Русский грек Эвклид Кюрдзидис: интеллигент, бандит, Гамлет и герой-любовник

Актер театра и кино Эвклид Кюрдзидис. Фото: из архива Эвклида Кюрдзидиса

Это уже стало традицией: наступает май – и известный российский артист Эвклид Кюрдзизис, как перелетная птица, отправляется в Таллинн.

Он уверен в том, что в жизни не бывает ничего случайного: каждая мелочь, каждая мимолетная встреча, каждое пустячное событие обязательно сыграют свою роль в будущем. Незначительный эпизод вплетется в полотно судьбы, обернувшийся тебе вслед человек сделает то, что ему предназначено, висящее на стене ружье непременно выстрелит. И сбудется то, чему суждено сбыться: даже если обстоятельства этому, казалось бы, препятствуют.

Вот уже в третий раз в Русском театре прошел Поэзоконцерт, посвященный 130-летию со дня рождения первого и единственного Короля поэтов – Игоря-Северянина, более пятнадцати лет прожившего в Эстонии и оставшегося здесь навсегда. И в третий же раз в постановке режиссера и продюсера Марины Тэе принял участие заслуженный артист России Эвклид Кюрдзидис. А мы встретились с ним накануне.

Геометрия по Эвклиду

– Ваш путь из маленького греческого городка Цалка в Грузии до Москвы был тернистым и, если так можно выразиться, витиеватым. И вы прошли его в очень непростое для театра и кино время. Трудно было? И много ли крутых поворотов пришлось преодолеть?

– Было по-разному, и теперь я даже удивляюсь, как выжил на последнем этапе. Мне шел шестой год, когда мы переехали в Ессентуки, там я учился в школе. Моим родным языком был греческий, и поначалу в русском я был очень косноязычным. Помогла любовь к литературе: пересказ у доски был для меня страшным мучением, и я вызубривал куски текста наизусть. Мечтал о театре, и после восьмого класса поступил в Днепропетровское театральное училище – туда принимали с 14 лет. По распределению попал в Луцк, в драматический театр, потом меня призвали в армию.

– В какие войска?

– В ракетные. Я оказался в знаменитом Капустином Яре, откуда отправляли в космос Белку и Стрелку. Плюсом службы могу назвать то, что мне довелось увидеть настоящую военную аристократию: сейчас таких офицеров, думаю, уже нет.

– А что было потом?

– Потом я работал в театре в Пятигорске, но его сожгли. Были девяностые годы – время веселое во всех отношениях. И я решил уехать в Грецию, к бабушке. Все тогда говорили, что надо уезжать. Я уже совсем собрался, а мой друг, который тогда учился в Москве в Литературном институте, предложил мне перед отъездом побывать у него. Я никогда раньше не был в Москве и согласился. Приехал и вдруг понял, что это – мой город. Мой до такой степени, что я все там знал. Было ощущение, что я уже ходил по этим улицам, видел этих людей, знал, что будет за тем поворотом. И я решил остаться в Москве.

– Разве это было легко?

– Это было совсем не легко. С моим днепропетровским средним театральным образованием меня ни в один московский театр не брали. И тогда я поступил во ВГИК.

– Вот так прямо взяли и поступили?

– Да, несмотря на то, что мне было уже двадцать пять лет и все мне говорили: куда ты лезешь, там только блатные учатся.

– Но вы видели себя театральным артистом, тогда почему – институт кинематографии? После него, насколько мне известно, попасть в театр было нелегко даже в советские времена. А уж в девяностыü, когда все российское искусство трещало по швам...

– Театральное образование у меня уже было, и я не видел смысла поступать, допустим, в Щуку, чтобы еще раз учиться в принципе тому же самому. Поэтому выбрал ВГИК, оказался в мастерской Анатолия Ромашина. Окончил ВГИК с отличием. Для этого пришлось уйти из общежития – там, конечно, жилось очень весело, но это веселье студентов, гораздо моложе меня, сильно мешало учебе. Меня приютили художники, жил в мастерской.

– Подрабатывали?

– Какое там! В творческих вузах это редко удается – нет времени: иногда даже ночевать приходилось во ВГИКе. Я не знаю, как я выжил. Немного помогали родители, помогали другие греки... Материально, конечно, было очень тяжело.

Как грек проторил путь датскому принцу

– В первый раз вы снялись еще студентом?

– Да, сыграл грека: Владимиру Мотылю для его картины «Несут меня кони» в эпизод был нужен именно грек. Но вообще в институте во мне актера как-то не очень видели, больше режиссера... Однако эта эпизодическая роль в последствии оказалась для меня очень важной.

– Вы выпустились в 1997 году, я так понимаю, в никуда.

– Ну да, как раз перед дефолтом. Несмотря на диплом с отличием, меня никуда не брали, я оказался никому не нужным. И в Москве, соответственно, я остаться не мог. Родители мои к этому моменту уже уехали в Грецию, и я понял, что они были правы – и мне нужно было уехать, и вообще надо было искать другую профессию. Я чувствовал: это конец, я проиграл свою жизнь. Но оказалось, что это только начало.

– Что произошло?

– В Москву приехал Петер Штайн: ставить «Гамлета». И он взял меня без проб!

– Каким образом?

– А вот здесь и выстрелил из прошлого мой грек из фильма Мотыля. Картина долго не выходила на экран, а когда наконец вышла, рядом со мной на премьере сидела женщина. Я не знал, кто это, она не знала, кто я. И когда мой герой появился на экране, она ко мне повернулась: «Это вы?» Мне было жутко стыдно за этот эпизод, но я признался: «Да, я». А она меня вдруг спросила: «А хотите у Штайна играть? Он скоро приедет ставить „Гамлета“ ». Я отнесся к этому предложению очень скептически – какая-то неизвестная женщина предлагает мне играть у Штайна. Я спросил: «А что, это так просто?» А она мне: «Ой, да я вас познакомлю». Оказалось, что это известная актриса Ёла Санько. И действительно, когда приехал Штайн, она мне позвонила. А Штайну нужен был артист, который может петь и танцевать. И в 1998 году состоялась премьера «Гамлета».

– Что вы испытали, когда поняли, что Штайн вас берет, что это не сон?

– Это было ощущение «из грязи в князи». Вчера ты был никому не нужен, а сегодня ты занят у режиссера с мировым именем, играешь в «Гамлете». И играешь вместе с Козаковым, Купченко, Мироновым, Смирнитским, Филипповым, Этушем... На дворе 1998 год, а гастроли расписаны на несколько лет вперед: например, известно, что в 2002 году мы должны ехать в Японию... Было ощущение полной нереальности происходящего – когда еще наступит этот 2002-й. И началась моя новая – гастрольная – жизнь: Болгария, Германия, Япония... Ну, и Петербург, конечно, тоже был большим подарком. И я понял, что все в нашей жизни неслучайно – и то, что я тогда попал в Москву, и то, что снялся в эпизоде, и то, что оказался на премьере рядом с Ёлой. Все для чего-то нужно, все имеет значение – не бывает случайных, бессмысленных встреч и событий. Вот еще пример: моя дипломная работа была по Олегу Далю, которого я очень люблю, эту работу даже отметила вдова Даля. А теперь я живу в доме, где когда-то жил он. Жизнь закольцовывается.

Типично русский для американцев

– Когда вас начали активно приглашать сниматься в кино, это были роли террористов и «лиц кавказской национальности».

– Да, на этой ниве я преуспел. И первое время пользовался бешеным успехом у правоохранительных органов. У милиционеров память фотографическая, но они не всегда помнят, откуда им известно лицо – из кино или из ориентировки. Они меня видели, я у них ассоциировался с опасностью, и меня, естественно, останавливали: «Гражданин, предъявите документы».

– Внешность ваша весьма симпатичная, но при этом и слегка специфическая. Хотя не знаю, русские тоже всякие бывают, да и в евреи вы вполне годитесь. Но – тем не менее – вам в кино мешает внешность? Роли злодеев-кавказцев, а если не злодеев, то иностранцев – ваша судьба?

– А ведь все зависит от точки зрения. Когда искали артистов на картину «Бабий Яр», американцы попросили отправить им фотографии актеров с типично русской внешностью. Российская сторона отправила 13 снимков: 12 – типично русских, а 13-й – мой. Как мне объяснили, для смеха. Так вот, с голливудской точки зрения, типично русским оказался именно я.

– Хотя играли еврея. Но, видимо, им был нужен типично русский еврей.

– И представления о злодеях в России и в США тоже разные. Мне хотелось сыграть какого-нибудь выразительного злодея, а они мне – «Да что вы, вы же типичный герой-любовник».

– Но в последнее время вы как-то отошли от телевизионного террора...

– Да, от таких ролей категорически отказываюсь. Как только слышу, что героя, которого мне предлагают сыграть, зовут Зурик.

– Ну да, добро бы еще Зураб. А то – Зурик. Как-то несерьезно.

– Но Зурик до меня все же дотянулся. Я отказывался даже читать сценарий, хотя меня убеждали, что он хороший, и роль хорошая. Режиссер – Александр Стриженов. Но в итоге в ход была пущена тяжелая артиллерия в лице Екатерины Стриженовой: Кате я не смог отказать. Так что буду Зуриком.

– Детектив всегда востребован, но хороших детективов ничтожно мало. Как и вообще хорошего российского кино. «Правда жизни», круто замешанная на чернухе, которая периодически получает высокие оценки специалистов, утомила зрителей. Утомили и бессмысленные мелодрамы «из жизни Золушки». И сейчас, среди прочих, существует такая точка зрения, что в России много хороших артистов, но очень мало хороших фильмов – с глубоким смыслом, с подтекстом, об отношениях между людьми, а не между полицией и бандитами, богатыми и бедными, коррупционерами и честными. Нет и комедий – умных и смешных. А в плохих фильмах бывает трудно разглядеть хороших артистов, понять их потенциал, но даже когда ясно, что потенциал велик – все уходит в свисток. Артистов обвиняют в том, что они в погоне за длинным рублем светятся во всякой чепухе.

– В принципе я согласен с такой точкой зрения, но не надо обвинять артистов в неразборчивости, и дело тут не в деньгах. Было время, когда за сериалы платили очень хорошие деньги, но эти времена в прошлом: я, например, больше зарабатываю на гастролях и на концертах. Но дело в том, что артист должен сниматься, в противном случае он теряет и квалификацию, и веру в себя, и смысл жизни. Я как-то год не снимался, потом пришел на пробы, а у меня поджилки трясутся. Мне говорят – ты что, ты же профессионал, а я объясняю: я не снимался целый год.

– Сейчас где снимаетесь?

– В восьмисерийном детективе «Чисто московские убийства», вместе с Людмилой Чурсиной и Леонидом Каневским. Это удивительные партнеры и удивительные люди.

Мэр и человек-оркестр

– Но у вас была в жизни еще одна роль, совершенно другого плана. Вы баллотировались в мэры греческого города Салоники. Это правда или байка?

– Это правда, но баллотировался я на пост одного из мэров. В Салониках есть губернатор и несколько мэров – по районам. Время было для Греции непростое, 2009 год, у меня в Москве съемки, спектакль, а мне из Салоников звонят: прилетай, подними людям настроение. В Греции большая диаспора эмигрантов из России – это и те, кто уехал в последние годы, и потомки эмигрантов первой волны. Их нужно было как-то объединить. Я сначала отказывался, но потом понял, что это миссия. Денег за это мне никто не платил, но я летал в Грецию и со всеми потенциальными избирателями встречался. Конечно, это была авантюра, но и актерский опыт, так что я об этом совершенно не жалею. Хотя под конец стало опасно. Но, тем не менее, все шло неплохо, я набирал популярность. Когда у меня брала интервью националистическая газета, которую все боялись, меня предупреждали, чтобы я был осторожен, но все обошлось, получилось нормальное интервью, никто меня не подставил. Но в итоге в мэры я не прошел.

– А что бы делали, если бы прошли?

– Там была прекрасная команда, 98 человек – научные сотрудники, писатели, очень образованные толковые люди. И мне сказали: если пройдешь – выберешь самого приятного и передашь полномочия ему. Конечно, не все было гладко. Как-то мне сказали: «Да какой же ты грек?» Но на этот вопрос мне было ответить легко: я – русский грек.

– И последнее: а что так привлекло вас в таллиннских поэзоконцертах? Вы востребованный актер, а Марина Тэе говорила мне, что многие отказывались читать стихи под военный духовой оркестр, не понимали – как такое вообще возможно.

– Я сначала сгоряча согласился, потом пытался отказаться, в итоге все же снова согласился. И нисколько об этом не жалею. Я счастлив, что у меня появилась такая традиция: каждый год в начале мая я приезжаю в Таллинн. Это совпадает с фестивалем «Виват, кино!» в Петербурге, который меня обычно приглашают открывать, но поучаствовать в открытии мне удалось только один раз. В этом году опять не успею. Но я вам так скажу: в первый раз со спектаклем в Таллинн я приехал лет десять назад, да и вообще был здесь много раз, но по-настоящему открыл ваш город для себя только после знакомства с Мариной, да и Северянина – тоже. Я вообще читаю стихи с разными оркестрами, но с военным – лишь здесь. Не только Северянина, но и других поэтов Серебряного века. Это здорово.