Яак Аллик: что нам делать с русским гетто Эстонии?

Яак Аллик. Фото: Elmo Riig / Sakala

Политики должны отдавать отчет себе и не бояться объяснить избирателям: около 30 процентов нашего русскоязычного населения – уже не мигранты, которым можно предъявлять требования, но люди, для которых Эстония – единственно возможный дом, а для многих и родина, пишет соцдем Яак Аллик.

Доклад о потенциале человеческого развития привлек наше внимание к фактам, которые нам и так известны – и которые никто пока не анализировал комплексно:

– в последние пять лет эстонские русские стали острее воспринимать социально-экономическое и политическое неравенство различных групп населения ЭР;

– на протяжении последних десяти лет эстонские русские всё меньше и меньше следили за местными эстоноязычными СМИ;

– этническая обособленность и в Эстонии в целом, и в Таллинне постоянно увеличивается;

– русскоязычное население всё больше сосредоточивается в районах, социально-экономическое положение которых в целом слабое;

– 50 процентов эстонских русских работает в преимущественно русскоязычных коллективах;

– эстонским русским в сравнении с эстонцами даже при равных предпосылках сложнее занять более выгодные рабочие места;

– среди родившихся и выросших в Эстонии эстонских русских второго-третьего поколения (25-34 года) эстонским устно и письменно владеет лишь половина, то есть меньшая доля (!), чем среди эстонских русских 35-49 лет;

– почти у всех живших в Таллинне в 2000 году людей с родным русским языком в 2000-2011 годах соседи стали более русскоязычными.

Ликвидация русского образования – предвыборная пропаганда

Цитировать доклад можно и дальше. И хотя в нем ни разу не говорится о гетто, что еще может всё это означать? Если бы в 1991 году кто-нибудь предсказал, что четверть века спустя русское гетто и доля граждан РФ в ЭР будут увеличиваться, это сочли бы безумием. Но сегодня положение именно таково. Вряд ли оно радует хоть кого-то, для кого ответственность – не пустое слово. Эстонские русские тоже явно не рады – как неоднократно подчеркивается в докладе, нынешняя ситуация сложилась не в результате их добровольного обособления.

Авторы пишут и о причинах. Они утверждают: интеграции препятствует отсутствие общих коммуникационных и медиа-сетей, а это, в свою очередь, итог разделения образования на эстоно– и иноязычное. Еще один вывод: построению общества интеграции мешает то, что эстонцы не горят желанием и особое не готовы приобщаться к общественной и культурной жизни эстонских меньшинств.

Что делать, не знает толком ни одна политическая партия.

Центристам это до сих пор было и не нужно – они наслаждались абсолютной поддержкой русскоязычного населения на выборах в геттоизированных регионах. Углубление противостояния было выгодно и Партии реформ. Реформистам не хочется что-либо делать по этому поводу, достаточно сказать, что в 2009 году, когда у них была возможность назначить министра народонаселения, они попросту ликвидировали эту должность. Предложение закрыть русскоязычные детсады и школы – предвыборная пропаганда, вызывающая в Ида-Вирумаа лишь ироническую усмешку. Если же эта партия придет к власти в Таллинне, мне не хочется верить, что они на манер большевиков станут осчастливливать людей насильно. Если, конечно, не исходить из того, что политтехнологическая цель реформистов – устроить новую «бронзовую ночь». Или кто-то всерьез считает, что в условиях нехватки молодых педагогов найдутся желающие «пойти в гетто», чтобы насильственно «эстонизировать» там русских детей? Ну а если вы думаете, что в младшей и средней школе это станут под кнутом Языковой инспекции делать русские учителя, вообразите, на каком языке будут говорить в итоге молодые русские – и какие настроения среди них будут преобладать.

И все-таки: что делать?

Начинать нужно с нас – с эстонцев

Я считаю, что начинать нужно с нас – с эстонцев. Один из авторов доклада, профессор Ану Реало пишет о том, что разделенная по языку и национальности Эстония опасна прежде всего для эстонского языка и эстонской культуры.

Признание этой истины может стать фундаментом для создания реалистической программы действий. Что означает, что политики должны отдавать отчет себе и не бояться объяснить избирателям: около 30 процентов нашего русскоязычного населения – уже не мигранты, которым можно предъявлять требования, но люди, для которых Эстония – единственно возможный дом, а для многих и родина. Это неизбежность, которую следует учитывать, и нужно похоронить надежду на их отъезд или ассимиляцию. Следовательно, наша цель – сделать наше русскоязычное население думающим по-эстонски, и знание языка тут – лишь средство.

В этом случае парадоксальным образом создание единой системы образования следует начинать не с угроз закрыть русские школы и детсады, но с признания права эстонских русских сохранять родной язык и получать на нем образование. Вместо принудиловки следует давать возможность выбора – и не считать, что родители не могут понять, что именно лучше для их детей. Это подтверждает и приведенный в докладе факт: уже сегодня часть русскоязычных родителей, социально-экономическое положение которых лучше среднего, отдают своих детей в детсады с языковым погружением и в эстоноязычные школы.

Для реализации такой свободы выбора следует двигаться (там, где это возможно) к созданию единой учебной среды. Обучение в таких школах надо проводить, естественно, на родном языке или, если найдутся педагоги, методом двустороннего языкового погружения. Наверняка найдутся и предметы, которые можно преподавать в смешанных группах. Воспитание ценностей в таких школах будет единым - и главное, там сформируется среда общения, необходимая для успешного обучения языку. Конечно, заодно нужно значительно улучшить обучение эстонскому языку начиная с детского сада. Но подросткам, которые точно не хотят связывать свою судьбу с Эстонией, нужно оставить свободы заканчивать гимназию с элементарным знанием эстонского.

Почему эстонский зритель не пойдет в «Линдакиви»?

Однако и такая скромная цель труднодостижима. В Таллинне идея столкнется с неприятием прежде всего не среди русских, а среди эстонцев. Всяческие бытовые страхи не стоит даже перечислять. Двуязычная школа означает, что в придачу к общему иностранному языку эстонские дети с самого начала должны учить и русский язык. Само собой, никто не может погнать детей в такой детсад и такую школу насильно; но для эстонцев возможность вложиться в реальные перемены для своих русскоязычных сограждан могла бы стать поистине патриотическим вызовом.

В Нарве создание двуязычных образовательных учреждений невозможно, поэтому следует учредить общенациональное движение, чтобы доля эстоноязычного населения в этом городе увеличилась до десяти процентов. Здесь нужна помощь государства, иначе жилищный фонд и социально-культурную инфраструктуру Нарвы не модернизировать. Поскольку сегодняшней 30-процентной надбавки к зарплате недостаточно, нужна система ротации, чтобы в Нарву хоть на время ехали работать преподаватели эстонского из числа эстонцев.

Конечно, такой план наверняка встретит противодействие и в известных русских кругах, которые лишатся важной политической кости в своем меню. Помнится, в бытность Евгения Осиновского министром образования был разработан очень реалистичный, в том числе по финансированию, план улучшения преподавания эстонского языка в русскоязычной основной школе вкупе с предоставлением свободного выбора на определенных условиях и на уровне гимназий. Оппозиционная тогда Центристская партия объявила этот план убийством русскоязычной школы, а партия IRL – попыткой русифицировать эстонскую школу. Понятно, что следующие министры выбросили этот план в мусорку и вместо конкретики потрясали лозунгами.

Другой вопрос – как сломать психологический барьер. В трех остановках от таллиннского Каубамая есть великолепный театральный зал – культурный центр «Линдакиви». Все мои попытки разрекламировать его в качестве зала для гастролей эстоноязычных театров наталкивались на стену: театры боятся, что эстонский зритель не пойдет туда даже на хиты.

Прийти к Бронзовому солдату – не подвиг и не предательство

Тем, кто жалуется, что русскоязычные люди не живут в нашем инфополе, надо бы сначала посмотреть в зеркало. В апреле при вполне драматических обстоятельствах в расположенном на главной площади столицы Русском театре сменился худрук, в мае в Таллинне прошел пятнадцатый фестиваль «Славянский венок». Русскоязычные порталы и телеканалы уделяли этим событиям большое внимание, эстоноязычная пресса о них даже не сообщила.

Квинтэссенцией отчуждения стала полемика вокруг мнения Михаила Кылварта: если бы на Песенном празднике прозвучала одна русскоязычная песня, у русскоязычного населения возник бы положительный интерес к этому празднеству. Десятки русскоязычных хоров уже много лет поют на этом празднике десятки эстоноязычных песен, однако звучало даже мнение, что одна русскоязычная песня способна отвратить эстонцев от праздника. Развивая мысль профессора Ану Реало, можно сказать наоборот, что такая песня не только не увеличила бы, но, напротив, уменьшила бы риск для нашей национальной культуры.

Эта история, как и желание запретить русскоязычное образование, прежде всего говорит о том, что многие эстонцы не чувствуют себя хозяевами в своей стране и оттого стараются всячески мучить бывших «хозяев», а на деле их детей и внуков. Однако каждое действие встречает противодействие.

Яркий пример – то, как благодаря СМИ и дурацким политическим выступлениям мы превратили празднование абсолютно понятного нашим союзникам дня окончания европейских сражений Второй мировой войны в настоящий «символ сопротивления» для русскоязычного населения. К Бронзовому солдату ходят чуть ли не так же, как в свое время ходили на Рождество в Тарту на могилу Куперьянова. Русский подросток, который к Бронзовому солдату не ходит, – трус и предатель, а эстонец, который ходит, – конечно, прокремлевский. Напомню, что в 2007 году венок к памятнику возложил Андрус Ансип, а в этом году – Силы обороны Эстонии, что доказывает: прийти к Бронзовому солдату – это не подвиг и не предательство своего народа.

Если вы верите в то, что после одной русскоязычной песни Певческий праздник перестанет быть священным, может быть, возложи премьер-министр цветы к Бронзовому солдату, этого хватило бы, чтобы «разрушить» весь сложившийся ритуал празднования?

Впрочем, если мы думаем о том, как разрушить праздники и ритуалы друг друга вместо того, чтобы их уважать или хотя бы понимать, об интеграции нет смысла даже говорить.

Тогда наше будущее ясно: гетто будет укрепляться.