Ээро Эпнер: нашествие людей без свойств (1)

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Драматург театра NO99 Ээро Эпнер.
Драматург театра NO99 Ээро Эпнер. Фото: Tairo Lutter / SL Õhtuleht

Человек без свойств сводит мир к простым конфликтам: эстонцы против русских, гетеросексуалы против тех, других, богатые против бедных, удочки против рыбы, мои враги против меня. Он не хочет, чтобы кто-то на кого-то злился – за исключением русских, но это окей, для него потерянный голос русского равен двум обретенным голосам эстонцев, пишет в Postimees драматург Ээро Эпнер.

Они не сомневаются. Они ни в чем не сомневаются. Они – люди-догматики, они в первых рядах всех партий, они захватили эти партии, захватили всю страну. Они не замечают трещин, которые каждый день демонстрирует им мир, потому что их ботинки чисты, их тела здоровы, на их лицах нет шрамов и в их словах нет мировоззрения.

За миг до того, как на ток-шоу включается камера, их охватывает панический страх, под их галстуками пробегает капелька пота без холестерина, потому что дебаты, эта подлинная суть демократии, – не их стихия. Когда у тебя нет мировоззрения, а есть только избранные факты, ты не хочешь сталкиваться с чужим мнением, ведь у тебя самого нет никакого. Другое мнение означает возможное сомнение, ведь в чужом мнении всегда есть толика правды, – но эти люди не сомневаются. Пусть они и молоды, большинству нет еще и сорока, политика для них – не способ изменить мир, ни даже способ конструировать мир, – нет, это возможность сделать из мира образ и потом в этот образ уверовать. «Жизнь в нужное время сама покажет, как и для чего нужно жить», – думают они так же, как сказал когда-то Михаил Чехов. А потом они оглядывают телестудию и успокаиваются. Люди без свойств в студии повсюду.

Что-то в них напоминает жеванную-пережеванную жвачку: вместо сложности мира – маленькая блеклая фиговинка со вкусом избитых истин. В эпоху, когда всё делается еще гибриднее и гибриднее и инфопотоки растут с умопомрачительной скоростью, эти люди сводят мир к простым конфликтам: эстонцы против русских, гетеросексуалы против тех, других, богатые против бедных, удочки против рыбы, мои враги против меня. Словно больше в мире ничего никогда и не было, только один-два больших водораздела, но зато уж вечные, те, которые нужно описывать в каждом избирательном цикле заново, и так – до скончания времен, в котором ждут кафе после выборов и рейтинг больше тридцати процентов, главная из всех демократических побед.

Сами люди без свойств обосновывают возведение стен ненависти политтехнологиями и глупыми избирателями, которые не в состоянии мыслить сложно, и, может, они даже правы, но потом они позируют в газетах перед выборами председателя партии, стоят перед книжными полками, чтобы произвести впечатление людей интеллигентных, и единственное, что проглядывает из-за их спин, – бесконечная череда научно-популярных брошюр и детских энциклопедий. Иногда за пару страниц до них фотографу позирует бизнесмен за шестьдесят, переживший несколько банкротств, некогда пытавшийся изменить политику, и его комнату наполняют книги, описывающие мир не по-простому, через энциклопедически неоспоримые факты, а с неизбывным сомнением.

Но люди без свойств не сомневаются. Они знают: чтобы продраться сквозь инфочащобы и принимать решения, нужна сила воли, однако в конечном итоге люди без свойств – просто люди, на большее они не способны. Весь день они тратили силу воли на спорт, последнюю крепость, которая придает их характеру некоторую твердость. Люди без свойств знают, что пробежать марафон в нынешней политике стоит больше, чем ликвидировать социальную несправедливость. И они стараются. Они правда стараются. Поздно вечером в кабинете премьер-министра брезжит огонек: он работает. Отвечает на каждый мэйл, присланный гражданами, его пальцы бегают по клавиатуре. Он не хочет, чтобы граждане затаили обиду, мол, премьер-министр не ответил им лично. Он не хочет, чтобы кто-то на кого-то злился (за исключением русских, но это окей, один потерянный голос русских равен двум обретенным голосам эстонцев, думают они).

Люди без свойств хотят не взбудоражить, но успокоить общество. Они отступают с поля брани и оставляют его типам, которые, удовлетворяя избирателя с его жаждой харизмы, призывают своими мощными челюстями кого-либо уничтожать; ярким и интересным политикам, захватившим политику, потому что люди без свойств удалились в кабинеты и пишут там безмолвные речи. Они тщательно пропалывают их на предмет любого образа, который может показаться двусмысленным или, того хуже, загадочным, и исчеркивают поля, набрасывая список тем, которые непременно надо затронуть, ведь нельзя никому дать понять, что о нем не говорят.

Их речи длинны, просты и пусты, пересыпаны риторической сахарной пудрой: вот какими эстонцы были, есть и будут. От шуток они давно отказались, юмор – не их стихия, потому что шутить – значит замечать противоречия мира и выпячивать их, а люди без свойств не хотят противоречий. Когда разгораются конфликты, они оскорбляются, по их мнению, расхождение во мнениях означает заговор, против которого помогают либо сахарная пудра, либо разговор с местным пиарщиком, рекомендующим (а) отвечать только письменно, (б) утверждать, что когда ты так думал, ты так не думал, и (в) использовать в своем ответе только утверждения и выражения «определенно», «конечно» и «естественно». Они – догматики, в их мире нет условности, а есть лишь победа и не-победа; они – в самом расцвете сил, люди со свежим и пустым взглядом, и когда они выходят из комнаты, о них не остается даже воспоминания.

Люди без свойств знают, что они забрались так высоко благодаря не исключительности, но отождествлению – отождествлению с ничем, с серой прозрачной массой, которая обычно покрывает стены заброшенных домов. Когда один такой человек уходит в отставку, а второй приходит на его место, читатель газеты различает их так, как различают потерявших лицо солдат: по аксессуарам. У этого цветные носки, у того подтяжки, у третьего часы из дерева, у четвертого красивая жена.

Люди без свойств не бывают ни последовательными, ни принципиальными, у них всегда есть партия, но нет мировоззрения. Даже и молодые, они – уже старики, которые переходят от одного избирательного цикла к другому в мягких теплых тапочках, безмолвно, дабы не потревожить ничей сон. Это люди без истории, меряющие время по графикам выплаты кредита.

Долги людей без свойств велики, жить-то как-то надо, и где-то жить надо тоже, и политика – единственное, что у них есть. С недоверием взирают они в своем телефоне на Обаму или Сандерса: им больше нравится бургомистр золотого века, деловитый и активный костюм, всегда на месте, всегда выслушивает жалобы граждан, всегда на холмах золотого века с деловым лицом отдает указания, как именно защищать национальные интересы. Однако больше всего им нравится какое-нибудь харизматичное Зло (Сависаар или Путин) – люди без свойств как серый экран, а Зло как слайд: оно раскрашивает экран и жизнь, его исчезновение оставляет в погружающейся в темноту комнате лишь постепенно собирающий пыль экран, у которого двадцать лет политтехнологий стерли все углы.

Они смутно помнят девяностые, но обижаются, когда им о девяностых напоминают. Тогда боролись за выживание, на поле брани тащили идеалы деревенских дурачков, а политика – не для дурачков. Политика – для людей со стабильной нервной системой, которые не падают, когда в газете появляется критическая заметка. Битвы ныне ведутся не за государство, битвы ведутся в спальнях и русскоязычных детсадах.

Люди без свойств гордятся своей стабильностью. Она позволила им терпеливо дождаться, пока околеет предыдущего поколения. Старики сделали черную работу, после чего вследствие особенностей характера выпали из шеренги. Да, характера. Зачем человеку без свойств характер? Характер препятствует созданию коалиций. Характер время от времени закрывает папку с надписью «То, что мы знаем» и начинает бесконтрольно, невозбранно болтать о мире, который мог бы быть. Мир мог бы быть простым и понятным, съедобным для всех, вроде нарезанного сепика: и хлеб, и булка, ноль усилий для анализа. Эстонии не нужен новый большой нарратив. Эстонии нужно много маленьких конъюнктур.

Иногда они пугаются. Замечают, что какая-нибудь их догма появилась под именем других людей без свойств: кто-то другой такой же начал теми же словами говорить о той же безопасности, о том же экономическом росте, о той же необходимости заботиться, доверять и иметь представление о будущей Эстонии. Человек без свойств чует, что сливается с другими, и это ведь хорошо, быть ярким популистом он не хочет, а либералом со свойствами – не может. Становясь в первых рядах партии или государства, он не желает ничего – только быть стабильной частичкой политической эволюции, сполна приспосабливаться к самым низким ожиданиям избирателей, называть это стратегией и считать себя хитрецом в белой кофте – не руководить, но быть руководимым.

Приходит вечер, сгущается тьма, человек без свойств слабым движением руки заставляет вращаться глобус в кабинете, мир опять превращается в хаотический калейдоскоп цветных пятен, рука останавливает этот хаос, движется к выключателю и гасит свет. На часах ровно пять, рабочий день окончен. На крохотную страну наступает ночь. Суперкомпьютеры в редакциях работают вовсю, счетчики кликов определяют успешность новостей завтрашнего дня, и только слепые кроты с тупой уверенностью подкапываются под фундамент этой страны без свойств – как на земле, так и под землей.

P.S. К герою романа Роберта Музиля данный текст никакого отношения не имеет.

Перевод с эстонского.

Комментарии (1)
Copy
Наверх