Кайре Уусен: в Яне Тоом и других местных русских растет маленький эстонец

Кайре Уусен Фото: Mihkel Maripuu

Язык влияет на умонастроение, уверена колумнист Кайре Уусен. Если теряется язык, теряется и образ мысли народа, а новоприобретенный язык внедряет в нас новую национальность.

Если бы на протяжении многих лет сотни отчетов настойчиво и укоряюще не выпячивали тот факт, что большая часть проблем эстонского общества (его развития, богатства-бедности и так далее) происходит от его раздробленности, можно было бы, действительно, отказаться от интеграции и требований к изучению эстонского языка.

Вряд ли найдется эстонец, который захотел бы, чтобы его сосед другой национальности жил хуже, имел меньше возможностей найти работу и зарабатывать. Потому требование знать язык ни в коем случае нельзя принимать как выдуманное эстонцами наказание: на деле это возможность увеличить как свое личное благосостояние, так и общность и силу государства. Посмотрите на наших соседей: недавно переехавшие в Финляндию эстонцы рассказывали о своем опыте на Vikerraadio и в ходе разговора постоянно упирали на важность обучения финскому.

Они говорили о том, как это существенно – и о том, что, к своему удивлению, всего за пять или десять лет стали мыслить как финны. Даже если Эстония у них по-прежнему в душе и в крови, их дети уже ощущают себя финнами. Если так близко можно воспитать внутри себя «финна», чего уж говорить о более далеких государствах.

Ощущать вековые страдания в крови

Я понимаю, в чем тут подсознательная загвоздка для эстонцев: что будет, если сотни тысяч русскоязычных, а позднее и люди с другим цветом кожи выучат эстонский язык и станут решать, какой должна быть жизнь в Эстонии? На деле я более чем уверена, что и наши проблемы с восточным соседом вовсе не позади. Они возникнут вновь, вопрос в том, когда, в какой форме и как именно.

В мире, с одной стороны, ничего не меняется, а с другой – меняется очень многое. Поэтому, может быть, эстонцев не ждет новая Сибирь и новая эпоха мызников – но большие и сильные вновь могут придумать какие-нибудь способы завоевания мира посмекалистее.

Есть же народы, которые в прежние времена завоевывали мир, а сегодня малочисленны (причем они стали такими добровольно), они помнят прежнее величие, но не хотят повторять историю, потому что времена, увы, изменились.

Но вернемся к языку и образу мысли народа. Будем откровенны: эстонскость – это не только язык, это еще и способность ощущать вековые страдания в своей крови, помнить боль от кнута мызника и отождествлять себя с теми, кто уехал в Сибирь, – даже если ты сам там никогда не был.

Говорят, что знанием языка это ощущение не купишь и не обретешь. У меня после предыдущих текстов в рубрике «Мнение» спрашивали, в самом ли деле я хочу, чтобы люди, которые приехали сюда жить с иными, завоевательскими или своекорыстными мыслями, начали ощущать себя эстонцами и влиять на судьбу Эстонии. Например, Яна Тоом, человек образованный, владеющий эстонским, – в чьих-то глазах она почти современный Густав Наан (ученый, активно сотрудничавший с советской властью – прим. РМ). Или – не считаю ли я, что эстонцев должен насторожить опыт западных стран с мигрантами второго поколения, с их ненавистью и упрямством?

Это всё верно, но нельзя забывать, что во всем большом населении доля таких людей все-таки маргинальна. В каждом народе всегда есть определенный процент преступников или людей с определенными болезнями, а также диссидентов, борцов против чего-то, сумасшедших.

Большинство все-таки интегрируется, обретая язык в третьем-четвертом поколении, и забывает о прошлом почти полностью (если, конечно, речь не об обществе, в котором исторически или на протяжении долгого времени различные религии или этнические группы жили бок о бок).

Что до Яны Тоом или западного негативного опыта: да, здесь есть капелька правды, но у языка в более долгосрочной перспективе есть, так сказать, обновляющее, воссоздающее народ воздействие. Не хочу грузить статью статистикой, но посмотрите на судьбу финно-угров на просторах России. Национальный образ мыслей и национальное чувство сохранились в тех немногих из них, кто еще говорит кое-как на своем языке. Другие, ныне обрусевшие, могут в выгодный им момент сказать, что они финно-угры, но финно-угорской сути в их чувстве нет.

Маленький эстонец в тебе и во мне

Говоря коротко: когда теряется язык, теряется и образ мысли народа, а новоприобретенный язык внедряет в нас новую национальность, которая со временем начинает прорастать, если условия благоприятны. И если русскоязычные люди Эстонии обретут эстонский язык (не забывая при этом свой), их дети родятся уже с маленькими эстонцами в душе. Второе поколение умеющих говорить по-эстонски станет в общем случае думать уже так, как думает местный народ, третье и того больше – если условия благоприятны и всему этому не препятствуют.

Маленький эстонец начинает расти во всех, кто обретает эстонский язык; конечно, должны иметься также опыт жизни в Эстонии и связь с эстонцами. Если читать книги или колонки Джастина Петроне, очевидно, что маленький эстонец уже есть и в нем тоже. Ощущается маленький эстонец и в выучившем эстонский Говарде Фрайере, и в сотруднике Пищевого банка Пите Бурфейне, и во многих других.

25 лет назад, после конца эпохи талонов, в Эстонию приехал учиться и жить один датчанин-аристократ, выучивший эстонский язык. Да, совершенно иная жизнь его шокировала, но даже сейчас, четверть века спустя чувствуется, что маленький эстонец, возникший в датчанине в начале девяностых, до сих пор там. Датчанин попросту понимает эстонцев – а отсюда его потомкам уже недалеко до того, чтобы стать самыми настоящими эстонцами.

В тысячах посещающих Эстонию и восхищающихся ею иностранцах, которые никогда не учили эстонский язык и не жили эстонской жизнью, этот маленький эстонец не возникает, как бы прекрасны они ни были.

Моя родня со смешанными чувствами глядит в 1857 год. Для кого это год основания газеты Postimees, для кого год господского певческого праздника в Таллинне, а наш род тогда перестал быть светловолосым и голубоглазым – родился ребенок, выглядевший как южанин. И хотя темные волосы и быстро загорающая кожа встречаются в нашем роду по сей день, эстонский язык и эстонскость, несмотря на иноземное влияние на нашу кровь, у нас все-таки остались.

В мире таких примеров неимоверно много. Я встречала зарубежных эстонцев третьего поколения, которые с раннего детства говорили по-английски, и в них не было даже пол-эстонца, как в их матерях или отцах. Потомки многих депортированных эстонцев, оставшиеся в России, полностью обрусели и не имеют уже никаких связей ни с Эстонией, ни с эстонцами.

Так что можно смело сказать, что язык (и проживание в соответствующей среде) мощно влияют на наш образ мыслей, а прежде всего – на наше будущее и судьбу наших детей. Ладно, пусть Яна Тоом сегодня бесится, – не исключено, что однажды, совсем в другой (политической) обстановке ее маленький эстонец покажет себя.

Перевод с эстонского.