Софи Оксанен: твое молчание тебя не защитит (3)

Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Copy
Софи Оксанен
Софи Оксанен Фото: Peeter Langovits

Мы должны сами бороться за то, чтобы в мире больше не рассматривали историю Европы сквозь советскую призму, в чем застряла и Финляндия, заявила финская писательница Софи Оксанен в понедельник в своей речи, произнесенной на конференции Энна Соосаара.

В мои школьные годы на стенах финских классов висели карты мира, где границы Финляндии были четкими, как и границы СССР, а Эстонии не было видно. Невидимой на карте страны не существует – какой бы ни была причина. Трудно рассказывать о ней тем, кто ничего не знает, в том числе о пережитых этим народом несправедливости и опасностях. Наличие этой страны трудно доказать, ее нельзя показать на карте мира, которая висит на стене класса, напечатана в школьном учебнике или газете, нельзя показать и ее государственный флаг. А от карт мира остается сильный визуальный отпечаток в памяти, который переносится далеко.

В соседних с нами странах и в Советском Союзе использовались такие же карты мира – на которых не было ни независимой Эстонии, ни других стран Балтии. Я помню, какое замешательство возникло, когда учитель географии в середине 1990-х стал рисовать на старых картах в школьных учебниках, которыми мы по-прежнему пользовались, новые государственные границы и велел ученикам сделать то же самое. В то время финская молодежь уже знала о независимости стран Балтии, но рисование границ балканских стран не вызвало никакого заметного интереса, хотя раньше нам не приходилось марать учебники таким образом. Отсутствие воодушевления было вызвано тем, что приходилось учить новые сложные названия, но нам не объяснили, зачем пришлось учить новые границы и как они возникли. Это опять-таки наложилось на то, что в наши школьные годы мы рассматривали Югославию сквозь советские очки.

Югославия была для учеников понятной и простой. Представления о новых странах не было, никто не знал и о войне, виновники которой были ясны лишь немногим. Без этого представления трудно учиться и запоминать. То, что учитель географии перерисовал границы, было довольно лихо, поскольку урок географии был единственным, где в мои школьные годы касались этих тем.

Могу себе представить, что такая реакция была и в других местах, и вероятно, поэтому многие по-прежнему путают Балканы и Балтику по мере удаления от них, хотя такое случается и в Скандинавии.

Помимо карт, советский нарратив доминировал и в школьных учебниках. В “офиневших” финских школьных учебниках повторяются знакомые советские рассказы о том, как Советская армия, так сказать, освободила страны Балтии и как мирный Советский Союз после Второй мировой войны ни разу не воевал. Унесшая много жизней Афганская война была признана “проблемой”, однако Вьетнамская война критиковалась на множестве страниц. “Офинение” школьных учебников явно прослеживается, если сравнить то, как рассматривался СССР и Соединенные Штаты, например, в серии книг “История и мы”. Там, где о Советском Союзе публиковались схемы, демонстрировавшие гигантский рост промышленного производства, а о США публиковались диаграммы, которые показывали, как в крупных городах растет преступность. Бедность, наркомания и другие ужасы в США занимали много места, в то время как в Советском Союзе все было прекрасно и процветало.

Некоторые финны бывали, конечно, в Таллинне, Выборге, Петербурге и Москве, видели что-то своими глазами; некоторые учителя преподавали не только по официальным учебникам. Какой-то финский библиотекарь тайком собирал дома книжки, вычеркнутые из фондов и предназначенные для уничтожения. Верю, что у таких тайных домашних библиотек были читатели.

Рассказы обычных людей пробили брешь в железном занавесе, но большая часть западных жителей никогда не видела своими глазами, что на самом деле стояло за советской пропагандой. Они усвоили то, что помнили по школьным учебникам, читали в газетах и видели по телевизору. Те, кто попадали в Советский Союз, видели там лишь те места, которые было позволено показывать иностранцам, и жили в гостиницах для интуристов.

Время западного империализма в школах подробно изучалось. Слово “империализм” никогда не связывалось с Советским Союзом, а с Россией оно не связывалось даже после крушения Союза, Бронзовой ночи или Грузинской войны. Вместо этого в языке новостей и на школьных уроках до сих пор успешно используются такие выражения, как “мышление преимущественного права” или “политика преимущественного права” России или СССР, а страны Балтии и Восточной Европы могут назвать “буферными государствами”.

Эта риторика не содержит в связи с Россией или СССР понятий о колониях или бывшей метрополии, хотя именно эти слова соответствуют действиям СССР, основанным на давлении, ограблении колоний и рабском труде, а также новым целям России.

Только в связи с войной на Украине в некоторых западных СМИ относительно России стали использовать лексикон, указывающий на империализм, несколько стыдливо, но все же. Слово присутствует именно в передовицах и текстах внештатных колумнистов. Т.е. это субъективное определение. Оно пока не входит в язык, базирующийся на фактах, или нейтральный язык новостей. Но для начала и это хорошо.

Одна из причин успеха восточного соседа состоит в том, что нет привычки связывать понятие “империализма” с Россией несмотря на то, что могущество Советского Союза опиралось на грабеж владений и рабский труд, а половина европейских стран долгое время была колониями восточной метрополии. На Западе считалось, что империализм касается лишь прошлого Соединенных Штатов и Западной Европы, а колонии представлялись как нечто заморское, что-то связанное с людьми другого цвета кожи. Так влияла советская пропаганда – в те кулисы, которые рисовали союз как колыбель добровольной дружбы народов, продолжали верить.

Используя классическую тактику игры, Россия обвиняла США в империализме, по многим каналам отправляла за рубеж сообщения, содержавшие лишь положительные эпитеты в адрес Советского Союза, и рассеивала сомнения относительно себя. Поскольку понятие “империализма” было направлено в адрес США, это слово, естественно, нельзя было употребить в отношении СССР. России удалось в ходе долгой работы сделать мифы, на которых держится ее позиция, естественными.

Многие бывшие колониальные страны двигались в совершенно противоположном направлении. Франция и Великобритания не могут вмешиваться в написание истории своих бывших владений. На их вмешательство в дела бывших колоний смотрят косо, за исключением тех случаев, когда они пытаются исправить нанесенный ущерб. Благодаря этому и в бывших метрополиях, и в бывших колониях положение притесненных групп людей намного улучшилось. Постколониализм сделал системы власти зримыми. Кроме всего прочего, за развитие можно поблагодарить движение феминисток, антирасистскую деятельность и постколониалистское сознание того, что язык – это средство использоваия власти, транфсормирующее действительность.

Законов недостаточно – равноправие не может развиваться, когда язык рождает неравенство и поддерживает систему, где голос униженной стороны не слышен.

Наверх