Александр Пашутин: лучше сыграть двести маленьких ролей, чем одну большую

Александр Пашутин в британско-российском сериале "Ленинград". Фото: Photo ITAR-TASS/COVI

«Многие вспоминают даже роли, которые я сам забыл. Раз люди это помнят, значит, я рулил туда, куда надо. И – еще не вечер. Я парень молодой. Мне всего 74 года!» – говорит актер Александр Пашутин в интервью Rus.Postimees.ee.

С 5 по 8 апреля в Нарве, Таллинне, Тарту и Йыхви будет показан российский антрепризный спектакль «Одинокая насмешница» по пьесе Лиона Измайлова и Алексея Цапика, посвященный 120-летию со дня рождения великой Фаины Георгиевны Раневской. Роль Раневской исполняет Ольга Миропольская В спектакле занят также Народный артист России Александр Сергеевич Пашутин, которого многие наши читатели наверняка знают и любят. Собственно, не знать Пашутина сложно: за длящуюся почти полвека карьеру он сыграл роли более чем в двухстах (!) фильмах и сериалах, и это не считая ролей в театре.

Таллинн, теннис и театр

– «Одинокая насмешница» – спектакль про великую актрису Фаину Раневскую. Вы знали Фаину Георгиевну в жизни?

– Однажды я даже побывал у нее дома. Мы с Сергеем Юрьевичем Юрским снимались в одном фильме, это было году в 81-м или 82-м, и он пригласил меня заехать с ним к Фаине Георгиевне. Я, конечно, согласился, и это была очень памятная встреча. Когда мы приехали, она себя плохо чувствовала, дверь в квартиру была открыта, чтоб она не закрылась, Фаина Георгиевна поставила бронзовую индийскую вазу...

Сергей Юрьевич от входа сказал, чтобы ее не испугать: «Фаина Георгиевна, здравствуйте, это Сережа Юрский, я пришел с актером Сашей Пашутиным...» Она сказала со неподражаемой интонацией: «Мне знакома эта фамилия!..» Она лежала в постели, Сергей Юрьевич пошел к ней в комнату, а я остался в гостиной, рассматривал фотографии знаменитостей с дарственными надписями – от Ахматовой, от Рихтера...

Потом мы с Фаиной Георгиевной побеседовали. Я рассказал, что видел ее в спектакле театра Пушкина «Деревья умирают стоя». Это было потрясение – играла она гениально. Вот, знаете, есть просто высокие горы, а есть Джомолунгма, самая высокая гора в мире – вот это был ее уровень... Раневская обрадовалась, сказала, что о том спектакле мало кто помнит – это был 1961 год, кажется. Потом я видел ее в еще одном спектакле, «Дальше – тишина...», постановка великого Эфроса, она играла там с великим Пляттом, и до сих пор, когда я об этом вспоминаю, у меня перехватывает горло. Это – та вершина актерского мастерства, которое даже нельзя назвать актерским мастерством, это нечто большее. Помните, у Гоголя в «Портрете» сказано про явления, которые невозможно выразить словами? То, что я видел, когда смотрел спектакль «Дальше – тишина...»... великую сцену прощания... У меня и сейчас слезы подступают!

Потом Фаина Георгиевна приглашала меня к себе, говорила: «Приходите, Сашенька, когда я выздоровею, я вас чаем напою!» Она была разная – в быту одна, на сцене другая... К сожалению, мне не пришлось с ней играть на одной сцене, я пришел в театр Моссовета, когда она там уже не работала. Но ее спектакли – это великое искусство. И, конечно, ее афоризмы. Как, знаете, ее спрашивали: «Кто более верен – брюнетки или блондинки?» Она отвечала: «Седые!» Гениально же, правда? Фантастические мозги...

– Кроме того, вы прочтете в Йыхви «Тотальный диктант»...

– Да, с выражением, достойным приличного артиста, я прочту текст Леонида Юзефовича. Вообще говоря, я Эстонию и особенно Таллинн очень люблю. У вас работал мой друг, однокурсник Боря Трошкин, замечательный артист – к сожалению, он ушел очень давно... Я любил и улочки таллиннские, и чистоту эту прибалтийскую, и аккцент эттот приппалтийский...

– Этто ффсё-ттаки эсстонский аккцент!

– (Смеется.) Ну да, я понимаю, что Эстония, Латвия и Литва – разные страны, я человек грамотный, но для нас это одно слово, одно понятие – Прибалтика. Я у вас еще хочу, как сейчас говорят, пропиарить наш очень хороший спектакль «Калифорнийское танго», там и Света Тома занята, и Анатолий Журавлев, и Анечка Терехова, – вдруг нас пригласят с этим спектаклем в Таллинн?..

А еще, когда я был в Таллинне в 1981 году, через год после Олимпиады, и впервые взял в руки теннисную ракетку. Купил у вас там ракетку «Дуэль», мне ваш тренер объяснил, как бить по мячу, поставил меня к стеночке, а потом сказал: «Возьмите этот мяч с собой». Тогда каждый мяч был на вес золота... И еще одно воспоминание: я играл в Таллинне шофера автомашины в фильме «Профессия – следователь», и мне ваши ребята-гонщики объяснили, что управлять машиной надо не руками, а ногами. Я уже давно вожу машину – и всегда помню этот урок. В общем, для меня встреча с Таллинном и эстонским зрителем – очень приятная, много воспоминаний...

– А в теннис вы до сих пор играете?

– Играю, да! К слову, я Таллинн беру с собой ракетку и мячи, если кто захочет со мной поиграть, я с удовольствием. Я не подведу московскую братию, я играю прилично!

За 75 рублей какое бытие, такое и сознание!

– Вы дебютировали в кино в фильме серии «Штрихи к портрету В.И. Ленина». Как вы в советское время относились к политическому кино и театру? Я только что взял интервью у Романа Виктюка, и он рассказывал, как ему удалось избежать постановок спектаклей о Ленине...

– Это действительно было мое первое кино, и это были, извините за пошлое слово, деньги, которые потом легли в первую мою кооперативную квартиру, я снимался десять дней, снимали мы ночами... Кроме того, мы снимались с Михаилом Ульяновым, который играл Ленина, и это было здорово. Что до отношения – да, всё это было в СССР героизировано, и есть гениальный фильм «Коммунист» с Урбанским, но вообще-то я к этому делу относился не очень хорошо. Дело в том, что я не был ни пионером, ни комсомольцем, и в партии не состоял...

– Как же вас угораздило даже пионером не стать?

– Объясню! Когда я пошел в Суворовское училище, мне было одиннадцать лет, я еще не был пионером, потому что я был не самый хороший ребенок – московская шпана такая... В Суворовском училище не было пионерской организации, а когда нас брали в комсомол, я оттуда уже ушел, мне было 16 лет, я приехал в Москву, поступил в студию при МХАТе, стал работать, пошел в школу рабочей молодежи, два года туда проходил – и там я уже знал про комсомол всё, что это и чего это. А уж партия для меня – это нечто вовсе запретное было...

– Вам предлагали в нее вступить?

– Никогда – все знали, какие у меня настроения. Из-за этого меня, кстати, не хотели брать в поездку за рубеж на съемки фильма «Освобождение Праги». Театр не давал мне характеристику, потому что я не ходил на курсы марксизма-ленинизма! Причем курсы были такие: вы можете не ходить, но ходить вы обязаны – понимаете?..

– Добровольно-принудительные.

– Именно. А я знал себе цену и говорил им: вот у нас есть актриса, член партии, так она может хоть десять лет ходить на курсы марксизма-ленинизма – от этого ничего не изменится, она какой плохой актрисой была, такой и останется. И еще я говорил так: вы твердите, чтобы я изучал Маркса, который сказал, что бытие определяет сознание, – а какое у меня может быть бытие, если я с высшим образованием получаю зарплату 75 рублей? Какое бытие, такое у меня и сознание! И никто не мог мне возразить.

Причем с 75 рублей снимали пять рублей подоходного и еще пять, как я говорил, «членский взнос» за бездетность, итого на руки – 65 рублей, это с мхатовским-то образованием! Поэтому я и пошел крутиться во всякие фильмы. Есть фильмы, где я играл роли, и есть фильмы, где я тупо зарабатывал деньги. У великих – великих! – актеров, будь то Дастин Хоффман или Майкл Кейн, такие фильмы есть тоже. Только нам денег платили и платят меньше...

– О вас справедливо пишут, что роли у вас яркие и запоминающиеся, вместе с тем по большей части это роли второго плана. Мне как зрителю это несколько обидно, честно говоря. А что ощущаете по этому поводу вы – как актер?

– С одной стороны, я знаю людей, которые сыграли один раз главную роль, а потом больше ничего не играли. С другой, были ведь Ролан Быков и та же гениальная Фаина Георгиевна, у которых больших ролей почти и нет. У меня были крупные роли – в фильмах «На безымянной высоте», «Парад планет», «Смерть шпионам», «Плюмбум, или Опасная игра», в «Премии» у меня вторая роль после Евгения Леонова, он там играл хорошего бригадира, а я – плохого... Это всё бывает по-разному. Был гениальный Боря Брондуков, который у Данелии в «Афоне» сыграл пару реплик – и всем ими запомнился...

Зато, если вы видели мою фильмографию, я с 1970 года, как начал, все время снимаюсь. Не было года, когда я не снимался. Как по мне, лучше не сто метров пробежать и уйти из спорта, а бежать марафон, вот как Зельдин, который играл, когда ему было сто лет. Конечно, я хотел бы выбрать второй вариант. Да, у тебя нет своего «Чапаева», как у Бабочкина, но зато ролей много. И, знаете, многие вспоминают даже роли, которые я сам забыл. «Александр Сергеевич, как вы потрясающе сыграли у Матвеева в “Судьбе”!..» – а у меня там крохотная роль пациента сумасшедшего дома, моего имени и в титрах нет... Люди это помнят, а значит, говорю я себе, я рулил туда, куда надо. И – еще не вечер. Я парень молодой. Мне всего 74 года...

– ...И вы в отличной физической форме. Это природное – или вы предпринимаете для этого усилия?

– У меня за спиной Суворовское училище, а там спорт – основа основ. В училище у меня был разряд по лыжам, по гандболу, баскетболу, волейболу, первый разряд по боксу... Я никогда не курил и не пил, вообще я эгоист, если говорить о моем здоровье. Я без спорта не могу и всегда говорил студентам так: «Пианист должен заниматься каждый день, балерина должна каждый день упражняться у станка, как Плисецкая и Уланова, а артисты, если у них нет спектакля или съемок, выпивают и так далее... Нам надо любить свою профессию, надо поддерживать форму каждый день».

Так что я и сейчас хожу в спортивный клуб, огромный, лукойловский, беру туда большую сумку, где у меня и боксерские перчатки, и плавки, и две ракетки. Я в этом клубе уже двенадцать лет. Мне нравится спорт, нравится выигрывать в теннис у молодых...