Реплика. «А гвоздь прибил соседку с обратной стороны...»

Николай Караев. Фото: архив автора

О сумасшедших соседках и порочном круге раздражения и злости пишет журналист Николай Караев.

У советских артистов Рудакова и Нечаева был такой комический куплет из цикла «С обратной стороны»:

Живу я в новом доме, согласен на обмен,

Здесь все отлично, кроме на редкость тонких стен.

Вчера я над кушеткой прибил портрет жены,

А гвоздь прибил соседку с обратной стороны...

Моему другу не повезло: у него есть сумасшедшая соседка. Вообще, судя по разговорам, так не везет слишком многим. Не удивлюсь, если через несколько лет кто-нибудь защитит диссертацию на тему «Сумасшедшие соседки и их влияние на поведенческие паттерны в Эстонской Республике».

Верхняя соседка друга такой была не всегда. Лет двадцать назад, в эпоху относительной молодости, она вела веселый образ жизни, «пила, курила и морально разлагалась», устраивала шумные вечеринки до утра, заливала друга, потому что забывала выключить кран, когда набирала ванну, оставляла свою несчастную собаку на лоджии, где животное и вынуждено было мочиться, и всё это весело лилось сверху на лоджию друга, – в общем, до поры соседка вела себя как многие нормальные люди. Полиция? Ну а что полиция. Пару раз приезжали, но в девяностые полиции было не до таких вот соседок, да и мы не умели еще отстаивать свои права так, как сейчас.

Потом возраст и многолетняя порча здоровья повлияли на соседку в лучшую сторону. Выпав где-то в гостях в пьяном виде из окна, она решила отказаться от прежнего образа жизни, сделалась набожной и покончила с порочными привычками прошлого. К сожалению, одновременно поведение соседки стало безумным. Она принялась громко разговаривать сама с собой, орать на воображаемых собеседников, производить разные таинственные стуки. А главное, живя в полном одиночестве, она решила посвятить себя перевоспитанию семьи моего друга.

Причем в том же ключе – общественного порядка. Теперь другу нельзя разговаривать с домашними после десяти вечера на кухне: соседка моментально начинает громко стучать в пол, чтобы прекратили и не мешали порядочным людям отдыхать. Не рекомендуется и ходить по квартире, особенно вечером – эти звуки («шаги твои ужасные» – цитата из записки, брошенной другу в почтовый ящик) соседку страшно раздражают.

За неповиновение она наказывает строптивцев, довольно громко врубая радио в семь утра по субботам и воскресеньям, причем радиола, судя по звукам, уперта динамиками в пол. Включив радио, соседка отправляется спать в другую комнату. Зло наказано, Добро может немного и отдохнуть – до следующей битвы.

Всё это происходило, рассказывал мне друг, угрюмо щуря невыспавшиеся глаза, не постоянно, а в периоды обострения. У соседки вообще-то есть справка, и в период просветления она ее другу даже показывала – мол, не судите строго, сами понимаете, я больна. Беда в том, что сделать ничего нельзя. Соседка далеко не буйная, оснований увозить ее на Палдиское шоссе у медицины нет. С семи утра в воскресенье музыку слушать уже можно. Особенно если колонками в пол – тогда другим соседям почти ничего и не слышно, так что и оснований жаловаться нет.

Очередной период обострения закончился у соседки в мае. И всё бы ничего, если бы рядом с домом, где живет друг, не начали строительство. Масштабное, шумное, пыльное, с тяжелыми вибрациями и прочими прелестями.

Строили в основном по рабочим дням. Но в какой-то момент, видимо, надо было что-то там то ли довыполнить, то ли перевыполнить – и строители бодро вышли на работу рано утром в воскресенье.

«И вот я просыпаюсь оттого, что дом дрожит, – рассказывает друг, – а на часах половина восьмого утра, воскресенье, и жутко хочется спать. И тут слышу: наверху возбуждается безумная соседка. Начинает орать и бегать по квартире. Понятно, что она тоже проснулась, и ей нехорошо. Пять минут побегала – а потом как включит свое радио!..» То самое, колонками в пол. И – шлеп-шлеп в другую комнату.

Потому что строителям не отомстишь, а хоть как-то излить горечь – надо.

Ну, понятно, друг опять в воскресенье не выспался. Но на этот раз он даже не может сказать, что соседка виновата. То есть – она, конечно, виновата, но понятно, что она – человек больной и реагирует, как дикий зверь, на окружающую среду.

Но не так ли и мы все – в той или иной степени? Не похожи ли мы на эту самую безумную соседку, не предпочитаем ли мы передавать раздражение как эстафету – вместо того, чтобы как-то гасить его в себе? И не страдает ли от этого кто-то еще «с той стороны» – кто совершенно ни в чем не виноват? А просто он говорит не на том каком-то языке или не в той семье родился, или живет не там где-то. А у нас тут своя большая боль, в которой виноват кто-то еще. И мы активно ищем, на ком бы отыграться.

Будь моя воля, я бы вместо игр в национальные идентичности пытался учить детей в школе именно этому – как поступать, когда ты подавлен, обижен, раздражен, зол, разгневан, называйте как хотите. Может быть, тогда количества зла в мире стало бы чуть меньше. Кто знает.