Российский актер Евгений Ткачук, сыгравший в сериале «Тихий Дон» Григория Мелихова, рассказал порталу Rus.Postimees о том, что сомневался, выдюжит ли такую роль.
Звезда телесериала «Тихий Дон»: что ни сцена – конец жизни!..
Только что по ETV+ можно было пересмотреть сериал Сергея Урсуляка «Тихий Дон» по роману Михаила Шолохова, впервые показанный в 2015 году. Роль Григория Мелехова в этом сериале исполнил актер Евгений Ткачук, за плечами которого – театральные Сципион в «Калигуле» и Парфен Рогожин в «Идиоте». А еще – Мишка Япончик в кино, две разные роли в двух экранизациях «Бесов» Достоевского, Леха в наделавшем шума «Зимнем пути» Сергея Тарамаева, роль, благодаря которой 30-летнего Ткачука критики назвали «потрясающим открытием»...
– Женя, наверняка по выходе «Тихого Дона» вам приходилось слышать, что Григорий Мелехов, сыгранный в 1950-х Петром Глебовым в экранизации Сергея Герасимова – вот то был Мелехов: косая сажень, видный, красивый собой, справный казак…
– (Улыбается.) Не то что я…
– Для вас имело значение то, что вы не будете похожи на образ Мелехова, каким его представляют себе люди, видевшие фильм Герасимова?
– Вопрос «похож я или не похож» мне в голову не приходил – артисты часто играют роли, которые до них уже кто-то когда-то играл. Так что быть непохожим, мне кажется, скорее плюс, а не минус. По правде говоря, когда я пересмотрел картину Герасимова, она показалась мне достаточно далекой от нынешнего восприятия. Во-первых, сам Глебов, когда он снимался в этой роли, был уже не того возраста, чтобы совершать какие-то решительные поступки. Естественно, это было кино, в котором делались акценты на то, что сегодня, спустя более полувека, кажется не столь актуальным, – время было другое, эпоха другая. Потому и переклички с той картиной не могло случиться по факту. И похожести с Глебовым, выходит, тоже.
– Это правда, что Урсуляк утвердил вас на роль без проб, что случается крайне редко?
– Нет, одна проба была: мы смотрели, как на мне будет «сидеть» казачий нос, ему же положено быть орлиным. Нос «сел» неплохо, даже изменил как-то лицо, сделал его, как бы это сказать, конкретным, что ли, – вытянутым, строгим... Другое дело, что когда я читал перед съемками роман, а читал я его впервые – в школе руки не дошли, я работал сразу в трех театрах и мне было не до школьной программы, – так вот, читая роман, я чувствовал себя всё хуже и хуже...
– Так неуютно вам было?
– Не то чтобы неуютно, но вот читаю и понимаю: одна тяжелейшая сцена, вторая, третья... А полегче где? А полегче, как выясняется, нигде, и с каждой новой сценой я понимаю, что мне потребуется немало сил, чтобы всё это поднять.
Я пошел к Урсуляку. «Сергей Владимирович, как же мы это будем снимать, когда что ни сцена, то конец жизни? Может, кого другого возьмете? Я не уверен, что меня хватит». Опять же – перед этим я снимался у Романа Шаляпина в «Бесах», фильме для меня принципиальном и чрезвычайно изнурительном. Но жребий, как говорится, был уже брошен...
– Великие истории – всегда вечные сюжеты, которые, желая того или нет, нередко примеряешь на себя...
– Наверное, потому и вечные, что ты можешь проецировать их на свое время, на что-то личное. Сложнее тут в том смысле, что если такое уже однажды было, снималось, игралось, ты должен искать свой заход в историю. Тут есть свои загадки. Вообще-то «Тихий Дон» написан как хроника, в этом романе множество сюжетных переплетений. Но главное – всё завязано на тяге к жизни, на привязанности к родному дому, к людям, которые тебя окружают. Конечно же, это история и про любовь, иначе она и не стала бы великой и вечной.
– Григорий Мелихов – станичник, сельский житель, а вы по жизни человек городской...
– ...И уже лет десять думаю о создании конного театра в деревне под Питером. Городской человек, сельский – это все относительно. Во всяком случае, я деревню Лепсари уже считаю станицей, хоть она и не станица.
– Женя, скажите пару слов о ваших партнершах из «Тихого Дона»...
– Я их люблю, хотя сказать, за что, всегда непросто, любовь не объяснить. Александра Урсуляк, сыгравшая жену Григория Наталью, сделала это тонко, просто хрустально. До картины мы знакомы не были, но в том, как мы общались на съемках, было что-то теплое, близкое – словно родной человек исподволь тебя постоянно поддерживает.
А вот Полина Чернышева, наша Аксинья, для меня стала каким-то инопланетянином, человеком, прилетевшим с Марса. У нее свои особые отношения с каждой травинкой, былинкой, веточкой. По окончании съемочного дня все отправлялись переодеваться, садились в автобус, готовились к отъезду с площадки, потом привычно звучал вопрос: где Полина? А она где-то неподалеку общается с цветочком, спрашивает: верно ли она сыграла сегодня свою сцену? Это было так трогательно по жизни и сумашедше. Такие вещи мне всегда так нравилось в увлеченных людях мне всегда нравились. На самом деле Полина – очень доверчивый, глубокий, чистый человек, и мне будет интересно следить за ее ролями.
– Какое послевкусие у вас осталось от этой роли?
– Не знаю, как это назвать... Наверное, это ощущение, что прикоснулся к роду, чувство, что мы все связаны единым стремлением держаться вместе высших ценностей. При том, что вся картина пронизана губительным разрушением этих ценностей, есть надежда, что мы прикоснулись к чему-то важному и незыблемому. Это и в самом романе Шолохова так, и в том, к чему стремились, что искали в своей работе.