Патрисия Каас: песни должны помогать людям, пережившим ужас

Патрисия Каас на концерте в Париже. Фото: LionelUrman/Panoramic/Scanpix

«Я не владела французским в совершенстве, однако тридцать лет спустя оказалось, что мои песни изучают в школе – значит, они для этого вполне годятся», – рассказывает Каас о начале своей карьеры в эксклюзивном интервью порталу Rus.Postimees.ee.

18 мая в Таллинне, в концертном зале Nordea выступит легендарная французская певица Патрисия Каас. В каком-то смысле нынешнее турне певицы – знаковое: в прошлом году она выпустила свой десятый студийный альбом – через тринадцать лет после того, как вышел альбом с оригинальными песнями «Sexe fort». Молчание было относительным (в промежутке вышли альбомы с перепевками «Kabaret» и «Каас поет Пиаф») – и все-таки, как рассказывает Патрисия, она молчала много лет потому, что ощущала эмоциональный тупик: «Я не была самой собой». Два года назад певицу накрыла депрессия, после чего она словно бы возродилась к творчеству. Об этом и многом другом Патрисия Каас рассказала в интервью нашему порталу.

– Ваш новый альбом называется просто «Patricia Kaas», и это название заставляет думать, что он отражает вас как личность лучше, чем предыдущие. Почему он называется именно так?

– Это сложно объяснить в нескольких словах, но... В самом начале я довольно много размышляла о том, как его назвать. Потом стали появляться песни, и все они были об очень глубоких, важных, актуальных для меня вещах. И если говорить о том, как я себя ощущаю сегодня, все песни, которые вошли на альбом, кажутся мне очень личными. Они рассказывают о той женщине, которой я являюсь сегодня, о женщине, которая больше ладит с собой, чем раньше, и куда больше в себе уверена.

Так что да, верным будет сказать, что этот альбом отражает меня как личность – на уровне выбора тем, выбора песен, выбора моей интерпретации этих песен. Я бы сказала, что для меня это своего рода новое начало. И это тоже одна из причин, по которым я решила дать альбому мое имя.

– Одна из самых сильных песен альбома называется «La langue que je parle». Там есть слова: «Язык, на котором я говорю, – оставшийся в живых... он рассказывает о женщине». Вы откровенно говорили в интервью об эмоциональном выгорании, которое предшествовало записи нового альбома, и о том, что альбом для вас – «своего рода возрождение», что теперь в вас «больше мудрости и больше души». Как именно менялся ваш язык?

– Конечно, «язык, на котором я говорю», – это способ, которым я выражаю самоё себя. Когда я только начинала карьеру певицы и приехала в Париж, то говорила с немецким акцентом (в детстве Каас жила в городке поблизости от границы с Германией, ее отец – германолотарингец, мать – немка; до шести лет Каас говорила только на саарландском диалекте немецкого языка – Н.К.), французский словарный запас у меня был достаточно невелик. Мое взросление сильно повлияло на язык, на котором я говорю, как и место, где я росла, то, чему я училась, то, чему меня учили дома...

Я не владела французским в совершенстве, но тридцать лет спустя оказалось, что это нормально, мои песни изучают в школе – значит, они для этого вполне годятся. Тридцать лет назад я оказалась лицом к лицу с людьми, которые критиковали мой язык: «У этой певицы явно нет будущего», – а теперь вот мои песни изучают школьники, и я этим, само собой, горжусь. С другой стороны, я за эти тридцать лет многому научилась – выражать себя в том числе. Я пою на нескольких языках. Главное – я научилась больше доверять себе и верить в себя.

– Есть певцы, считающие, что нельзя быть слишком откровенным: честность, в конце концов, порой воспринимается как элемент пиара, нехорошо смешивать песни и жизнь... Вы, наверное, считаете по-другому?

– Все-таки это зависит от темы. Когда я говорила о выгорании, для меня это было важно. Есть образ артиста: слава, деньги, никаких проблем – но это ведь ерунда. У нас тоже есть проблемы, мы такие же люди, как все остальные. Кроме того, я это сделала, чтобы дать другим людям надежду, потому что эмоциональное выгорание, которое два года назад накрыло меня на долгие шесть месяцев, принесло мне в конечном итоге и немало хорошего. Хотя в тот момент мне пришлось трудновато, но всё ведь зависит от характера человека. Конечно, можно было обо всем этом умолчать – но стоит ли молчать обо всем хорошем, что с тобой случилось? И потом, я уверена, очень важно, как именно ты говоришь о таких вещах, как ты говоришь о своей жизни.

– В новом альбоме есть песня о парижских терактах, которые произошли 13 ноября 2015 года. Верите ли вы в то, что искусство может изменить мир и уменьшить количество насилия?

– Это было бы прекрасно, конечно. К сожалению, я в это не верю, однако искусство все-таки может поспособствовать тому, чтобы люди стали более открытыми. Песня «Le jour et l'heure» («День и час») действительно рассказывает о парижских терактах, но в то же время она и о чем-то более общем: случаются дни, когда вам звонят и сообщают плохие новости, будь то 11 сентября или 13 ноября, когда вы узнаете, что потеряли близкого человека... Ваша жизнь опрокидывается, меняется. Да, конкретная песня появилась после конкретных терактов, но вообще она о том, как у людей открываются глаза, как они начинают говорить в открытую о чем-то, о чем говорить довольно сложно – будь то терроризм, инцест, гомофобия или насилие над женщинами. Я не утверждаю, что песнями можно что-то изменить, но если они хотя бы позволят пережившим какой-нибудь ужас людям более открыто говорить о своем опыте – это было бы уже хорошо. Надеюсь, так и происходит.

– В ваших песнях различим феминистический мессидж. Насколько он для вас важен?

– Я не отношу себя к радикальным феминисткам, потому что уже тридцать лет я, как говорят у нас, веду свою лодку (французское выражение, означающее «сама себе голова» – Н.К.). Современная женщина, как правило, умна и сильна. Да, это важно проговаривать, к тому же слишком часто от современных женщин требуют слишком многого: женщина должна быть красивой, но она должна и работать, и быть матерью, и так далее, и так далее. С другой стороны, хорошо, что мир в конце концов дал женщинам возможность быть теми, кем они хотят быть.

– На концертах вы часто исполняете свои старые песни – иногда в новых аранжировках, иногда нет. Менялось ли на протяжении карьеры ваше отношение к известным песням, таким, как «Mon mec à moi» и «Les hommes qui passent»?

– На каждом концерте я пою дюжину песен, которые уже известны – и которых люди ждут, потому что им нравится их слушать. Конечно, у меня возникало искушение как-то их изменить, но я всегда боялась это делать – все-таки эти песни любят такими, какие они есть. Но в ходе каждого турне интерпретация все равно чуть отличается. Мне кажется, в нынешнем турне это позитивный момент: люди радуются, когда слышат старые песни в чуть новом исполнении, и понимают, что для меня это – уже пройденный этап.

С другой стороны, когда поешь о любви в двадцатый раз, все равно поешь как в первый: это жизненный опыт, который так или иначе есть у каждого из нас.