Вечером 7 мая мы получили далеко не худший подарок к наступающему Дню Европы. Президентские выборы во Франции, исход которых многие считали судьбоносным для ЕС, завершились победой наиболее - из всех претендентов - верного европейской идее Эммануэля Макрона. Означает ли это, что евроапокалиптические сюжеты, которыми СМИ пичкали нас сверх всякой меры в течение последних полутора лет, наконец утратили актуальность? Да, безусловно. А следует ли из поражения Ле Пен - как и из предшествовавших неудач ее коллег в Австрии и Нидерландах, что популизм в Европе наконец похоронен? Нет, ни в коем случае. Он жив-здоров, и ничего ему не сделалось, пишет колумнист Rus.TVNET Иван Пауков.
Каким чудом пронесло Францию, или Почему французы не развели у себя «белой быдляндии» (4)
Ведь никуда не делись не только страх, политическое невежество масс и банальная человеческая глупость - традиционная питательная среда популистов, но и те побочные эффекты глобализации, что дали о себе знать и в июне прошлого года в Соединенном Королевстве и во время последних президентских выборов в США.
Неудивительно, что французская внутриполитическая ситуация будоражила комментаторов уже задолго до выборов: на первый взгляд, слишком много общего имела она с британской и американской. Та же массовая неудовлетворенность властью, то же растущее число людей, считающих себя жертвами глобализации, то же углубляющееся имущественное расслоение - и вдобавок в условиях пока не отмененного в стране чрезвычайного положения, вызванного разгулом радикально-исламского терроризма.
Ничто, вроде, не располагало к оптимизму. Каким же чудом Францию всё же пронесло?
У чуда, однако, были веские причины - и объективные, и субъективные. Остановимся на трех главнейших.
Причина 1, объективная. Выбор французов никак не противоречит оформившейся в последние годы общемировой тенденции, известной под названием «бунт против элит». Подобно Британии и США, во Франции банк сорвал новый политик, не принадлежавший к старым и скомпрометированным в глазах электората партиям.
Где, однако, сказано, что такой политик непременно должен быть националистом, правым либо левым популистом или евроскептиком? Теоретически - мог бы, но на деле никак не обязан. Совсем недавно видели мы, как на гребне той же волны оказался и ребячески неравнодушный к рекламной пене мультимиллиардер Трамп, на старости лет пожелавший стать еще и звездой мировой масскультуры (ибо именно так поначалу понимал он свое функционирование в большой политике), и откровенный политический проходимец Фарадж (один из главных идеологов выхода Великобритании из Европейского союза, бывший лидер «Партии независимости Соединенного Королевства» (UKIP) - прим. ред.)
Очень разные, надо сказать, господа, которых роднят лишь безошибочное чутье на конъюнктуру и гениальная маркетинговая стратегия. В этом смысле Макрон - один из них. Только, к счастью, вполне вменяемый и интеллигентный.
Сыгравший на обвале массового доверия к каноничным французским социалистам и республиканцам, Макрон воспользовался также и давней подозрительностью большинства французов к партии Ле Пен. Ведь, каким бы «обновлением» ни старался Национальный фронт (НФ) представить свои недавние внутренние рокировки, партия эта существовала еще до физического рождения Макрона. И за 45 лет огребла компромата никак не меньше, чем ее более удачливые конкуренты из мэйнстрима. Считаю, что Макрону просто сказочно повезло получить соперником во втором туре именно мадам Ле Пен, а не мсье Фийона.
Тут мы и подошли к причине 2-й, субъективной. Коррупционный скандал, похоронивший политическую карьеру Фийона, произошел исключительно вовремя для Макрона: ведь, невзирая на всем известные связи с Москвой, правоцентрист Фийон до последнего времени имел вполне внушительные рейтинги. Не будучи ни правым, ни левым, и, в отличие от Ле Пен, не имевший репутации экстремиста, Фийон мог бы стать куда более серьезным противником.
Но не стал. На второй тур удачливый кандидат вышел, унаследовав немалую часть электората выбывших конкурентов - в том числе и Фийона. И заодно - дополнительным бонусом - получил голоса тех, кто любой ценой желал остановить Ле Пен.
Именно таких голосов, по оценкам Jacobin Magazine, оказалось ни много ни мало - 43%. Ещё 33% голосовавших за 39-летнего кандидата узрели в нем символ политического обновления страны. Хотя непосредственно симпатизировавшие программе Макрона и ему лично уместились в скромные 16 и 8% соответственно.
То есть, имеем яркий прецедент: волна бунта против элит волею выгодного стечения обстоятельств и благодаря отлично продуманной кампании вынесла никак не квазинародного трибуна, но по всем показателям вполне элитарного кандидата!
И неслучайно: у «французского чуда» ведь есть и третья - также объективная - причина. Она - в заметной несхожести этносоциального портрета недовольных масс в ведущих странах англоязычного мира и Западной Европы. Механическое проецирование иными комментаторами англо-американской модели на континентальные реалии изначально страдало непониманием их глубинных различий.
Аккуратно протоколируя схожие формальные признаки - вроде углубляющегося конфликта метрополий и провинции или растущего имущественного расслоения, - авторы подобных схем, однако, не брали в расчет важного аспекта: нигде в континентальной Европе социальное неравенство коренного населения не выражено так резко, как в Британии - о Штатах просто и речи нет.
Нравится это кому-то или нет, но именно давняя традиция континентальной социал-демократии десятилетиями хранила исконные широкие народные массы не только очень эгалитарной Северной Европы, но и Франции, Италии и Испании от передаваемого из поколения в поколение щемящего чувства социальной отверженности и второсортности. Слишком давно знакомого британским и американским белым пролетариям и недавно выплеснувшегося в столь радикальной форме.
Такого обширного потомственного люмпенизированного пролетариата, как на Британских островах, в западной части континента просто не сыскать. Одна из веских причин - доступность качественного среднего и высшего образования, давно превращенных в Британии и США в такой big deal, что сам факт чьей-либо образованности служит почти однозначным указанием на финансовый статус семьи.
Французский же простолюдин в массе своей далеко не люмпен. Он сравнительно зажиточен, прагматичен и, соответственно, менее склонен к резким движениям: есть, что терять. В переходе на иную социальную ступеньку путем получения образования для него тоже нет ничего невозможного, это скорее вопрос выбора.
«Белой быдляндии» по британскому образцу французы у себя не развели: здешние люмпен-слои «отверженных» формируют прежде всего иммигранты-арабы, проблем с которыми, как видим, не оберешься, но... но какому арабу придет в голову отдать голос за НФ?
Так что, хоть никакого чуда и не произошло, для победы Макрона обстоятельства сложились просто идеальные. Впрочем (как видим мы на примере тех же Штатов), стать президентом - особенно для новичка в политике - намного легче, чем им быть. Но Эммануэль Макрон человек не менее талантливый, чем амбициозный.
Его первые сто дней еще не истекут к моменту парламентских выборов 11 июня, на которых недавно основанному Макроном движению En Marche, пока не имеющему ни одного мандата в парламенте, не придется рассчитывать ни на что иное, кроме коалиционного представительства. И точно так же сомнительно, что НФ, к чьим услугам сегодня 2 мандата из 577, вырастет в уже обещанную мадам Ле Пен сильную парламентскую оппозицию. Говоря же попросту, основной корпус «старой элиты» никуда не денется. С чем Макрону - невзирая на его ярко выраженный бонапартистский темперамент - придется считаться.
Но все это - дела внутрифранцузские. Для нас, европейцев, важно другое: Франция не только останется одной из основных движущих сил евроинтеграции, но и определенно в этой роли активизируется. О том, как будет реализовано избранным президентом обещанное им участие в реформировании Евросоюза, говорить пока рано, но ведущие эксперты не сомневаются, что теперь Париж будет делать все возможное для более тесного сотрудничества с Берлином.
В частности, британский The Guardian уверен, что именно в Берлин отправится Макрон с первым официальным визитом. То есть пока картинка вполне благополучная. Учитывая же совпавшую по дате с завершением французских выборов победу христианско-демократической партии Ангелы Меркель на выборах в северогерманской земле Шлезвиг-Гольштейн, а также предшествующие поражения правых популистов в Австрии и Нидерландах, можно предположить, что с популизмом на Старом континенте покончено и евроинтеграции снова ничто не угрожает.
Обольщаться, однако же, не следует. Радикальной панацеи от политического популизма нет - как нет ее от крыс, вшей и тараканов. Вся эта нечисть, обитающая на задворках цивилизации, однако, активизируется, когда слабеют цивилизационные барьеры, обеспечивающие наше сосуществование в параллельных реальностях.
Последний раз эти барьеры ослабели не так давно, когда среднестатистический белый европеец попал под перекрестный огонь разом трех пропагандистских потоков. Западные левые продолжали ему внушать, что он виноват чуть ли не от рождения - потому что родился белым, потому что родился в богатой части мира, потому что его предки так или иначе были колониалистами и прочая.
Националисты же при этом утверждали, что Евросоюз как наднациональное образование непременно лишит француза, чеха, поляка, латыша или датчанина его национальных корней, и превратит в безликий винтик глобального мира, управляемого заговором трансатлантических корпораций.
А о чем на разных европейских языках вещала Москва, хорошо известно.
И хотя никто из них никакой позитивной программы не предлагал, в массовом сознании весь этот вздор заметно потеснил очевидные факты. Например, что 70 лет европейцы живут без военных потрясений, а такого изобилия, как сегодня, Европа не видела просто ни в какие времена.
Что на нашем богатейшем континенте острота социальных контрастов не идет ни в какое сравнение с таковой в России, в странах Азии, Африки и обеих Америк (за исключением разве что Канады). Что, наконец, исключительно проекту совместной интеграции обязан Старый континент не только длительным периодом мирного развития, но и успешной конкуренцией на мировых рынках с такими гигантами глобальной экономики, как Китай или США. И потому у европроекта нет альтернативы - разве что реформированный европроект.
Главная европейская проблема сегодня - в отсутствии сильного политического лидерства. Как ни надежна и последовательна железная фрау Меркель, как ни энергичен и гибок пан Туск, - одной их воли для нормального функционирования (и тем более, обновления) сложного евроорганизма определенно недостаточно.
Оправдает ли Макрон их - и наши - ожидания?