/nginx/o/2016/06/05/5478795t1hc031.jpg)
Путей у нас два: либо гегемония реформистов и, как следствие, русскоязычная община, которая будет всё больше противостоять Эстонии, либо более демократическая модель, в которой эстонские русские чувствуют себя частью этого государства. Наш выбор зависит от того, сумеют ли договориться центристы, пишет в Postimees политолог Тынис Саартс из Института обществоведения Таллиннского университета.
Центристская партия никогда не станет «проэстонской». Особенно для национально-консервативного мейнстрима. Если она откажется от модели интеграционной партии, старающейся согласовывать интересны эстонской и русской общин, она лишится и прежнего веса, и места в политике ЭР.
Но сохранять модель интеграционной партии нелегко. Внутрипартийные дрязги никуда не делись и могут в любой момент вспыхнуть вновь. ЦП после Сависаара ищет себя, пытаясь найти новую точку равновесия между интересами как русской и эстонской общин, так и более радикальным и более умеренным русскими крыльями.
Помимо всего этого нужно еще развивать внутрипартийную организационную культуру, делая ее более демократичной. От того, насколько удастся это партии премьер-министра, в политике ЭР зависит слишком многое, в том числе то, смогут ли реформисты восстановить свою прежнюю гегемонию – или в следующем десятилетии управление нашей страной станет более конкурентным.
Искусство срединного пути в политике
Сегодня мы оказались в совершенно непривычном положении: последние 15 лет русское меньшинство в Эстонии говорило голосом Эдгара Сависаара, а теперь русские впервые стоят за свои интересы сами. Смущение естественно: эстоноязычная общественность не привыкла к тому, что у здешней русской общины есть независимые представители – и что русские политики сами нащупывают пока границы: что можно говорить, когда и как.
В эпоху Сависаара всё было в норме: умелый политик точно знал, как дозировать мессиджи, чтобы русская община чувствовала, что говорят «свои», и при этом не трогать глубокие экзистенциальные страхи и исторические травмы эстоноязычных людей. Искусством срединного пути не владеют пока ни Юри Ратас, ни Кадри Симсон, ни Яна Тоом. Внутренний кризис ЦП показывает, что они хотели бы это искусство освоить.
Найти новую точку равновесия интересов русской и эстонской общины тяжело – политические оппоненты весьма заинтересованы в том, чтобы в ЦП вечно шла война и интересы людей различных национальностей казались как можно более неуравновешиваемыми. Ситуацию не упрощает и то, что часть центристов (скажем, две из «трех сестер») не видят ЦП как партию власти, но хотят и дальше жить с менталитетом эпохи Сависаара «мы против системы».
Это «против системы» не означает «против эстонского государства и конституционного порядка»: нет, эти центристы считают, что переходная модель, которую создали в 1990-х и 2000-х правые партии, абсолютно неправильна – и ее всю нужно переделать. Так может родиться совсем другое общество: левое, нейтральное в отношении России, скептически относящееся к Западу, и власть в нем равно делят русские и эстонцы. Но такие революционные перевороты для центристов под запретом, если ЦП хочет и дальше нести ответственность партии власти.
Между сотрудничеством и враждебностью
Менталитет партии «против системы» связан с другим камнем преткновения ЦП: водоразделом в самой русской общине, в которой уже в 1990-е были различимы более умеренное и более радикальное крыло. Умеренная часть была готова принять основы политики ЭР в области языка и гражданства и считает, что единственный способ защищать права русского меньшинства – это договариваться с эстонцами и стоять за постепенные перемены.
Менталитет более радикальной части лучше всего выражает слоган «Гражданство всем, русский язык – второй государственный!». То, что Яна Тоом переметнулась на сторону более умеренного крыла (к которому уже примкнули и Михаил Кылварт, и Михаил Корб), – событие знаковое: тем самым Тоом ясно дала понять, что у этнической русской партии, которая с сегодняшнего дня начинает представлять еще более жесткие (по сравнению с центристами) требования по «русскому вопросу», перспектив нет.
И все-таки ЦП придется еще поднапрячься, чтобы лучше соединить разные крылья. Очень большую роль здесь играет стиль принятия решений внутри партии и демократизация ее организационной культуры. Если верить Тоом, львиная доля споров идет как раз о том, как расширить круг членов ЦП, участвующих в принятии решений.
«Три сестры» предъявили, если учесть историю ЦП, совершенно неслыханные требования: в эпоху Сависаара было немыслимо, чтобы кто-то указывал руководству, с кем тому консультироваться при принятии решений и как ставить на место депутатов горсобрания. Переход от авторитарной партии, поддерживающей харизматического лидера, к более демократичной партийной модели, предполагающей коллективное управление, сразу произойти не может.
/nginx/o/2017/06/01/6732269t1hb25c.jpg)
Два пути и два менталитета русской общины
Требования Тоом гарантировали то, что перевес в управлении партией не будет на стороне тех, кто победил на осеннем съезде, на котором «сняли Сависаара». Это, в свою очередь, привлечет еще больше процентристских голосов русскоязычных избирателей, что может, конечно, стать причиной новых разногласий – однако для сохранения модели интеграционной партии такие голоса жизненно необходимы.
Какой должна быть эта новая точка равновесия интересов русских и эстонцев – тема для отдельного обсуждения. От того, будет ли такая точка найдена, в эстонской политике зависит всё больше. Ключевой вопрос в том, какой менталитет станет господствующим среди эстонских русских: менталитет диаспоры или менталитет меньшинства.
В первом случае они будут считать себя русскими, живущими в ближнем зарубежье, станут ассоциировать себя скорее с «русским миром» и не будут видеть большой разницы между своими и российскими интересами. Во втором случае они будут считать себя особой общиной со своими, особыми устремлениями. Их позиция не всегда будет совпадать с позицией эстонцев, но от желаний и картины мира Кремля она местами будет еще дальше.
Последний Доклад о развитии человеческого потенциала показывает, что русская община всё больше замыкается в себе, принимает защитную стойку, пространственно и коммуникативно обосабливается от эстонцев. Значит, день за днем всё глубже внедряется менталитет диаспоры. Если ЦП не удастся сохранить интеграционную модель и возникнет русская партия, менталитет диаспоры укрепится и того более.
Поэтому то, что происходит в ЦП, имеет ключевое значение для того, какими в ближайшее десятилетие будут отношения между национальностями в Эстонии. Надежда на то, что доминировать будет менталитет меньшинства, появится только в том случае, если будет достаточное количество уважаемых в русской общине политиков, которые, будучи членами наших партий, будут постоянно подтверждать, что у эстонских русских есть свои собственные устремления, которые не совпадают ни с повесткой дня Путина, ни с устремлениями местного национально-консервативного мейнстрима.
Расклад на ближайшие десять лет
Всем должно быть предельно ясно, что укоренение менталитета диаспоры влечет за собой более серьезную угрозу безопасности Эстонии, чем та, которая есть сегодня. В этой части как СМИ, так и ответственные политики должны делать три глубоких вдоха прежде, чем навешивать на всех русских политиков, позиции которых хоть немного отличаются от эстонского национально-консервативного мейнстрима, ярлык прокремлевских. Если долго орать «волки!», волки непременно появятся.
Распаду ЦП и рождению жизнеспособной русской партии обрадовались бы реформисты – их почти неколебимой властной монополии в следующем десятилетии ничто не угрожало бы. Почему? Возникновению русской партии сопутствовало бы формирование в Эстонии радикальной многопартийной системы. Политологи знают, что этот тип партийной системы характеризует сравнительно большая раздробленность (в Эстонии она могла бы быть и поменьше) и почти непреодолимая поляризация мировоззрений: в парламенте представлены и левые, и правые радикалы, а значит, коалицию могут формировать только ограниченное число более умеренных центристских партий.
В Эстонии в этом случае нерукопожатными стали бы как EKRE (правые радикалы), так и русская партия (левые радикалы – очень специфические), а в числе рукопожатных партий, в которое вошли бы ослабевшая ЦП, Партия реформ, соцдемы, «свободники» или IRL, сильнее всех были бы реформисты. Они вечно были бы в центре любой коалиции и после очередных выборов могли бы почти свободно выбирать себе под стать партнеров по коалиции.
Казус «трех сестер», конечно, был не каким-то развлекательным летним полит-шоу: это начало весьма многотрудного процесса, в ходе которого одна из крупнейших партий ЭР старается найти новую точку равновесия интересов эстонской и русской общины и создать более демократичную партию XXI века.
Удастся это или нет – вопрос, критический не только для центристов: от ответа на него зависит будущее эстонской политики на следующие десять лет. По большому счету сценариев всего два: либо почти неколебимая гегемония одной правой партии (реформистов) – и, как следствие, русскоязычная община, которая будет всё больше отдаляться от Эстонии и ей противостоять; либо модель, построенная на смене альтернатив (правые против левых, нейтральные к России против антироссийских), – модель, в которой эстонские русские чувствуют себя частью этого государства.
Перевод с эстонского.