«Кеэлекюмблус» в 1949-м и 2000-х

Снимок иллюстративный Фото: Elmo Riig / Sakala

Ранним утром 25 марта 1949 года двухлетнюю Тийу силком подняли с кровати. Поезд помчал ее в сибирские морозы навстречу самому что ни на есть раннему языковому погружению, истинным родоначальником которого был скорее грузин Джугашвили, чем современные канадские лингвисты.

Режиссер-постановщик и журналист Карл Келло повествует на страницах «Учительской газеты», как вставший после Второй мировой с колен народ-богоносец, он же большой русский «брат», под наркозом патриотизма и при помощи тогдашних духовных скреп изнасиловал свою эстонскую «сестренку» и в ускоренном темпе обучил ее на бескрайних просторах СССР великому и могучему языку Пушкина. По иронии судьбы всего через каких-то 68 лет «сестренка» весьма непринужденно предложила окунуться в язык «убогого чухонца» немногочисленным потомкам своего «братца-насильника».

Депортация двухлетней Тийи Теэсалу, ее трех несовершеннолетних сестер и ещё 5717 таких же детей, как и они, была грамотно назначена на выходные, чтобы в замес попали даже интернатовские дети. В понедельник, 28 марта, в Эстонии не было ни одной школы, в которой не пустовали бы парты.

Мама Тийи, женщина слегка за тридцать, была объявлена кулачкой» за то, что когда-то жила в шикарном двухэтажном отцовском доме в Валгамаа. Отец был арестован и отправлен в Воркутинский исправительно-трудовой лагерь еще раньше.

«Кеэлекюмблус» по-сталински начался для Тийи сразу по прибытии: в детском саду, в который ходили как местные, так и репрессированные татары и казахи, латыши и литовцы, немцы и эстонцы. Конфликтов на национальной почве не было, за исключением случая, когда русские пацаны с криком «а ну-ка отсюда, фашистка!» столкнули Тийу с высокого обрыва в холодный родник. «Об этом я не осмелилась рассказать даже домашним, - вспоминает она. - Думала, что жизнь – она и есть такая».

Ускоренный «кеэлекюмблус» героине повествования пришлось испытать в жизни дважды. «Тогда это погружение выглядело так, что мы ходили в детсад, должны были справляться и справлялись-таки, - вспоминает она. - Сначала мы выучили русский, а через семь-восемь лет пришлось пройти так называемые дополнительные курсы по эстонскому».

Вернувшись на родину поздней осенью 1956 года, Тийу не говорила на родном языке на должном уровне и не умела писать, однако уже к весне благодаря терпеливым педагогам в ее табеле стояли только пятерки и четверки. После могучих сибирских березняков и безумно красивых цветов она была страшно разочарована угрюмостью эстонских лесов, поскольку по рассказам мамы Эстония представлялась ей раем на земле.

Отец Тийу вернулся на родину по амнистии годом ранее – в 1955-м. В последний раз он видел свою дочь, когда ей было семь месяцев. Годы разлуки сделали их почти чужими людьми. Тийу побаивалась отца и не понимала причин его озлобленности на жизнь, ведь когда-то он был очень добрым и готовым прийти на помощь. Лишь в 49 лет, получив доступ к архивному делу КГБ, она осознала все мотивы произошедшего и захотела написать об этом книгу.

Изучать историю в Тартуском университете Тийу не позволили, зато сказали, что есть свободные места на русской филологии. Она нисколько не жалеет о выборе профессии, поскольку могла тоннами читать великих классиков на языке оригинала и зарубежных авторов в переводе.

«Говорят же, что нужно знать язык своего врага, - говорит Тийу Теэсалу. - Я не была ни против русского языка, ни против русских людей, но была против той власти и несправедливости, жертвами которых стали наши родители и мы, тогдашние дети и молодые люди. В течение 35 лет я преподавала красивый русский язык эстонским ученикам и знакомила их с русской культурой через литературу. Хотелось бы, что к моему народу и языку относились также, но…»