В организованной преступности возник кризис управления

Руководитель Центральной криминальной полиции Криста Аас. Она говорит, что с вербовкой сотрудников, у нее проблем нет, поскольку в этом подразделении полиции очень интересно работать. Фото: Liis Treimann / Postimees

В интервью Postimees руководитель Центральной криминальной полиции Криста Аас рассказывает о том, как ее сотрудники в прошлом году предотвратили жестокое убийство, как организована охрана подозреваемого в убийстве Николая Таранкова, какие процессы реорганизации происходят внутри организованной преступности, пережившей в последнее время серьезно потрепавшие ее события, и как сыщики вышли на след одного из самых захватывающих экономических преступлений ушедшего года. 

- Каким было самое большое достижение Центральной криминальной полиции в 2016 году?

- Для нас самым большим достижением все же стал обвинительный приговор Ассара Паулуса. Конечную оценку нашей работе ведь дает суд. Пока мы ведем следствие и отправляем дело в прокуратуру, мы не можем говорить о каких-то рабочих победах. Она наступает в тот момент, когда суд подтверждает, что все так и было.

- Все же, собранный по делу Паулуса материал, оставлял совсем небольшую вероятность того, что суд не признает его вину. Или Центральная криминальная полиция все же учитывала тот вариант, что его могут оправдать?

- Нет-нет. Когда мы отправляем дело в прокуратуру, по нашему мнению, в нем уже достаточно доказательств, чтобы суд на их основе вынес обвинительный приговор. Но, в конце концов, именно суд является тем органом, который дает финальную оценку собранной доказательной базе.

- Судебное решение Паулуса, а точнее договорное производство – это наглядный пример того, как в организованной преступности принимаются решения. Я заметил, что лидер группировки был заинтересован в договоре со следствием, а часть его подчиненные сначала были против, но в итоге сдались под напором сверху. Довольны ли вы как бывший прокурор переходом на такое договорное производство?

- Я считаю, что это единственно возможное решение в этом деле. Тут вопрос не в том, что доказательная база каким-то образом была сомнительной, или у нас не было внутренней уверенности в том, что приговор будет обвинительным. Вопрос скорее в судебной логике Эстонии в широком смысле.

Если наше судебное производство таково, что всю проделанную во время предварительного следствия работу в суде нужно повторить, то это неизбежно влечет за собой большие временные затраты. А если людей на скамье подсудимых слишком много, то в какой-то момент это разумное время производства начинает играть свою роль и у всех участников процесса возникают мысли об ускорении принятия решения.

- В последнее время у Центральной криминальной полиции возникло как-то много работы с подпольным миром. Кроме дела Паулуса идет процесс по группировке Харона Дикаева, отправляется в суд дело преступного сообщества, которым руководил Андрей Кузякин, а тут еще ко всему осенью были убит некоронованный лидер преступного мира Николай Таранков. Как далеко вы успели продвинуться в расследовании убийства Таранкова?

- Мы собрали материалы этого уголовного дела и отправили в прокуратуру. Сейчас прокуратура составляет обвинительное заключение, но с нашей стороны вся работа сделана. Все было сделано в конце прошлого года.

- Подозреваемые…

-… по-прежнему один.

- Мы все умны задним умом, а потому есть возможность придраться. Осмотр места убийства Таранкова, говорил о чем угодно, только не о заказном убийстве. Учитывая прямую связь подозреваемого с убийством и его актуальный на тот момент конфликт с Таранковым, почему же полиции потребовалась целая неделя, чтобы добраться до этого человека?

- Неделя для задержания подозреваемого в таком деле – это абсолютно замечательный результат. Я очень довольна работой своих сотрудников.

Даже если бы в момент убийства мы знали, кто может стоять за этим преступлением, этого было бы недостаточно. Для его задержания и решения суда об аресте все же нужны конкретные доказательства, а их сбор занимает время. За эту неделю все было быстро сделано.

- Предполагаемый убийца сейчас уже третий месяц находится под стражей и с ним с самого начала возникла одна своеобразная проблема. Как обеспечить его безопасность в ситуации, когда наказать его – это дело чести для преступного мира? И не только сейчас и здесь, но и годы спустя.

- Я согласна с вами. Во всем мире у организованной преступности есть свои правила, но мы делаем все от нас зависящее, чтобы этот человек смог принять участие в судебном процессе и, если его вину признают, то сделаем все и для того, чтобы он смог отбыть свое наказание. Естественно, для этого нам придется напрячься вместе с тюрьмой.

- К счастью, после смерти Таранкова в преступном мире не началась война, но на первый план сейчас вышел бывшая правая рука Таранкова и человек, отвечавших за карательные операции Слава Кемеровский или Вячеслав Гулевич. Учитывая прежнюю силу Гулевича, о чем говорит прогноз Центральной криминальной полиции – будет ли силовой передел сфер влияния или нет?

- Тут очень сложно что-то прогнозировать. Организованная преступность Эстонии привыкла работать в рамках какой-то четкой системы и по конкретным правилам. Этой системы больше нет, то есть правит своего рода  анархия. В определенном смысле, там наступил кризис управления, если это можно так назвать. Очень сложно прогнозировать, как все эти дела в такой обстановке будут развиваться.

- Какие есть варианты?

- Возможно, на первый план выйдет конкретный человек, который обладает достаточным авторитетом и которого слушают. Или же всем группировкам придется самим заниматься своими делами и смотреть, как будут решаться возникающие между ними конфликты. Третий вариант – все развалится и каждый найдет свое место в этом мире. Я не знаю, что будет.

Убийство Таранкова – это одно дело, но ситуация еще более запутанная. Если три группировки вместе со своими лидерами отданы под суд, это сопровождается тем, что в сообществах сейчас царит кризис управления и отсутствие главы. Они больше не жизнеспособны.

Поэтому есть возможность, что организованная преступность в классическом виде исчезнет совсем. Это может произойти. Но какой из сценариев на самом деле сработает, сейчас сказать не сможет никто.

- В 1990-х организованная преступность наживалась на проституции и вымогательствах, в прошлом десятилетии – на контрабандном топливе и других мошенничествах с акцизами. На данный момент следственные органы отключили их от большинства из этих денежных потоков. Денег в этом мире, по сравнению с прежними временами, намного меньше, то есть в бандитской жизни больше нет ничего гламурного. Все считают свои центы, и это во многом упрощает осуществление контроля над их жизнью.

 - Это и так, и не так. Да, организованная преступность сейчас не живет какой-то гламурной жизнью. Так могло быть в 90-е, но сейчас уже нет. Там нет тысяч или десятков тысяч, которые преступники могли бы пустить на ветер. Поэтому они постоянно ищут новые источники доходов, а потому становятся более гибкими и умными.

Они все глубже проникают в преступность и в доходы белых воротничков. Но и мошенничества с налогами никуда не делись, они стали более комплексными и международными. Сюда добавились всяческие обманные схемы: начиная от выманивания имущества – сельхоз техника, лизинговые автомобили – до краж данных кредитных карт. Они пытаются получать свои преступные доходы именно из таких мест.

- Выманивание дотаций – это не поле деятельности представителей так называемой старой преступной школы, но, кажется, что тут правит скорее системное раздолбайство на всех уровнях. Одним из самых обсуждаемых коррупционных дел прошлого года было уголовное дело Каяра Лембера. Тут поле деятельности для полиции кажется бескрайним.

- Да, сейчас в большей степени мы занимаемся преступностью белых воротничков. Это гораздо большая проблема для общества и экономического положения Эстонии, чем то, что связано с организованной преступностью.

Выманивание дотаций по-прежнему остается проблемой, и мы в нашей работе пока находится в самом начале пути. Если в 2014 году мы расследовали таких дел на общую сумму примерно в миллион евро, то в 2016 году ущерб оценивался уже в восемь миллионов, а по делам, находящимся в производстве сегодня, сумма ущерба от выманенных дотаций превышает десять миллионов евро.

Это показывает, что мы основательно работаем с этой темой и поэтому добрались до таких сумм. Ясно, что обманы в таком объеме, на самом деле длятся уже давно.

- Вы должны быть успешными в этом деле, поскольку в бюро по борьбе с экономическими преступлениями этой проблемой занимаются десятки человек.

- Да, а точнее 43 человека. Но они не занимаются только мошенничествами со льготами. У нас в производстве сейчас 19 таких дел, а 11 мы уже отправили в прокуратуру.

Самым крупным из них было дело, когда уже была выманена дотация на четыре миллиона евро, а выплату двух миллионов нам удалось предотвратить. Это был самый масштабный обман, где предприятия использовали дотации на развитие своей деятельности, а не для тех целей, для которых дотации выделялись.

- Вы на самом деле считаете, что через два-три года при напряженной работе полиции этот вид преступности исчезнет совсем?

- Конечно, нет. Полиция своей деятельностью не сможет полностью прекратить такую преступную деятельность. Но важно совсем другое.

У нас в работе довольно дел, о которых открыто не говорят. Мы сейчас не говорим об оперативной деятельности или чем-то таком. Я говорю скорее о профилактике. Параллельно с производством мы собираем и картируем системные проблемы, общаемся с разными учреждениями и министерствами, чтобы они вносили правку в свои правила и механизмы контроля. Наша цель – изменить весь процесс дотирования таким образом, чтобы не оставалось возможности для обмана.

Во всей преступности белых воротничков – будь-то коррупция, выманивание дотаций, мошенничества или иные преступления, совершенные против предприятий – профилактика работает лучше, чем расследование последствий.

- Как далеко продвинулось следствие по делу Каяра Лембера?

- Оно еще в производстве, поскольку оно оказалось масштабнее предполагаемого. По плану, оно должно быть отправлено в прокуратуру в первом квартале этого года.

Говоря о преступности белых воротничков, можно добавить, что в прошлом году самой гениальной преступной схемой Эстонии стало создание в Польше несуществующего арбитражного суда по предпринимательству, через которую в карманы в Эстонии попали более пяти миллионов евро. Если бы можно было дать приз за лучшую преступную идею года, то это был бы самый сильный кандидат.

Тут мы работали в сотрудничестве с Польшей.

- Как бы добрались до этого сложного дела?

- Для раскрытия таких дел есть всего три возможности: сообщение, случай или анализ.

- И что помогло в польской истории?

- Тут сошлись вместе сразу несколько пунктов. Люди, которые были нам известны, проявились сами. Это значит, что они время от времени привлекали наше внимание, просто в какой-то момент их деятельность бросилась на глаза. А если у тебя возникает интерес узнать, чем они там на самом деле занимаются, то ты обязательно узнаешь. Тут не было никакой случайности.

Но сложным это дело делает тот факт, что это – международное сотрудничество и обмен информацией между разными странами. Где-то должен появиться кто-то умный, который скажет, что дело началось. Важно видеть целостную картину.

- Так в этом деле Эстония спрашивала у Польши?

- Мы встретились в середине пути.

- Кибер-возможностей у Центральной криминальной полиции до сих пор явно не хватало. Как сейчас с этим?

- Есть надежда на этот год. Общество развивалось быстрее, чем за ним успевала Центральная криминальная полиция. В последние годы мы смогли успешно продвинуться в этом деле и преодолели свои болезненные точки. В том числе и в плане расследования кибер-преступлений. Но у нас нет другой возможности, поскольку преступность во многом переезжает в виртуальный мир.

- Откуда теперь возникли эти возможности?

- В начале этого года у нас было создано бюро по борьбе с кибер-преступлениями, куда мы смогли принять на работу людей из этой области, которые теперь смогут сосредоточиться на так называемой чистой кибер-преступности. Там 14 рабочих мест и сейчас к реальной работе преступили 11 человек.

- Что это за люди?

- Там профессионалы и полицейские. Полицейский стаж из них имеют четыре человека.

- Что, кроме интересной работы, вы можете предложить этим профессионалам?

- Это звучит как клише, но это своего рода чувство миссии. Плюс то, что в криминальной полиции очень интересно работать. В течение последнего полугода не было недели или двух, когда у меня не поинтересовались бы, как можно попасть к нам на работу.

- Когда мы сможем увидеть результат работы кибер-центра?

- Первые ласточки покажутся уже в этом году. Я считаю, что не стоит начинать с больших кусков, которые могут порвать рот. Для приобретения опыта сначала нужно заниматься простыми вещами. Поэтому я и могу обещать появления первых ласточек уже в этом году.

Сейчас в производстве находится уголовное дело, которое мы расследуем вместе с коллегами из Латвии и Литвы, о бомбовых предупреждениях, сделанных эстонским и латвийским торговым центрам в последние недели. Следствие еще только началось, но задержание подозреваемых – это вопрос времени.

- Центральная криминальная полиция является одной из самых засекреченных организаций Эстонии. Что стало самым большим результатом вашей секретной работы в прошлом году?

- У нас много таких историй, о которых мы не можем ничего говорить. Но у нас и нет цели любой ценой рассказывать обо всем. Есть много работы, которая остается скрыта.

Наша цель, кроме раскрытия преступлений, и их предупреждение. Например, в прошлом году у нас была одна история, где планировали жестокое убийство, а нам удалось его предотвратить. Это все, что я могу об этом сказать.

В нашу орбиту интересов входят люди, чей стиль жизни влечет за собой совершение преступлений. Это значит, что если мы видим, что они что-то делают и ситуация становится критической, мы должны это остановить. Этим мы и занимаемся.

- А не должно быть так, что каждый, кто планировал убийство, должен предстать перед судом?

- Обычно это вопрос взвешенного выбора. Особенно в том, что касается убийств, мы не можем рисковать и позволить ситуации развиться до того, чтобы убийство произошло, и только с той целью, чтобы у нас была возможность собрать доказательства о планировавшемся преступлении.

Главное, предотвратить и самим контролировать ситуацию. Однажды каждый преступник предстанет перед судом.

- То есть, в принципе, ваши парни подошли на улице к человеку, планирующему убийство, и сказали: не делай этого, мы у тебя на хвосте?

- Если бы предотвращение было таким простым, то мы отдали бы вам список своих объектов, Postimees опубликовал бы его на первой странице, и они прекратили бы совершать преступления. В реальной жизни все нет так. Но я не могу говорить, что мы сделали в этой истории.

- А потенциальная жертва все же знает, что ее жизнь была под угрозой?

- Обычно нет, но в этой истории знает.

- Центральная полиция проявляла большой интерес и к человеку, убившему Николая Таранкова, но тут не удалось предотвратить гибели человека, хотя я предполагаю, что Таранков был в серьезной оперативной разработке.

- Конкретно Таранкова мы не отслеживали.

- Но отслеживали его ближайшее окружение.

- Я понимаю, что вы провоцируете, но что я могут тут сказать? Задним числом и я сейчас не могу сказать, могли ли мы своими знаниями предотвратить это преступление, или должны ли мы были предвидеть его. Какие-то вещи предвидеть невозможно.