Реплика. Назло Путину к Бронзовому солдату не пойду?

Николай Караев. Фото: архив автора

В демократическом обществе День Победы можно любить или не любить, но запрещать его, осуждать тех, кто его празднует, и приравнивать их к поклонникам диктатуры, нельзя, считает журналист Николай Караев.

Позавчера в передаче ETV «Начистоту» («Suud puhtaks»), посвященной теме межнационального раскола, говорили в том числе, конечно, о 9 Мая и Бронзовом солдате. Понятно, что многих в этот день страшно раздражают огромные, без преувеличения, толпы – я намеренно не пишу «толпы русских», потому что это толпы людей во-первых и толпы людей разных национальностей, разных языков и прочего во-вторых, – которые несут к Бронзовому солдату цветы.

Вопрос в том, почему эти живущие здесь люди раздражают других живущих здесь людей. Если бы это были какие-то агрессивно настроенные толпы, тогда да: конфликтов никто не хочет. Но конфликтов никаких ведь давно и нет.

Достаточно ясно высказался на тему 9 Мая парламентарий Юку-Калле Райд, которого празднование дня победы над нацизмом задевает, потому что для него, как и для многих эстонцев, эта дата связана со второй советской оккупацией. Райд, как и многие, не разделяет победу над нацизмом и преступления сталинского и прочих режимов. С этой точкой зрения можно спорить, но логика за ней проглядывает, пусть, например, для меня эта логика и неприемлема.

Куда сложнее понять российского эколога Евгению Чирикову, уже несколько лет живущую в Эстонии. Она сказала буквально (по-русски): «Никакой проблемы с Бронзовым солдатом не существует. Есть проблема с путинским режимом, с пропагандой и с тем, что у путинской России, к сожалению, нет никаких достижений за последние двадцать лет, кроме победы в Великой Отечественной войне, к которой ни Путин, ни его режим никакого отношения не имеют. Поэтому проблема с Бронзовым солдатом в Эстонии закончится ровно в тот момент, когда выключится российская пропаганда».

Что это должно означать? Что пока президентом России остается Путин, нам, жителям совсем другой страны, стоит воздержаться от празднования 9 Мая? Только потому, что пропаганда другой страны использует этот праздник в каких-то своих целях?

По свидетельству Довлатова, Иосиф Бродский, услышав о том, что Евгений Евтушенко выступает против колхозов, сказал: если он против, я – за. Все трое уже в могиле, но принцип «назло бабушке уши отморожу», кажется, бессмертен.

Если Путин за день Победы, значит, мы должны быть против?

Если Гитлер строил автобаны – между прочим, символ небывалой успешности экономики Третьего рейха в 1930-х, – значит, мы ни в коем случае не должны стремиться к хорошим шоссе, и дороги наши должны быть все в колдобинах?

Нельзя ни в чем соглашаться с диктаторами (и с теми, кого кто-то считает диктатором)? Но ведь были люди, которые не любили диктаторов, а с ними все-таки соглашались. Гитлер не любил эсперанто (и уничтожал эсперантистов), считая, что этот язык-де может быть использован мировым еврейством после установления им мирового господства; Джордж Оруэлл, автор «1984», тоже не любил эсперантистов, полагая, что эсперанто пронизан некоей идеологией, – и именно этот искусственный язык взял за основу, когда описывал в «1984» новояз.

Я утрирую, конечно. И все-таки. Либо мы не отделяем мух от котлет – и не делаем ничего, что воспевает, скажем, телевидение РФ, и зубы по утрам не чистим, если именно это нам усиленно рекомендуют делать по российскому ТВ; либо отделяем, пользуясь таким полезным инструментом, как здравый смысл, и не делаем только то, что делать действительно нельзя. Убивать людей нельзя, в том числе за то, что они эсперантисты. А не любить эсперанто, равно как и любить эсперанто, – это личное дело каждого.

Так и с 9 Мая. В демократическом обществе можно любить или не любить этот праздник (я всё понимаю, и «разную историческую память» в том числе), но запрещать его, осуждать тех, кто его празднует, и приравнивать этих людей к диктаторопоклонникам, – нельзя.

Иначе мы рискуем превратиться именно что в диктатуру. Диктатура от демократии отличается ведь не тем, празднует она 9 Мая или нет. Просто при диктатуре объекты любви и ненависти определяются сверху, а при демократии их выбирает сам человек, разумеется, в пределах свободы других людей и рамках уголовного кодекса.