше. С одной стороны, в нескольких странах ЕС очень сложная ситуация, с другой – решение Великобритании о выходе, и где-то посреди всего этого ЕС должен найти точку опоры, которая помогла бы сформулировать дальнейшую европейскую политику. Нуждается ли европейская политика в рестарте, новых веяниях, новом подходе?

- Когда в мире, в Европе происходят сложные события, неизбежно поначалу кажется, что хаос возрастает, а потом из него начинает возникать порядок. В ЕС есть выражение – muddling through (выкарабкиваться. - англ.). Это один из основных принципов функционирования Евросоюза. Мы договорились: что бы ни произошло, мы пройдем через это вместе. И так всегда делалось. Для этого не нужно много реформ.

Другой важный нюанс, на мой взгляд, заключается в том, что в европейских договорах заключен принцип солидарности, но и принцип субсидиарности. И это означает, что ЕС делает то, чего его члены не могут сделать по отдельности: крупные инфраструктурные проекты, а также борьба с окружающими нас кризисами, например, сохранение экологии Балтийского моря. Эти вещи не делаются в одиночку.

ЕС на рубеже веков стал очень много задумываться о том, как он мог бы стать ближе к, так сказать, обычному гражданину, и тем самым распылил свою деятельность по различным сферам, где в действительности принцип субсидиарности не действует. Где Брюссель тратит энергию и ресурсы на вещи, которыми лучше заниматься в конкретной стране или даже конкретном местном самоуправлении.

Думаю, Брюссель должен посмотреть на то, что он делает, и сосредоточиться на том, что он делает точно лучше, чем отдельные его страны в одиночку.

ЕС должен быть более гибким и быстрее реагировать, стряхивать с себя лишнее и отправлять его обратно -  туда, где этим следует заниматься. И мне кажется, что в нашем уголке стран и их руководителей, которые так думают, много. Верю, что с помощью коалиции единомышленников эти идеи могут быть вынесены на обсуждение верховного совета ЕС, куда я, кстати, никогда не поеду. Эстонию там представляет премьер-министр.

- Давайте вернемся к нашим темам. Мы видели здесь интересный политический процесс: партия переживала внутренний кризис и должна была очиститься, но вместо того, чтобы это сделать, она добилась кресла премьер-министра. Беспрецедентно. Как вы это оцениваете? Готова ли эта партия в ситуации, когда необходимо нести правительственную ответственность, очиститься и в какой-то момент принять правила честной политической игры?

- Оценку дадут избиратели на следующих очередных выборах. У этой партии вторая по величине фракция в Рийгикогу. Поэтому сегодня они - партия премьер-министра. И любое правительство, которое формируют представленные в Рийгикогу партии, - это воля избирателя.

- Избиратель достаточно умен?

- Думаю, да.

- Чего бы вы хотели пожелать всем нам на Рождество?

- Радости и покоя, и чтобы у всех было немного свободного времени.

- А президенту дают на Рождество немного свободного времени?

- Да, немного.

- Президенту сложно в том смысле, что отпуска ему никогда не дают. Отпуск прежнего президента тоже пришелся на конец его срока. Как вы собираетесь решать эту проблему?

- Думаю, какие-то выходные все-таки должны быть. Тема отпуска в нашей стране - техническая. Определенно необходимо брать несколько дней, чтобы собраться с мыслями и побыть с семьей, чтобы они не забыли совсем, что у них есть мама и жена. Чтобы немного успокоиться и двигаться дальше в едином ритме.

Сейчас я чувствую, что, когда возвращаюсь в пятницу вечером домой, у меня на то, чтобы настроиться с родными на одну волну, уходит какое-то время. Я слишком мало знаю о том, у кого, например, футбольный турнир. Это надо компенсировать какими-то выходными и совместными походами.

- Дети привыкли к тому, что мама – президент?

- Не знаю. Надеюсь. Но мои дети привыкли считаться с тем, что моя работа может заставить меня уехать на несколько дней. Сейчас эти поездки даже стали короче, чем во времена Счетной палаты.

- Как много вы разговариваете с родными о внутренней и внешней политике, должности президента и его задачах?

- Много, довольно много. Я же должна где-то тестировать свои идеи, и я получаю много идей дома.

- Что говорят дети о том, что нужно сделать в Эстонии?

- Они в Эстонии прожили несколько месяцев, и могу сказать, что они искренне воодушевлены! Критика, очевидно, придет позже. Но нынешняя свобода эстонских детей делать и творить – это им нравится. Здесь у детей намного меньше ограничений. Они могут ходить одни по улицам с первого класса, у них больше права решать, с ними обращаются уже в школе как с ответственными гражданами, а не с кем-то, кого с помощью взрослых необходимо наставить на путь истинный и учебу. По-моему, им очень нравится в Эстонии.

- Не состоит ли наша основная проблема в том, что мы зачастую слишком себя бичуем, и это мешает нам радоваться тому, что мы уже сделали хорошо? И не мешает ли это нам находить новые цели, которые могли бы вдохновить нас?

- Думаю, конструктивная критика никогда не бывает излишней. Но в этой критике должен быть элемент, который поведет нас дальше. Это важно, об этом нельзя забывать.